— Покорми его, дорогая, — обратился Амир к жене. — Нам с Винсентом нужно поговорить. Или, может, сначала пообедаем?
— Если ты хочешь обедать, Амирхан, то накрывай на стол сам! — заявила Таис, после чего взяла мальчика за руку и увела из гостиной, предварительно бросив очередной ненавистный взгляд на Лорену.
Напряженная пауза длилась с минуту, после чего я нарушил молчание.
— Что с ней происходит?
Амир покачал головой.
— Она никак не может оправиться от стресса, связанного с беременностью и родами. Я предлагал ей обратить смертного ребенка, так делали тысячи семей до нас, но она упиралась и хотела родить сама. Потеряла много крови, очень мучилась… ну, ты знаешь, как это у нас бывает в таких случаях. Если бы ее кормил только я, то она выздоровела бы быстрее, но это невозможно. Врач сказал, что когда мы начнем давать ему человеческую еду, Таис станет лучше, но до этого еще целых три года… все нормальные женщины не хотят рожать, боятся испортить фигуру, а эта — просто исчадие Ада какое-то! — Он в сердцах топнул ногой. — Какого черта ей вздумалось рожать самой, если есть куча смертных детей, которых можно обратить и жить счастливо?! Она что, смертная, которая появляется на свет только для того, чтоб рожать себе подобных десятками?!
— Смертные не рожают десятками, — вставила Лорена, сухо кашлянув. — И они далеко не всегда появляются на свет только для того, чтобы рожать детей.
— Да, иногда они вбивают себе в голову, что любят женщин, но потом все равно выходят замуж или просто беременеют и рожают. Это единственное, что вы умеете делать по-настоящему хорошо — беременеть и рожать.
Я положил руку ему на плечо.
— Амир, хватит. Ты перегибаешь палку.
— Вовсе нет! — Он стряхнул мою руку. — А для чего еще они нужны? Для секса? Не для еды точно — ты ведь их не ешь!
— Было бы намного хуже, если бы Таис до сих пор дружила с Даной, и та каждый день говорила ей, что дети — это унизительно. Тогда бы у вас вообще никого не было.
Амир жестом пригласил нас с Лореной следовать за ним и направился куда-то вглубь дома.
— Было бы еще хуже, если бы Дана решила забеременеть. Великая Тьма знает, сколько сил и нервов тебе бы понадобилось для того, чтобы это выдержать. Хорошо, что мы вынашиваем детей только три месяца.
Хозяин квартиры открыл одну из дверей, пропустив нас вперед, вошел следом. Комната оказалась рабочим кабинетом, интерьер которого был точной копией обстановки кабинета в парижском доме Амира.
— Извините меня, — сказал он, обращаясь к Лорене. — Обычно я хорошо отношусь к смертным. Сейчас я переживаю нелегкий период, мне трудно держать себя в руках.
— Все в порядке, — заверила его моя спутница. — Я уже наслушалась… странностей.
— Прошу прощения еще раз. Я на самом деле в отличных отношениях с людьми, Винсент подтвердит. Присаживайтесь.
Мы заняли удобные кресла у стола, а Амир подошел к окну и открыл тяжелые бархатные шторы.
— Я опасаюсь за ее рассудок — порой мне кажется, что она не в себе. Она начала пить кровь…
— Надеюсь, невашу, — произнесла Лорена и, поняв, что фраза вышла двусмысленной, беззлобно рассмеялась.
— Человеческую. Но она никогда ее не пила, даже не пробовала. А мою кровь она не пила уже давно. Я не помню, когда мы в последний раз друг к другу прикасались… даже чисто по-дружески.
Амир сел в «хозяйское» кресло и, подперев подбородок рукой, устремил взгляд в пространство.
— Все наладится, вот увидишь, — уверил его я. — Может, ты хочешь отдохнуть? Мы не торопимся, переночевать нам все равно придется у вас. Можно отдохнуть, потом поужинать, а после ужина говорить на серьезные темы. Тебе нужно поспать. Посмотри на себя — ты весь на нервах.
— Если я усну, то буду спать до утра. Последние несколько месяцев я сплю почти каждый день, но не восстанавливаюсь. Что там у тебя, Винсент? Про Незнакомку я знаю, ты, как всегда, вляпался в оригинальную историю, но про нее пока ничего конкретного сказать не могу.
— Ну, во-первых, Дана.
Амир поднял бровь.
— Что с ней?
— С ней все в порядке. Чего не скажешь обо мне, потому что она меня нашла.
