Элли не хотелось слушать дальше, но почему-то она не могла заставить себя прервать Макгилла. Было ощущение, что это нужно знать.
— Ты падаешь и падаешь, проходят годы. Иногда встречаешься с другими, — сказал Макгилл. — Ты чувствуешь, когда кто-то рядом. Голоса приглушены, кругом пылает лава, но ты чувствуешь. Они называют свои имена, если помнят, конечно. А потом, спустя двадцать лет, ты попадаешь туда, где нет ничего, кроме лавы и огромного скопления призраков. Там ты и остаешься. Ты понимаешь, что достиг конечной точки и никуда уже не двинешься. И тогда начинаешь ждать.
— Ждать чего?
— Разве не понятно?
Элли не решалась даже предположить, что имел в виду Макгилл.
— Ты ждешь конца света, — пояснил он.
— А конец света наступит?
— Конечно, когда-нибудь наступит, — заверил ее Макгилл. — Может, через миллиард лет, может, позже, но Солнце рано или поздно угаснет, Земля развалится на куски, и все дети, провалившиеся к ее центру, обретут свободу и разлетятся по Вселенной или еще куда-нибудь. Кто знает, что произойдет с призраками, когда исчезнет сила тяготения.
Элли попыталась представила себе, что такое — ждать в течение миллиарда лет, но у нее ничего не вышло.
— Ужасно.
— Нет, это не ужасно, в том-то и дело, — возразил Макгилл. — Ничего ужасного там нет, и от этого все еще хуже.
— Не понимаю.
— Видишь ли, когда ты находишься в центре Земли, забываешь, что у тебя когда-то были ноги и руки, потому что нужды в них больше нет. Тебе незачем их использовать. Ты становишься настоящим духом. Вскоре ты уже не можешь понять, где кончаешься ты и где начинается лава. Еще через некоторое время осознаешь, что тебе уже все равно. Оказывается, терпение любого человека безгранично, и понимаешь это только там. У тебя достаточно терпения, чтобы дождаться конца света.
— Покоишься с миром, — вспомнила Элли.
— Да, что-то похожее и имеют в виду, когда произносят это напутствие.
Наверное, в этом выражалось вселенское сострадание к затерянным душам, ведь они не могли ничего сделать, только ждать. И наградой им был вечный покой. Что-то вроде нирваны, в которую погрузился Лиф, сидя в бочке.
— Я даже представить себе не могу, как можно столько терпеть.
— Я тоже не мог себе этого представить, — сказал Макгилл. — Поэтому стал карабкаться назад, к поверхности.
Элли повернулась к Макгиллу и заметила, что он внимательно смотрит на нее.
— Ты хочешь сказать…
Макгилл кивнул.
— Мне понадобилось больше тридцати лет, но я хотел вернуться на поверхность, а когда очень сильно чего-то хочешь, можешь горы свернуть. Никто не хотел этого так сильно, как я. И вышло, что только я смог вернуться из центра Земли.
Макгилл посмотрел на свои ужасающие конечности.
— Мне помогло то, что я представлял себя чудовищем, прокладывающим себе путь клешнями. И, когда я добрался до поверхности, я стал им. Я — чудовище. И мне нравится им быть.
Хотя ужасное лицо Макгилла не изменилось с тех пор, как он начал рассказывать свою историю, оно каким-то странным образом выглядело иначе. Элли могла бы поклясться в этом.
— Зачем ты мне все это рассказал?
Макгилл пожал плечами.
— Я думал, ты сама догадаешься. Мне показалось, что ты заслуживаешь правды в награду за помощь.
Хотя картина, описанная Макгиллом, была ужасной, Элли все же почувствовала себя лучше. Ее положение уже не казалось ей таким безнадежным.
— Спасибо, — сказала она. — Это было очень познавательно.
Макгилл поднял голову:
— Познавательно? А ты не думаешь, что это было самоотверженно?
Элли кивнула.
— Согласна. Это правда.
Макгилл широко улыбнулся, обнажив гниющие десны.
— Ответ пришел, когда вопрос забылся, в точности, как в предсказании. Печенье «Фортуна» не обманет.
— Печенье «Фортуна»? К чему бы это? — удивилась Элли, но Макгилл не был расположен к дальнейшей откровенности.
— Я совершил самоотверженный поступок, — сказал он. — Пора перейти к четвертому шагу.
* * *
Собрав все книги Мэри, которые только смогла найти на корабле, Элли упорно читала. Она искала упоминание о печенье «Фортуна». Наконец ей попался нужный кусок, из которого она узнала о том, что их следует избегать, чтобы не отсохли руки, как от прикосновения к радиоактивным отходам. Если Мэри так боялась маленьких бисквитов, что запретила читателям к ним притрагиваться, подумала Элли, значит, в них действительно кроется что-то важное.
