— Будем возвращаться сюда хоть каждое утро, — сказал он. — Пока не дождемся яркого рассвета. Потом перейдем ко второму уроку.
Выбора у Элли не было, пришлось согласиться. На обратном пути, в шлюпке, девочка хранила ледяное молчание, чувствуя, что ее решимость перехитрить Макгилла крепнет с каждой минутой.
Женщина, которой овладела Элли, снова обрела контроль над телом. Бросив взгляд на предупреждение, появившееся на стене, она уверилась в том, что все истории, которые люди рассказывали об этом доме, верны. Она немедленно связалась с риэлтором и выставила дом на продажу, будучи уверенной в том, что ей и ее мужу лучше уехать из Эмитивилля как можно дальше.
«Опасайтесь печенья “Фортуна”, попадающего в Страну затерянных душ, — пишет Мэри Хайтауэр в книге “Внимание! Это касается тебя!”. — Эти бисквиты — орудия зла, и самое лучшее, что ты можешь сделать — держаться от них подальше. Не поддавайся соблазну! Обходи стороной китайские рестораны! От проклятых бисквитов у тебя сгниет и отвалится рука. Достаточно один раз коснуться их».
Глава девятнадцатая
Смертельные китайские бисквиты
Макгилл безропотно позволил Элли проводить с ним уроки, во время которых он достиг — по крайней мере, так ему казалось — третьего уровня подготовки по вымышленной программе обучения. Теперь он, предположительно, обладал «духовным зрением» и мог отличить людей, которыми потенциально можно было овладеть. К сожалению, разглядывая людей, Макгилл не видел разницы между ними, но Элли в этом он ни за что не признался бы. Умение «видеть душой» придет, убеждал он себя. Пока он будет заниматься подготовкой более высокого уровня, оно разовьется само собой. По крайней мере, ему бы очень этого хотелось.
Во время второго урока ему пришлось следить за человеком в течение суток. «Смысл в том, — объяснила Элли, — чтобы настроиться с объектом захвата на одну волну». Для этого требовалось точно знать, когда и что человек делает. Сопровождать человека в течение двадцати четырех часов оказалось непростым делом, так как живые люди могут использовать средства транспорта, недоступные для призраков. Макгилл несколько раз выбирал для себя объект наблюдения, но тот либо садился в машину, либо в поезд, а однажды даже на вертолет. В результате человек на большой скорости уносился в неизвестном направлении, и догнать его пешком не было никакой возможности.
Проведя несколько дней в бесплодных попытках, Макгилл нашел того, кто волею судьбы оказался неспособным куда-либо уехать — заключенного, сидящего в местной тюрьме. Проведя двадцать четыре часа в камере, наблюдая за несложными делами сидящего там человека, Макгилл с триумфом вернулся на «Морскую королеву».
Третий уровень оказался еще сложнее. Элли объяснила ему, что необходимо совершить самоотверженный поступок. Макгилл даже и представить себе не мог, что это такое.
— К примеру, ты мог бы выпустить одного-двух ребят из колокольной камеры, — предложила Элли.
Но Макгилл наотрез отказался от этого предложения.
— Это нельзя считать самоотверженным поступком, это будет что-то вроде обмена. Корыстный поступок, — объяснил он.
Да уж, задача была непростой, ведь требовалось проявить истинную самоотверженность. Макгилл решил обратиться к предсказаниям, содержащимся в бисквитах «Фортуна». Элли пошла в каюту, а он тем временем запустил клешню в плевательницу и извлек печенье. Раздавив его, он, как всегда, обнаружил клочок бумаги с надписью: «Ответ придет, когда забудется вопрос».
Раздраженный Макгилл бросил крошки за борт вместо того, чтобы отдать их матросам.
Текущим состоянием дел был недоволен не только Макгилл: Элли в душе ругала себя за глупость. Неужели она всерьез полагала, что сможет добиться освобождения друзей при помощи такого грубого трюка? Да, придуманное ею задание «третьего уровня» помогло ей выиграть время, но если Макгилл просто физически не приспособлен к совершению самоотверженных поступков, он разозлится и уже никогда не успокоится. Это тупик, подумала Элли.
Она пользовалась относительной свободой передвижения на корабле. Даже члены команды не имели таких привилегий. Проблема была в другом — с Элли творилось что-то неладное. Каждый раз, когда она смотрелась в зеркало, девочке казалось, что с отражением не все в порядке. Было ли это обманом зрения или одно ухо действительно было больше другого? Во рту появился кривой зуб, но Элли не помнила, чтобы раньше замечала такой дефект. Глядя в зеркало, Элли гадала, сколько времени пройдет, пока она станет таким же уродцем, как остальные пираты. Однажды днем Элли стояла у борта и размышляла об этом, ища глазами берег. Но его не было видно. Погода была ясная, но до самого горизонта ничего, кроме просторов океана, видно не было. Ей казалось, что «Морская королева» всегда идет вдоль берега, но теперь они явно поменяли курс и вышли в открытое море. Элли расстроилась. Она и так знала, что не принадлежит к миру живых, но когда люди постоянно были где-то рядом, ей казалось, что связь между ней и прошлой жизнью сохраняется. Согласно ее подсчетам они должны были быть где-то в районе Нью-Джерси, точнее, вблизи южной части побережья штата, а ее родители как раз там и жили. Но берега видно не было.
