мир, для чего отправили в Лукоморье русских послов.
Упоминается Лукоморье и в «Слове о полку Игореве»: туда отступают остатки армии Мамая после поражения на Куликовом поле в 1380 году. Здесь получается, что таинственная страна, населенная не фантастическими долгоспящими лукоморами, а вполне реальными половцами и татарами, расположена в Северном Приазовье[409].
Некоторые исследователи предполагают, что название «Лукоморье» в переводе с тюркского означает «луг у моря», то есть приморское пастбище. Такой вариант, кстати, соответствует русскому написанию топонима в литературных источниках XII века: «в луце моря», «из луку моря»[410].
Лукоморье, иллюстрация к поэме «Руслан и Людмила», 1890.
Российская государственная библиотека
Гораздо интереснее, конечно, другое мнение: будто море символизирует царство смерти и сновидений. Ученые приводят в пример Харона, который отвозил мертвых на тот свет по воде, и вспоминают славянскую богиню смерти Мору (Мару), предполагая, что основа в ее имени родственна основе *mor-t(h)-o – со значением «умирать». Отсюда Лукоморье, как и остров Буян, предстает «иным», неведомым миром, который точнее было бы назвать «тот свет»[411].
География небес
Скорее всего, представление о том, что «тот свет» находится в дальних пределах «света этого», – одно из наиболее архаичных среди тех, что сохранились в Древней Руси и дожили до наших дней в виде туманных воспоминаний в фольклоре. «Тот свет» размещен где-то там, за лесами, горами, а главное, за водными просторами или даже под водой:
Ты поди, душа, ты за три горы,
Как за первой горой там огонь горит,
За второй горой там смола кипит,
А за третьей горой там и змей шипит.
Вот и там душе, там и место ей,
Вот и там душе красование[412].
Причитания, которыми сопровождались на Руси похороны, дополняют картину «того света»:
…За темный леса, за дремучии,
За высокий горы, за толкучий,
Ко зари оно дитё да ко восточной…
‹…›
…Приукрылся наш надежный, родной дядюшка,
Он за темный леса, за дремучий,
За высокия горы, за толкучия,
За синий моря да за глубокии,
Вровень с облачкамы он да со ходячима,
Но луны он, наш свет, да подвосточной![413]
Впрочем, сохранились в крестьянской среде и отголоски представлений о переселении душ. Например, в Полесье бытовало поверье, что Бог наказывает за грехи человека, облекая его душу в тело животного[414]. К тому же зафиксирована старинная русская пословица: «Не бей собаки, и она была человеком»[415].
В Курганской области верили, что душа 40 лет обитает на «этом свете», среди живых, а потом ей устраивают Страшный суд, на котором Бог назначает срок для «отработки» грехов: от одного до девяти месяцев. Когда же душа мертвого обретает прощение, то входит в младенца[416].
Широко бытовало представление и о том, что душа после смерти человека живет в могиле. Если умершего не поминают, то она лежит там голодная и недвижимая. Если же по умершему много плачут, то в могиле скапливается вода и душа может даже утонуть[417]. Еще верили, что покойник сторожем стоит у кладбищенских ворот до тех пор, пока не привезут другого покойника – тогда он идет и ложится в свою могилу[418].
В рязанской Мещере полагали, что могила с покойником – это живот беременной Матери Сырой Земли. Как только могильный холм полностью оплывал, это значило, что погребенный человек искупил все свои грехи и возродился[419]. И повсеместно люди считали, что на «том свете» существует такая же жизнь, как на этом, но более строгая: там надо держать ответ за все прегрешения[420].
Судя по всему, изначально «тот свет» не был разделен на ад и рай: это произошло уже после распространения христианства. Несомненно, под влиянием христианства же развилось и представление о вертикальном строении мироздания: в нижнем мире «пекла», «ад», «преисподня», над ним мир земной, а выше него – небеса. «Многоэтажные» небеса наиболее полно описывает Вторая книга Еноха, которую мы рассмотрим подробнее.
Енох, литография У. Блейка, 1806–1807.
The Metropolitan Museum of Art
Здесь на первом небе живут и работают ангелы, отвечающие за погоду в нашем мире. Они управляют движением звезд и небесных светил.
И привели перед лицо мое старейшину владык звездных чинов, и показали мне путь (звезд) и движение их от года до года. И показали мне двести ангелов, которые управляют звездами и (всем) составляющим небеса. ‹…› И показали мне хранилища снега и льда… ‹…› И показали мне там и хранилища облаков, откуда они выходят и куда входят[421].
На втором небе заточены провинившиеся и отвергнутые Богом ангелы:
…И поставили меня на втором небе, и показали мне узников, подвергаемых безмерному наказанию. И там увидел я ангелов осужденных, плачущих, и спросил я у мужей, которые были со мною: «За что они мучимы?» И отвечали мне мужи: «Это отступники от Господа, не послушавшиеся повеления Господня и своею волею решавшие».
Третье небо – это тот самый рай: сюда осенью улетают перелетные птицы, здесь растет древо жизни и вечная благодать царит для праведников.
Место то несказанно прекрасно видом: всякое дерево благоцветно, и всякий плод зрел, и всевозможные яства изобилуют, всякое дуновение благовонно. И четыре реки протекают там покойным течением. И все, что рождается в пищу, прекрасно. И древо жизни на месте том, и на нем почивает Господь, когда приходит в рай.
Однако здесь же, далеко на севере, есть место «страшное весьма»:
…Всякая мука и мучение на месте том, и тьма, и мгла, и нет там света, но огонь мрачный разгорается всегда на месте том, и река огня растекается повсюду; и лед холодный, и темницы, и ангелы лютые и неистовые, имеющие оружие и мучающие без милости. ‹…› «Это место, Енох, уготовано нечестивым, творящим безбожное на земле».
На четвертом небе Еноху открылось движение луны и солнца, ему показали восемь огромных звезд, которые зависят от движения солнца; он увидел двенадцатикрылых ангелов, движущих колесницу солнца:
И когда проходит (солнце) через западные ворота, берут четыре ангела венец его и возносят ко Господу, а солнце поворачивает колесницу свою и идет без света, и возлагают на него венец (у восточных ворот).
На пятом небе Енох увидел воинство григоров, «которые отказались от Господа… сошли на землю… чтобы оскверниться женами человеческими». Были эти люди так угрюмы, печальны и молчаливы, что удивленный Енох спросил: