– Какой смысл траву в микроскоп разглядывать? – искренне недоумевала Таня. – Чего нового узнаешь? Ну, зеленая она.
Но больше всего их поражало, что Настя регулярно за счет НИИ ездила в командировки, причем в такие страны, куда сама ни за что не отправишься, потому что это больно дорогое удовольствие, на один билет тысячи уйдут.
– Вот бы так устроиться, – с откровенной завистью воскликнула Олеся, – небось Настя за один день всю работу сделает, а потом валяется пузом вверх на пляже.
– И она мать ни в какие клиники раньше не сдавала, – подвела итог Таня, – Люся сама великолепно жила. Никаких особых заморочек у нее не было.
– И болезни мы не замечали, – сообщила Олеся, – ну заговаривалась иногда. Вот недавно она села с нами и про какие-то полмиллиона баксов заговорила. Вроде их то ли украли у нее, то ли отняли. Мы так толком и не поняли.
В этот момент из подъезда вышла пара: молодая, хорошо одетая женщина и мужчина лет шестидесяти в дорогом льняном костюме. Увидев сплетниц, дама, ухватив своего кавалера за рукав, поволокла его на крейсерской скорости за угол. Таня и Олеся сразу же стали обсуждать увиденное.
– Во! Теперь все ясно!
– Муж на отдых укатил, а она с любовником!
– Да уж!
– Вот откуда ее прикиды!
Воспользовавшись тем, что гарпии занялись обсасыванием косточек незнакомой девушки, я встала и нырнула в подъезд. Значит, Настя неожиданно отправила Люсю в больницу, психиатрическую. В таких заведениях, как правило, замечательная охрана. Бедной Людмиле Сергеевне нечего и думать о том, чтобы сбежать оттуда. И желание поместить мать почти что в тюрьму возникло у Насти после моего вчерашнего визита. Однако она шустрая девица, за одно утро решила проблему. Или я ошибаюсь? Может, «акция» готовилась давно? Помнится, во время нашего разговора Настя упомянула подругу матери, некую Нинель Иосифовну, живущую на седьмом этаже. Мне следует расспросить сначала даму, а потом уже делать выводы.
Нинель Иосифовна мирно переваривала очередное «мыло». Когда она, без всяких вопросов, распахнула дверь, я услышала громкий диалог:
– Педро, клянусь, он наш сын.
– Ты обманывала меня сотни раз!
– Поверь, Педро!
– Прощай, Розалия.
Следом раздались истерические рыдания.
– Что-то вы сегодня рано! – громовым голосом протрубила Нинель Иосифовна. – Обычно после шести приходите.
Я не успела удивиться, как хозяйка втолкнула меня в комнату и, сев к столу, стала закатывать рукав блузки.
– Ну, – гремела она, – что же вы замерли? Опять новенькая! О чем ваш главный врач думает? Каждый день другая приходит.
– Я не медсестра.
– Дорогуша, вынимайте аппарат.
– Не работаю в поликлинике.
– Еще мне укол надо сделать.
– Педро, прости, прости, прости… и… и… и.
– Проклинаю тебя, обманщица!
– Ну, меряйте же давление, – завопила Нинель Иосифовна, перекрывая диалог в телевизоре; она явно не расслышала ни одного сказанного мною слова.
– Педро! Не уходи… и… и… и!
У меня от шума закружилась голова. Увидев на столе пульт от телевизора, я нажала на красную кнопку. Наступила блаженная тишина.
– Вы забыли тонометр? – совершенно нормальным голосом осведомилась Нинель Иосифовна.
Я быстро объяснила ей цель своего визита. Пожилая дама засмеялась и опустила рукав.
– Давление скачет как бешеное, вот мне и прописали уколы, а в поликлинике творится невесть что! Ни разу одна и та же сестра дважды не появилась. Вы уж извините.
– Это вы простите меня, ворвалась без приглашения, но я никак не могу дозвониться до Люси, вот, забеспокоилась, приехала и лишь сильней разволновалась. Дома никого нет. Ну, Настя, предположим, за растениями укатила, а Люся-то куда подевалась? С ней все в порядке? Она мне сказала, что вы дружите.
Нинель Иосифовна поправила аккуратную прическу.
– Общаемся по-соседски. Я одна живу, поговорить не с кем. Люся тоже, хоть и при дочери, да сама по себе. Настя не слишком заботлива. Нет, не подумайте чего плохого, она мать содержит: кормит, поит, одевает. Некоторые-то детки своих родителей вон выгнали, живите, мол, как хотите, на пенсию, у самих денег нет. Настя не из таких, но вот общаться с мамой ей некогда, все по заграницам разъезжает. Правда, Люся в последнее время немного странной стала: заговаривается, истории дикие рассказывает.
– Про свадьбу Насти и миллиардера? – улыбнулась я.
