Интересна и другая параллель с «Расстрелом горного эха». В этой песне эхо «отзывалось на крик, человеческий крик», и в том же 1974 году лирический герой скажет уже от своего лица: «Если где-то в чужой неспокойной ночи / Ты споткнулся и ходишь по краю, / Не таись, не молчи, до меня докричи — / Я твой голос услышу, узнаю. <…> Потерпи! — я спешу, и усталости ноги не чуют». Далее он встретится в «Балладе о вольных стрелках»: «Здесь того, кто всё теряет, / Защитят и сберегут: / По лесной стране гуляет / Славный парень Робин Гуд!». И следом — в «Живучем парне»: «Спешит надежный парень Гарри» /5; 409/, - как в песне «Если где-то в чужой неспокойной ночи…»: «.. я спешу, и усталости ноги не чуют».
Именно так всегда спешил на помощь сам Высоцкий: «Все ждут меня, всем нужен я — и всем визиты делай» («Песня Белого Кролика», 1973). Здесь герой сравнивает себя с загнанным зайцем: «Вот и ношусь я взад-вперед, как заяц угорелый» (эпитет «угорелый» применял к себе лирический герой и в «Баньке по-белому»: «Угорю я, и мне, угорелому, / Пар горячий развяжет язык»). А годом ранее (09.10.1972) Валерий Золотухин записал в своем дневнике следующую реплику Высоцкого о роли Гамлета: «Я помру когда-нибудь, я когда-нибудь помру… а дальше нужно еще больше, а у меня нет сил… Я бегаю, как загнанный заяц, по этому занавесу»[2244] [2245]. Кроме того, Высоцкий говорил на своих концертах: «Я, например, на “Гамлете” два килограмма теряю всегда. Это точно, я на весы вставал перед началом и в конце. Правда, я их также на-бираю»594. И эта деталь нашла отражение в «Песне Белого Кролика»: «За два кило пути я на два метра похудел».
Кстати, с «Расстрелом горного эха» содержит параллели и песня «Живучий парень»: «Жило-поживало веселое горное, горное эхо» = «Живет веселый парень Гарри» /5; 409/.
Оба непременно приходят на помощь: «Оно отзывалось на крик, человеческий крик» = «Придет надежный парень Гарри» /5; 409/; «Усилит и бережно в руки своих донесет» = «А другу — верный талисман».
Оба живучи: «Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье» = «Но он живучий парень — Барри». И обоих власть стремится уничтожить: «И эхо связали» = «Его тащили на аркане»; «Топтали и били, и глухо стонал перевал» /4; 433/ = «О камни били головой» /5; 409/. Но, несмотря на это, герои снова возвращаются к жизни: «Должно быть, воскресло убитое горное эхо / И снова до нас донесло человеческий крик» /4; 433/ = «Глоток воды — и вновь живой!».
С этим же связан мотив надежности вольных стрелков и «живучего парня»: «Нет надежнее приюта — / Скройся в лес, не пропадешь» = «Придет надежный парень Гарри» /5; 409/ (вспоминается также «Баллада о времени», 1975: «Если другом надежно прикрыта спина»), — несмотря на их бедственное финансовое положение: «И бездомные бродяги, / У кого одни долги» = «По горло он богат долгами»; «Кто без страха и упрека, / Тот всегда не при деньгах» = «Таков живучий парень Барри: / Полна душа и пуст карман». Данного мотива мы уже касались при разборе «Притчи о Правде» (1977), где главная героиня «долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах» (с. 483, 484).
Отметим параллель еще с одним «рыцарским» стихотворением, написанным в это же время: «Полна душа и пуст карман» («Живучий парень», 1976), «Известен мало, небогат. / Судьба к нему жестока, / Но рыцарь был, как говорят, / Без страха и упрека» («В забавах ратных целый век…», 1975), «Кто без страха и упрека, / Тот всегда не при деньгах» («Баллада о вольных стрелках», 1975). И о своих долгах лирический герой также говорит неоднократно: «За меня ребята отдадут долги» /1; 59/, «Ох, да помогите, помогите, помогите / все долги мне заплатить» /5; 625/, «Я весь в долгах, пусть я неправ, имейте снисхожденье!» /2; 396/. А сам Высоцкий, как известно, умер весь в долгах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И вольные стрелки, и «живучий парень» демонстрируют одинаковое отношение к оружию, которым им предстоит сражаться: «Да поглаживают луки, / Чтоб в бою не подвели» = «Поглаживая пистолет, / Ответит он небрежно: / “Пока еще законов нет, / То только на него надежда”». Этот же мотив встречается в песне «Я еще не в угаре…» (1975), где речь идет о самолете, на котором лирический герой должен совершить боевой полет: «Я машине ласкаю крутые бока».