Пока Элли смотрела на океан, к ней, как обычно, неуклюже ковыляя, подошел Макгилл.
— Почему мы ушли далеко от берега? — спросила Элли. — Ты вроде бы собирался ловушки проверять?
— В Нью-Джерси у меня ловушек нет, — ответил он.
— И что? Зачем же уходить в открытое море?
— Я сюда пришел не для того, чтобы отвечать на дурацкие вопросы.
— Тогда зачем ты пришел?
— Я стоял на мостике, — ответил Макгилл. — И увидел, что ты стоишь у борта. Вот и спустился, чтобы проверить, все ли у тебя в порядке.
Забота, проявленная Макгиллом, показалась Элли еще более омерзительной, чем слюна, сопли и пот, обильно вытекавшие из различных отверстий в теле чудовища. Макгилл поднял покрытую шелушащейся кожей трехпалую клешню, взял Элли за подбородок и повернул ее лицом к себе. Элли посмотрела на его раздутые пальцы. Они были покрыты бледно-фиолетовой кожей, как на брюхе у рыбы, пролежавшей трое суток на солнце. Не в силах сдержать отвращение, девушка отшатнулась.
— Я внушаю тебе омерзение, — сказал Макгилл.
— Мне кажется, ты именно этого и добиваешься, — ответила Элли.
Она поняла это сразу, как только впервые встретилась с чудовищем лицом к лицу. Макгилл гордился своей устрашающей наружностью и никогда не упускал возможности сделать что-нибудь отвратительное. Надо сказать, что в этом вопросе никто не мог с ним сравниться по части изобретательности. Но в тот момент Элли показалось, что он почему-то недоволен собой.
— Мои руки могли быть понежнее, — сказал он. — Я поработаю над этим.
Элли старалась не смотреть на него. Пожалуйста, только не это, подумала она. Неужели чудовище влюбилось в меня. Она не принадлежала к тому сердобольному типу девушек, которые всегда готовы пожертвовать собой ради чей-то любви, даже если в них влюбляется какое-нибудь страшилище.
— Не нужно меня очаровывать, — сказала она. — Я не из тех, кому нравится играть в красавицу и чудовище. Ладно?
— Я сюда не за этим пришел. Хотел просто проверить, не хочешь ли ты прыгнуть за борт.
— С чего бы мне прыгать за борт?
— Такие вещи случались в прошлом, — объяснил Макгилл. — Иногда кто-нибудь из членов команды решает, что лучше утонуть, чем служить мне.
— Может, они и правы, — сказала Элли. — Ты не хочешь освобождать моих друзей, не отвечаешь на мои вопросы. Может, мне и вправду лучше за борт прыгнуть.
Макгилл покачал головой.
— Ты так говоришь, потому что не знаешь, каково это. А я знаю, что такое провалиться к центру Земли.
Сказав это, Макгилл умолк. Его вываливающиеся глаза, никогда не смотревшие в одну сторону, сейчас были устремлены куда-то вдаль, возможно, внутрь, в душу чудовища.
— Сначала вода, — продолжал Макгилл. — Но потом всегда идет земля. Земля, а дальше камень. Сначала ты проваливаешься в абсолютной темноте и чувствуешь только холод. Ты ощущаешь камень, сквозь который движется твое тело.
Элли вспомнила, как Джонни-О чуть было не отправил ее вниз. Ей было знакомо ощущение слияния тела с землей. Ощущение было такое неприятное, что Элли не хотелось бы переживать его снова.
— Ты чувствуешь, как плотность породы постепенно вырастает, — продолжал Макгилл. — А потом становится жарко. Так жарко, что живой человек не смог бы выдержать. Дальше камень накаляется докрасна. Чем ниже, тем жарче, и вскоре ты движешься сквозь лаву. Ты чувствуешь жар своим телом. Ты должен был бы сгореть дотла, но этого не происходит. Тебе даже не больно, потому что ты уже ничего не чувствуешь, но жара — каким-то образом ты ее ощущаешь. Ты ничего не видишь, кроме раскаленной лавы и красного огня. Еще ниже лава горит белым огнем, там еще жарче. И ничего другого ты уже не видишь. Тебе другого не дано. Жар, огонь и непрекращающееся падение.