Элли отправилась на поиски Сморчка. Он сидел в кают-компании с другими членами команды. Они, как обычно, развлекали себя играми, повторявшимися изо дня в день. Наибольшей популярностью пользовался обмен и торговля карточками с изображением бейсболистов, большинство из которых уже давно умерло. Часть матросов играла в шашки, между ними то и дело возникали ссоры по поводу нечестной игры.
Так же, как в королевстве Мэри, матросы с «Морской королевы» могли проводить день за днем, двигаясь по накатанной колее, если, конечно, Макгилл не отрывал их, вызывая на палубу. Помни об этом, твердила в уме Элли. Будь бдительна. Не позволяй себе снова начать ходить по кругу.
Когда Элли входила в кают-компанию, матросы либо делали вид, что не замечают ее, либо смотрели на девушку недружелюбно. Она не пользовалась популярностью у команды. Большей части матросов не нравилось, что она нашла способ оказаться в фаворе у Макгилла, а у них это не получилось. Тем не менее они, пусть неохотно, признали, что с тех пор как Элли появилась на борту, их положение несколько улучшилось. Макгилл был занят общением с Элли и меньше требовал с матросов.
Сморчок лучше, чем кто-либо другой, понимал, насколько выгодно иметь Элли на борту. Сначала Элли решила, что он будет ревновать Макгилла к ней, как это случилось с Вари, когда появился Ник. Но, в отличие от Вари, Сморчок слишком часто становился для Макгилла козлом отпущения в случае, если что-то шло не так, как хотелось капитану. Получилось, что появление Элли стало для Сморчка желанным послаблением. Элли, конечно, не могла сказать, что Сморчок стал ее другом, но и врагом он тоже не был. В одном девушка была уверена: в его маленькой голове мозгов больше, чем могло показаться на первый взгляд, и очень многое на борту «Морской королевы» шло гладко именно благодаря его незаметным усилиям.
Сморчок стоял в углу рядом с двумя матросами, хлопавшими друг друга по рукам. Они делали это не просто так — это была игра. Каждый из них то подставлял руку для хлопка, то должен был хлопнуть по ней сам. Тот, кому удавалось увернуться от хлопка соперника, получал право на дополнительный ход. Сморчок исполнял функцию рефери. Увидев, что Элли зовет его для разговора, он тут же оставил игроков и отвел Элли в сторону. Там они присели за столик, подальше от других членов команды, так что подслушать их никто не мог.
Элли решила расспросить Сморчка о печенье «Фортуна».
— Что именно ты хочешь знать? — поинтересовался Сморчок.
— Мэри Хайтауэр утверждает, что оно — порождение зла. Это правда?
Сморчок рассмеялся:
— Наверное, Мэри попалось какое-нибудь на редкость неприятное предсказание.
— Так как же на самом деле?
Сморчок осторожно огляделся, словно собирался поведать какой-то важный секрет, и ответил Элли шепотом, едва слышно:
— Все бисквиты «Фортуна» переходят в Страну затерянных душ.
Элли несколько секунд обдумывала услышанное:
— В смысле, все?
— Я имею в виду, все бисквиты, которые съедают живые люди. Да, они их разламывают и читают предсказания, но, переходя в наш мир, печенья снова становятся целыми. И такими их находим мы, призраки.
— Любопытно, — сказала Элли. — Но что в этом важного?
Сморчок заговорщицки улыбнулся.
— Это очень важно, — сказал он, склоняясь к Элли. — Потому что здесь, в Стране затерянных душ, все предсказания сбываются.
* * *
Элли не знала, верить Сморчку или нет. В книгах Мэри часто содержалась неверная информация, Сморчок тоже мог ошибаться. Это был слух. Миф. Но проверить его можно было только одним способом: найти бисквит и прочитать предсказание.
Макгилл не просто так заговорил о печенье, подумала Элли, наверняка где-то у него имеется запас. Когда Макгилл с матросами отправился на побережье штата Мэн, чтобы проверить расставленные ловушки, Элли пошла на верхнюю палубу, где стоял трон, чтобы отыскать печенье.
Найти его оказалось нетрудно. Элли наверняка бы нашла его быстрее, если бы сразу преодолела отвращение и подошла к плевательнице. В конце концов, по счастью, ей пришло в голову, что Макгилл вряд ли использовал ее по назначению. Раз уж он пользовался любой возможностью потешить самолюбие, а заодно поработать над образом отвратительного чудовища, он плевал куда угодно, но не в плевательницу. Так оно и было. Невероятно, но факт — плевательница была самым незаплеванным предметом на судне. Поняв это, Элли заглянула в нее и тут же убедилась в своей правоте. Внутри лежала коллекция бисквитов «Фортуна», собранная Макгиллом. Элли взяла печенье в руку, посмотрела на него и сжала зубы, от души желая не стать жертвой предсказанных Мэри ужасов. Ей не очень хотелось остаться без руки. Но ничего не случилось — рука не отвалилась. Элли не слишком удивилась этому обстоятельству.
