Он откланялся, включив в улыбку максимум обаяния. Братцы растерянно зашевелились. Вадим извлек из кармана брюк тряпочку, напоминающую носовой платок, и вытер пот с загривка. Матвею очень хотелось сказать, чтобы дедовская земля набилась в глотки им и соседу, но «пожелание» смахивало на языческое проклятие, к тому же он выдохся и смотрел на злосчастное отребье с невольной жалостью.
В лице блатаря проявилось заискивающее выражение. Выходя, он невнятно кинул Федоре что-то вроде «поздравляю». Вадим выдавил вполне корректную ухмылку:
– Прощай, что ли… Повезло тебе. Ключ под ковриком оставишь.
28
– Зачем вы солгали?
Матвей не смел повторить: «Если согласитесь, отправимся немедля». Усевшись за стол, он уткнул подбородок в скрещенные пальцы. У лжи десятки вариантов, у правды – один. Предложение завалила гора его же вранья.
Подражая гостю, Анюта подняла локотки на стол и утвердила лицо в ладонях. Носик ее покраснел, она переводила взгляд с тетки на мужчин и обратно.
– Дядя Матвей, вы сказали неправду? Мы с тетей Дорой никуда не поедем, и я не стану красавицей?..
– Красавицей ты станешь непременно, где бы ни находилась, – заверил Робик.
Матвей решил действовать обходным путем:
– Анюта, можно дать тебе важное поручение?
Девочка моргнула. Будто сквозь дождливую ночь засияли мокрые звезды.
– Да.
– Уговори, пожалуйста, тетю Дору, чтобы она согласилась ехать. У моего дяди есть свободная квартира, где вы могли бы пожить некоторое время, потом мы что-нибудь придумаем.
– Разве у дядей бывают дяди?
– Бывают. У меня и папа есть.
– Вы… не врете? – смущенно спросила Анюта, и Матвей тоже смутился.
– Не вру.
– Честное слово?
– Честнее этого честного слова на свете нет.
– А Пенелопа Круз с нами поедет?
– Обязательно. Это честь для меня и дяди Робика.
Девочка порывисто обняла Федору, заглядывая ей в глаза:
– Тетя Дора, поедем?.. Пожалуйста! А то ведь нас завтра выгонят!
Женщина вздохнула, бессильная против далеко зашедшей Матвеевой уловки.
– Анюта права, – усугубил Робик. – Вы ничем не рискуете и ничего не теряете, в этом городе у вас, похоже, нет будущего…
В багажник свободно вместились небольшая кладь и ценности – скатанные в рулоны Маринины картины. Федора накинула тонкое пальто из дешевой серой плащовки. Обретя форму на стройном теле, неказистое пальто чудесно преобразилось в скромную, но вполне элегантную вещь. Матвей неожиданно для себя подумал, что купит одежду, достойную этой красивой женщины.
Они заезжали то в паспортный стол, то в детскую поликлинику за Анютиной медицинской картой, то в библиотеку сдать книги (по их подбору Матвей отметил литературный вкус читательницы), взяли ребенку креслице в автошопе и поужинали в кафе, пока мойщики приводили в порядок извозюканную в грязи «Шкоду».
Выполнив необходимые формальности, Федора, кажется, уморилась, под глазами легли синеватые тени. Ей осталось проститься с могилами родных, да и Матвей хотел положить букет на могилу Марины. Нехорошо, конечно, в поздний час тревожить кладбищенский покой, но другого времени не будет.
Кладбище находилось в лесном массиве неподалеку от улицы, где стоял дом сестер, теперь уже бывший, и пришлось возвращаться туда через весь город. Здания наступали и отлетали назад, словно в нескончаемом хороводе. В текучем мельтешении света глаза Федоры отливали всеми оттенками зеленого. Женщина покидала не просто город – она уносилась от дорогих ей улиц детства, бульваров юности, и Матвей был рад хотя бы тому, что не видел в ее лице обреченности. Анюта спала с куклой в обнимку на прихваченной подушке. Креслице пока отставили, вряд ли в вечернем городе остановит дорожный патруль.
Матвей заново переживал то, что им было сказано Поливанову, воображая более взыскательную и лаконичную речь. Из ума не выходила угроза дельца: «Неужели вы хотите, чтобы ваша драгоценная девочка попала в детдом?» Отнять ребенка у Федоры при его возможностях – раз плюнуть…
Машина сгустком тьмы благополучно въехала на территорию кладбища и тихо покатила мимо бесхозных еще стел, выставленных на продажу. Из леса доносилось чистое дыхание сосен. По две розы осталось на могилах матери и деда сестер. Перед могилой, огороженной простым штакетником, Матвей направил фары автомобиля на деревянный памятник с фотографией Марины. На холмике упокоились остатки букета с вынутым нечетным цветком. Розы начали вянуть, их обманчиво свежее благоухание стало слаще. На лес опускался мрак холодной ночи, и вдруг выплыла из облаков луна.
