(9) Это мнение одержало верх. Собрание решило объявить царя главнокомандующим и отрядило к нему тридцать вождей, чтобы он с ними совещался в случае необходимости.
46. (1) Итак, собрание было распущено, и толпа разошлась по своим городам. На другой день царь держал совет с этолийскими апоклетами124 о том, откуда ему начинать войну. (2) Решено было первым делом напасть на Халкиду, чью стойкость недавно тщетно испытывали этолийцы125: для этого дела нужнее была быстрота, чем большие усилия и приготовления. (3) Итак, царь двинулся через Фокиду с той тысячей пехотинцев, что шла за ним от Деметриады. А предводители этолийцев выступили другой дорогой с немногими молодыми воинами и, встретившись у Херонеи с царем, последовали за ним на десяти палубных судах. (4) Поставив лагерь у Салганей, царь вместе с этолийскими вождями на кораблях переправился через Еврип. Когда он ступил на берег неподалеку от гавани, халкидские должностные лица и знать вышли за городские ворота. По нескольку человек от каждой стороны встретились для переговоров. (5) Этолийцы с жаром уговаривали халкидцев, не изменяя дружбе с римлянами, принять и царя в свои друзья и союзники: (6) ведь он переправился в Европу не для разжигания войны, а ради освобождения Греции – освобождения не на словах, не притворного, какое принесли с собой римляне, а на деле. (7) Ничто-де не принесет греческим городам такой пользы, как установление дружбы с обеими державами: тогда от несправедливости, причиненной любою из них, греков обезопасит верность и подмога другой. (8) Но если халкидцы не примут царя, то пусть знают, что ждет их в ближайшем будущем: римская помощь далеко, а враждебный Антиох у ворот, и противостоять ему собственными силами они не в состоянии.
(9) Отвечая на это, Микитион, один из халкидских начальников, сказал, что он удивлен: кого это собрался освобождать Антиох, оставив свое царство и переправившись в Европу; (10) ведь он, Микитион, не знает в Греции ни одного города, который имел бы римский гарнизон в своих стенах, или платил бы дань, или, связанный неравноправным договором, вынужден был бы против воли терпеть его условия. (11) Вот и халкидцы не нуждаются ни в спасителе их свободы – ибо они свободны, ни в заступнике – ибо, облагодетельствованные римским народом, они наслаждаются миром, как и свободой. (12) А от дружбы с царем они не отказываются и с самими этолийцами тоже – так пусть те для начала поступят по-дружески: покинут остров и удалятся. (13) Ведь халкидцы решили твердо: их в свои стены не принимать и даже никакого союза не заключать, иначе как с одобрения римлян.
47. (1) Когда этот ответ был передан царю на корабль, где тот находился, Антиох решил пока что вернуться в Деметриаду – не столько при нем было войск, чтобы сделать что-нибудь. (2) Там царь стал советоваться с этолийцами, как действовать дальше, коль скоро первое начинание сорвалось. Было решено испытать беотийцев, ахейцев и афаманского царя Аминандра. (3) И Антиоху, и этолийцам казалось, будто беотийское племя отвратилось от римлян еще со времен смерти Брахилла и последовавших за нею событий126; (4) они были также уверены, что ахейский вождь Филопемен ненавидит Квинкция127 и сам ему ненавистен из-за соперничества в Лаконской войне. (5) А жена Аминандра, Апама, была дочерью некоего мегалополитанца Александра, который мнил себя потомком Александра Великого128, почему и нарек двух своих сыновей Филиппом и Александром, а дочь – Апамой. (6) Просватанную за царя сестру сопровождал в Афаманию ее старший брат Филипп. (7) Этого легкомысленного человека этолийцы с Антиохом распалили надеждой на македонский престол: он-де выкажет свое истинно царское происхождение, привлечет Аминандра и афаманов на Антиохову сторону. (8) И это пустословие, эти вздорные обещания подействовали не только на Филиппа, но даже на Аминандра129.