— А ты думал, что она просто так оставит тебя в покое? Ты же знаешь Дану — если она вцепится, то уже хватку не ослабит. Для нее и раньше не было никаких законов, она, как и ты, подчинялась только Темному Совету. А теперь ей точно никто не указ. От клятвы кровью создателя она освободилась, но создатель не забрал у нее сердце. А сердцу, как известно, не прикажешь. Но что в этом плохого? Ты ведь любишь ее, Винсент.
Я вздохнул.
— Даже если и так… что с нами будет?
— Я могу снова обвенчать вас, уверен, что Рианна согласится. А даже если не обвенчать, то признать ваши отношения. Вы не сможете иметь детей, но это лучше, чем встречаться тайно.
— Наверное, нам стоит поговорить о деле, — вмешалась Лорена. — Ваши темные проблемы вы сможете обсудить потом. Тем более что они мне не интересны.
Амир перевел взгляд на нее, и она невольно вжалась в кресло.
— Неужели вы ревнуете? — спросил он вкрадчиво. — Не стоит. Винсент никогда не испытает с вами того, что он испытывает с Даной, а с Даной никогда не почувствует то, что чувствует с вами. Как вы, наверное, уже успели заметить, температура нашего тела немного ниже, чем у смертных. И, если вам в самом начале не очень приятно прикасаться к прохладной коже, а для нас контакт с теплой человеческой кожей — изысканное наслаждение.
— И на самом деле, давай поговорим о деле, Амир, — сказал я.
Он закивал, соглашаясь, и я положил перед ним фотографию Эдуарда.
— Взгляни на этого мальчика.
Пару минут Амир пристально изучал снимок.
— Эдуард Мун, известный художник, сын знаменитого Самуэля Муна, тоже художника. Пишет отличные картины, иллюстрировал книгу мифов и легенд Треверберга. Попался Незнакомке, бедняга, не повезло. — Он поднес фотографию к глазам. — На первый взгляд, ничего необычного, но эти глаза… где-то я уже видел такие.
— Где? — полюбопытствовала Лорена.
— Это было слишком давно, о смертная подруга Винсента. Наша память благосклонна к нам. Это было бы ужасно — помнить все, что с нами произошло за тысячи лет. — Он поднял голову и посмотрел на меня. — Самуэль Мун женат?
— Отдыхает между браками, — ответил я.
— Эдуард родился в Треверберге? Ты знаешь, кем была его мать?
Я взглянул на Лорену, и она пожала плечами.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что он не человек?
— Одно могу сказать точно, Винсент — глаза у него не человеческие. А в совпадения я не верю. Я слишком долго живу на этом свете для того, чтобы в них верить.
— Если это на самом деле так, что от него нужно Незнакомке?
— Хороший вопрос, Винсент. Для этого тебе нужно узнать, кто он такой. — Амир достал из ящика стола листок для заметок. — Узнай, кем была его мать. Как ее звали, чем она занималась, общаются ли они. Если она в городе или же не в городе, но они общаются, обязательно встреться с ней — тогда уж ты сам поймешь, кто она такая. А если они не общаются, то все равно хорошенько расспроси его. Я дам тебе адрес — эта женщина тебе поможет.
Амир написал три коротких строчки и передал мне листок.
— Бордель? — спросил я недоуменно, читая написанное. — Ты издеваешься?
— Бордель, — поморщился он. — Если это и бордель, то дорогой и изысканный, высшей пробы. Удивляюсь, как ты туда до сих пор не заглянул! — Он снова глянул на Лорену. — Можете пойти с ним. Вам там понравится.
— Спасибо, загляну обязательно, — уверила его она. — Сейчас мне хотелось бы перекусить. Давайте я помогу вам накрыть на стол.
Глава пятнадцатая
Эдуард
(1)
Если бы я знал, что меня ждет этим вечером, то, скорее всего, вообще не возвращался бы домой. Хотя сложно было даже предположить, какую чертовщину мне готовит моя судьба — после всего, что со мной произошло, я был готов к чему угодно. А поэтому спокойно вернулся с работы, потрепал Графа, выпрашивавшего еду, наполнил его миску до краев кормом из только что открытого пакета и, приготовив себе кофе, разместился за письменным столом со стопкой тетрадей: в школе начался период контрольных, и теперь свободного времени у меня было еще меньше, чем раньше.
Мне казалось, что после визита к Анне и последующих приключений я даже думать не буду о сне, но по возвращении домой уснул буквально через секунду после того, как положил голову на подушку. В ту ночь я спал глубоко и без снов, а с утра посмотрел на часы и убедился, что проспал все на свете, так как пребывал в объятиях Морфея больше двенадцати часов. Следующей ночью повторилось то же самое. А потом действие крови Даны (ничем другим я это объяснить не мог) сошло на «нет», и бессонница вернулась. Я даже почувствовал некое подобие радости — хотя бы что-то в моей жизни вернулось в свое русло.