Федора плакала – плечи дрожали. Матвей привлек ее к себе и обнял по-дружески, как обнял бы Эльку, но женщина отстранилась, овеяв прохладой. Озябла, пора ехать. Матвей обернулся, уверенный, что Робик стоит рядом, и не увидел его. В машине тоже не оказалось. Что за ерунда? Куда ушел, как давно?..
Девочка безмятежно спала. Пенелопа Крус смотрела из-под ее локтя недреманным оком. Самые нежные существа на земле – это цветы и маленькие спящие девочки. За гранью печального мира раздавался машинный гул, брехали собаки. Матвей вгляделся в глубину меченого пирамидками леса. Пойти, что ли, поискать Робика? Не кликать же на весь погост.
– Федора, погрейтесь в машине.
– А вы?
– Я поищу господина Ватсона.
– Он… где?!
– Не бойтесь, я скоро.
Светлое пятно замаячило вдали у дороги. В голову Матвея полезли дурные мысли. Те лишенные разума мысли, которые иногда заставляли его с подозрением относиться к числу 13, стучать по дереву и поплевывать через плечо. Решительно шагнув вперед, он остановился: Федора звала. Казалось, ушел далеко, а обратно прибежал за несколько секунд.
– Матвей, может, нам поехать навстречу Роберту?
– А если он придет по другому пути и не застанет нас?
– Тогда… подождем? – неуверенно попросила она.
Матвей курил сигарету за сигаретой. Пять минут… десять… Луна сияла в полную силу, черный лес возвышался, как чугунные ворота в преисподнюю. Три минуты. Пять. Семь… Да что такое! Он больше не мог ждать.
Развернутые фары высветили Робика. Матвей обмяк от радости и только поэтому не пристукнул его на месте.
– Где ты был?!
– Где ты был, Робин Крузо, где ты был? – весело передразнил Робик голосом грассирующего попугая. – Вынеси, пожалуйста, бутылку воды из машины, руки вымою.
– От крови! – ужаснулся Матвей. – Ты грохнул Поливанова?!
– Я не киллер. Я – оператор.
– В смысле операций?.. – Ничего не понимая, Матвей лил Робику на руки воду.
– Да, в некотором смысле. Примерно столько же времени уходит на аппендэктомию.
Робик тер пальцы так тщательно, будто впрямь вырезал кому-то аппендикс без перчаток.
– Зачем ты туда пошел?
– Во-первых, близко. Во-вторых, душа просила. В доме – гудеж на всю улицу! Люди с «бабками» решили погулять напоследок. Я сильно жалел, что под рукой не было селитры и клея «Момент». Хотелось устроить гадюшнику небольшой праздничный салют…
– Опять пиротехника?!
– В этот раз просто техника, – успокоил Робик, закуривая. – Строительная, с которой ты работаешь. Пригодилась практика у тебя на полигоне: я использовал экскаватор в операции «Роза». У машинистов и хирургов одна функция – они оперируют.
– Разве двор Поливанова не на сигнализации?
– Не заметил признаков. Поливанов доверяет охранникам, и зря. Я сидел в экскаваторе, когда они обошли усадьбу зигзагами и вернулись к соседям догуливать.
– А если бы поймали?!
– Не поймали же! Хотя было, конечно, чего бояться. Могли заметить мою возню с проводками, свет лампочек, услышать рев двигателя. Потом экскаватор въехал в палисадник под окна, и я думал, как бы вовремя дать деру.
– Ну, ты наглый…
– Не наглый, а смелый. Они на другой стороне пировали. Я без проблем загреб помойку ковшом, вернулся к вилле и вывалил мусорный бак в окно башни, где пошире. А на подоконнике оставил розу. Ту, лишнюю.
Таким взбудораженным Матвей не видел друга, пожалуй, со времени драки в «Пятом элементе». Все еще пребывая в эмфатическом состоянии, Робик сел за руль, и машина резво затряслась по весенним ухабам.
– Мелодраматично вышло с розой, – заметил Матвей.
– Ты считаешь? – непритворно огорчился Робик. – А я-то радовался, что Поливанова роза особенно взбесит…
– Охранникам завтра попадет.
– Пусть не пьянствуют на службе, – ухмыльнулся он.
– Хозяин их вышвырнет.
– Псам полезно менять хозяев. Кстати, собака сильно лаяла, и хоть бы хны… Ты зацени работу оператора, наставник! Я ни одного действия не перепутал: вперед, назад, поднять ковш, опустить ковш…
Он еще жаждал лавров!
– Поливанов посадит тебя за хулиганство.
Робик засмеялся.
– Кто будет искать Ватсона с Куприяновым в Германии и художника Яна Ивановича Вермеерского в стоге географического сена?
– А «Шкода»?
– Номер был заляпан грязью. – Робик лихо свиражировал на шоссе. Вечер перешел в ночь, транспортный поток поредел.