В свете сказанного закономерно, что у всех людей — надежда только на Робина Гуда и на живучего парня Барри: «Все, кто загнан, неприкаян, / В этот вольный лес бегут, / Потому что здесь хозяин — / Славный парень Робин Гуд!» = «Пока в законах проку нет — / У всех лишь на него надежда».
Разумеется, и тот, и другой образ глубоко автобиографичны, поскольку это сам Высоцкий был для советских людей Робин Гудом и «живучим парнем», спешившим на помощь.
***
К образу вольного разбойника Робина Гуда и живучего парня Барри примыкает образ молодца из «Разбойничьей» (1975): «Выпадали молодцу / Всё шипы да тернии». Поэтому через полгода в концовке «Мореплавателя-одиночки» поэт выскажет пожелание: «Так поменьше им преград и отсрочек, / И задорин на пути, и сучков». -имея в виду, конечно, самого себя (интересно, что в рукописи «Разбойничьей» рядом со строкой «Выпадали молодцу» дается уточнение: «(Выпали мне)»; АР-13-110, - что подтверждает личностный подтекст песни.). Такие же испытания придется перенести и «живучему парню»: «Он кручен-верчен, бит о камни». При этом ему достаточно было выпить «глоток воды — и вновь живой!», как и в «Разбойничьей»: «Жаждал молодец, пока / Из живого родника…» (АР-13-109). В свою очередь, этот живой родник уже упоминался в стихотворении «Водой наполненные горсти…» (1974): «Шесть сотен тысяч равных порций / Воды живой в одной горсти». - что вновь напоминает «Разбойничью»: «Всё плевался он, пока / Не набрал из родника / Полные пригоршни» (АР-13-109). А другой вариант: «Всё плевался он, пока / Не хлебнул из родника». -имеет сходство с целым рядом других произведений: «Хлебаю я колодезную воду»[2246](«Смотрины», 1973), «Чем черт не шутит, что ж — хлебну, пожалуй, чаю» («Палач», 1977), «Что я хлебаю мир огромной ложкой, / Как в самый разнаипоследний раз» (набросок 1976 года /5; 622/), «Ничего, расхлебаю и эту похлебку, / Расхлебаю и этот котел» («Памятник», 1973; АР-5-131). Последняя цитата содержит мотив горечи, которую должен проглотить лирический герой, так же как в черновиках стихотворения «Муру на блюде доедаю подчистую» (1976): «Соль, перец, уксус подъедаю подчистую» (АР-2-52), — и в стихотворении «Я бодрствую, но вещий сон мне снится…» (1973): «Не привыкать глотать мне горькую слюну».
Если в черновиках «Разбойничьей» сказано: «Принялись за молодца / Круто да забористо» /5; 361/, - то и в «Гербарии», работа над которым началась примерно в это же время, лирический герой задается вопросом: «Берут они не круто ли?!» (сравним еще в наброске конца 1960-х, где он надеялся: «Не возьмут и невзгоды в крутой оборот» /2; 242/). Точно так же он охарактеризует своих мучителей в черновиках песни «Ошибка вышла»: «Но главный — терпелив и крут, / Плечо стянул жгутом. / Когда же раскаленный прут — / Сейчас или потом?» /5; 391/.
Во всех этих песнях встречаются похожие образы несвободы: гербарий, острог, тюрьма (психбольница). И герой понимает, что единственный выход — это терпеть молча: «Но я не извергал хулу, / Молчал, терпел, крепился» /5; 380/, «Терпи, из этих коконов / Родится что-нибудь» /5; 369/, «Тут на милость не надейся — / Стиснуть зубы да терпеть!» /5; 64/ (кроме того, строка «Тут на милость не надейся» вновь напоминает песню «Ошибка вышла: «Где-где, а тут не берегут» /5; 395/; а в «Дельфинах и психах» герой еще надеялся на милость главврача, который делал ему уколы: «Отпусти, молю как о последней милости»; АР-14-56).