48. (1) В Ахайе послы Антиоха и этолийцев были в присутствии Тита Квинкция представлены собранию в Эгии. (2) Первым выслушали Антиохова посланца. Суесловный, как все, кто кормится от царских щедрот, он наполнил моря и земли праздным звуком своих речей. (3) Он говорил, что в Европу через Геллеспонт переправляются бессчетные толпы конников, частью латников (их называют катафрактами130), а частью – наездников-лучников, от которых невозможно укрыться, – ведь они, даже спасаясь бегством, отстреливаясь на скаку, без промаха поражают противника. (4) Помянув эти конные полчища, и сами способные опрокинуть соединенное войско хоть всей Европы, царский посол добавил к ним и многочисленную пехоту. (5) Тут он принялся стращать ахейцев неслыханными именами племен, называя дахов, мидийцев, элимеев, кадусиев131. (6) Что же касается царского флота, какого никакие гавани Греции и вместить-то не смогут, то правое его крыло образуют сидонцы и тирцы, левое же – арадяне и памфилийские сидяне, а с этими народами никому и никогда не сравняться ни в морском деле, ни в доблести. (7) А уж о богатствах Антиоха и всяком военном снаряжении излишне, мол, и говорить: ахейцы сами знают, сколь изобильны золотом были от века царства Азии. Итак, продолжал посол, римлянам предстоит иметь дело не с Ганнибалом и не с Филиппом (ведь первый был главою одного только города, а второй царствовал лишь в Македонии), но с великим царем всей Азии и части Европы. (8) И хотя царь явился от самых дальних пределов Востока ради того, чтобы освободить Грецию, ни одно из его требований не понуждает ахейцев нарушить их верность римлянам – старым союзникам и друзьям. (9) Антиох не просит их браться вместе с ним за оружие и воевать против римлян – пусть только не берут ничью сторону. Им как общим друзьям пристало желать мира для тех и других, а не вмешиваться в войну. (10) Примерно о том же просил и этолийский посол Архидам: пускай-де ахейцы пребывают в бездействии – это самое простое и самое безопасное; оставаясь зрителями войны, они будут ожидать развязки чужих судеб, нисколько не искушая собственной. (11) Затем невоздержанность языка повлекла Архидама дальше, и он стал бранить то римлян вообще, то прямо Квинкция. (12) Он твердил о неблагодарности, попрекал их тем, что не только победа над Филиппом куплена-де этолийской доблестью, но даже спасение самого Квинкция и его войска – дело этолийцев. (13) Где и когда исполнял этот римлянин свои обязанности полководца? Его и в строю-то можно было увидеть, только когда он гадал по птицам, закалывал жертву и возглашал обеты, наподобие жалкого жреца-прорицателя, а сам Архидам тем временем вместо него подставлял свое тело вражеским стрелам132.
49. (1) На это Квинкций заметил, что Архидам больше думает о тех, в чьем присутствии он говорит, чем о тех, к кому обращается. (2) Ахейцам-то хорошо известно, что грозны этолийцы лишь на словах, а не в деле, больше на сходках, чем в боевом строю. (3) Так что не об ахейцах печется теперь Архидам – он знает, что им этолийцы и без того хорошо знакомы. Выхваляется он перед царскими послами, а через них – перед отсутствующим царем. (4) Если кто-нибудь раньше не смог понять, что же свело друг с другом Антиоха и этолийцев, то теперь ему это станет ясно из посольских речей: они по очереди лгут и бахвалятся мощью, которой у них нет, воодушевляя друг друга пустой надеждой и сами от этого воодушевляясь. (5) «Этолийцы, – говорил Квинкций, – рассказывают, будто они победили Филиппа, доблестью своею защитили римлян, а также, как вы только что слышали, что за ними пойдете и вы, и прочие города и народы; царь же, со своей стороны, чванится полчищами пехотинцев и конников, и уже моря не видно от его кораблей, (6) но все это очень похоже на тот обед, каким потчевал меня в Халкиде мой гостеприимец, хороший человек и радушный хозяин. Он обходительно принимал нас в разгар лета, а когда мы подивились, откуда у него в это время года такое изобилие разнообразной дичи, (7) он, улыбнувшись и не хвастаясь, как наши нынешние противники, объяснил, что все, казавшееся нам мясом различных диких зверей, изготовлено из домашней свинины с помощью разных приправ»133. (8) Это же самое, продолжал Квинкций, можно сказать о военных силах царя, которыми здесь только что бахвалились. Нам говорили о разных родах войск, поминали неслыханные имена различных племен – всех этих дахов, мидийцев, кадусиев, элимеев. Да это же всё сирийцы, а значит, душою скорее рабы, чем воины. (9) «А если бы мог я, ахейцы, въявь показать вам, как метался великий царь то туда, то сюда – из Деметриады то в Ламию на собрание этолийцев, то в Халкиду, – (10) вы бы увидели, что в царском лагере едва наберется каких-то неполных два легиона; увидели бы, как царь чуть ли не с протянутою рукой выклянчивает у этолийцев продовольствие, (11) чтобы выдать воинам хлебное довольствие; как он попрошайничает, как обещает лихву, моля ссудить ему денег для выплаты жалованья; как стоит у ворот Халкиды, а его туда не пускают; как возвращается в Этолию, повидав лишь Авлиду и Еврип. Зря доверился Антиох этолийцам, а этолийцы – царскому тщеславию. (12) Тем меньше у вас оснований вдаваться в обман – положитесь на проверенную и испытанную дружбу римлян. (13) А то, что тут выдают вам за наилучшее – не ввязываться в войну, – это самое невыгодное для вас. Ведь именно так вы, не стяжав благодарности и не явив достоинства, станете только наградой для победителя».