– Нет, – удивленно покачала головой Нинель Иосифовна, – такую я не слыхивала. Мне она другую преподнесла. Просто бредовую, про потерянные полмиллиона долларов. Старость – не радость. К сожалению, возраст бьет в первую очередь по голове. В быту Люся казалась нормальной, а вот в остальном… Ее на этой истории просто заклинило, рассказывала ее постоянно, каждый раз с новыми подробностями.
– Может, это правда? – тихо спросила я. – Люся всю жизнь хранила в себе страшную тайну, ну а к старости потеряла бдительность и принялась болтать о потерянном состоянии.
– Милая моя, – усмехнулась Нинель Иосифовна, – Люся и Настя переехали в этот дом на моих глазах, ну… не припомню когда. Живут они тут не с самого начала. Так вот, мебель у них скромная, ничего с момента вселения нового не купили, одежда самая простая, продукты покупают без изысков. Уж поверьте мне, какое там богатство!
– Ну, насколько я поняла, злополучные доллары пропали, вроде их сожгли.
– А мне Люся сообщила, что узнала правду, – засмеялась Нинель Иосифовна, – вроде деньги нашлись, их припрятали на даче, то ли в доме, то ли в саду зарыли. Надо было ехать их искать. Только Люся боялась. Дом Леонардо продали.
– Ничего не понимаю, – подскочила я.
Нинель Иосифовна улыбнулась:
– Я тоже.
– Что же она говорила?
– Ерунду. Якобы у ее мужа был великий талант и он на продаже своих картин заработал кучу денег, больше полумиллиона долларов. Я-то сразу поняла, что Люся заговаривается. Ну разве возможно за мазню получить бешеные деньги? Вон у метро художники стоят, вполне симпатичную картинку рублей за триста отдают.
– За полотна Ренуара сейчас платят миллионы в валюте…
– Ну, муж Люси-то был совсем не Ренуар, – усмехнулась Нинель Иосифовна, – что бы она мне ни говорила. Я никогда не слышала про художника по фамилии Трошев. Он якобы свои деньги дал на сохранение лучшему другу, Леонардо. Я это имя хорошо запомнила, уж больно оно для нас странное. А этот прохиндей, когда супруг Люси внезапно скончался, их не вернул, сообщил, что доллары погибли. Вроде у него на даче пожар приключился, а он там чемодан с купюрами прятал. Люся, наивная душа, поверила. Но потом к ней заявился один ее очень старый знакомый и сообщил: мол, деньги целы, просто они спрятаны в надежном месте. Мужчина точно не знал где, но ясно одно: они на даче. Дом давно продан, а новый жилец и не догадывается о том, на каком сокровище сидит. Надо, дождавшись его отсутствия, пошарить в здании. Люсенька страшно оживилась. Она долго рассказывала мне про то, как поступит со вновь обретенным богатством, строила просто наполеоновские планы.
Нинель Иосифовна замолчала, потом с горечью добавила:
– Знаете, стало понятно, что у Люси непорядок с головой. Я поколебалась и примерно месяц назад позвала к себе Настю и рассказала ей эту историю.
Девушка молча выслушала соседку, а потом сказала:
– Нинель Иосифовна, я очень прошу, если мама снова заведет при вас идиотские россказни, остановите ее. Она потом дома рыдать начинает. Слышала я про сии миллионы, только никогда их у нас не имелось. Мой папа, земля ему пухом, был замечательный человек, но неудачник. Конечно, он писал картины и даже называл себя художником, только с таким же успехом и я могу величаться балериной. Отец работал дворником, а живопись являлась для него хобби. Мы жили бедно, знаете, на что перебивались, пока я себе хорошую работу не нашла?
– Нет, деточка, – ответила Нинель Иосифовна.
– У мамы была огромная квартира, доставшаяся ей от бабушки, – объяснила Настя, – Люся ее продала, приобрела жилплощадь в вашем доме, а разницу мы стали проедать.
Закончив рассказ, Нинель Иосифовна грустно подытожила:
– Вот что старость с людьми творит.
– А сейчас где Люся? – тихо поинтересовалась я, вспомнив слова Клавы о том, в какой дыре проживали до смерти Марфы Люся и Настя.
Нинель Иосифовна нахмурилась.
– Ее сегодня в дом отдыха отвезли. Она со мной попрощалась. Такая веселая была, бедняжка, просто в восторге. Рассказала, какое чудесное место, под Москвой, палата отдельная, кругом лес, питание четырехразовое и компания хорошая, всем за шестьдесят…
– Почему же вы назвали ее бедняжкой? – удивилась я. – По-моему, наоборот, Люсе повезло. В городе духота, дышать нечем, в Подмосковье сейчас чудесно, зелень, птички поют!
Соседка грустно улыбнулась:
– Знаете, Люся мне утром позвонила и так скороговоркой бросила: «Пока, пока, за мной машина пришла».
