ДА! Сработало!
И в этот момент открываются двери лифта.
Ой, а что тут забыл капитан?
Рван шустро удирает – его и след простыл. А вот я засветилась. Прямо на месте преступления.
— Мэй! За какой бездной ты здесь опять?! — рявкает взбешённый капитан.
Покаянно улыбаюсь и шустро скрываюсь за дверью адмиральской каюты.
Изнутри каюты на панели жму на замок. И теперь даже при всём желании капитан не войдёт сюда. А там посмотрим, что будет. Главное адмиралу помочь.
В каюте стоит плотная, какая-то неестественная тишина.
А ещё воздух «тугой»: плотный, дышать тяжело и я не сразу понимаю, в чём дело.
А дело в страданиях и муках дракона.
Энергия она разная бывает. Энергию боли, обречённости, безнадёги ни с чем не спутать. Это едва уловимое ощущение солёной горечи на языке и в воздухе. И я не могу спокойно реагировать. Наружу рвётся моя суть – та, которая спасет жизни.
Моё предназначение – сражаться со смертью за любое живое существо и возвращать к жизни. Схватка со смертью всегда сложна, всегда на грани. И именно эта грань отделяет жизнь от смерти, надежду от отчаяния, победу от поражения – чуть выше или ниже давление, чуть выше уровень сахара в крови, чуть больше поражены органы и всё. Второго шанса у хирурга нет, и никто нам его не даёт. Леди Смерть дышит в затылок каждому доктору, и это страшно, выносить окончательный смертный приговор.
У меня процент спасённых выше, чем у других хирургов, но даже за успех нужно платить.
Ведь никто не застрахован от ошибок, и тогда приходится жить с осознанием последствий от принятых решений и постоянных вопросов, а если бы я сделала по-другому, что бы тогда?
Всё же я надеюсь, что моё личное кладбище не продолжит наполняться. И уж тем более на нём я не увижу адмирала Рейка.
Чтобы не совершать ошибок, я следую древней, как мир мудрости: врач должен иметь глаз сокола, сердце льва и чуткие руки. Конечно, это всё слова. Жизнь сложнее, её не впишешь в прекрасные образы, не запихнёшь в идеалы. Но всё же данная мудрость заставляет самое лучшее, что есть во мне всегда следовать гласу совести и оставаться верной себе и своим принципам.
Каюта адмирала погружена в полумрак, и я нигде не вижу мужчину.
Но вот двери ванной открываются и едва держась на ногах, из ванной выходит адмирал.
Он в одних штанах. Сильное тело блестит от влаги.
Я прирастаю к полу и забываю, как дышать.
Замираю не от его внешнего вида, сейчас ни о какой страсти, сексе и прочих вещах я не думаю. Я вижу безумие.
Те жуткие ощущения, что я испытала, когда касса мне их передала – это мелочь. Когда как страшнее видеть результат той страшной боли.
Рикард не замечает меня. Он без сил прислоняется к стене и с глухим стоном сползает по ней, практически падает на пол.
Он дёргается и выгибается. Выгибается слишком сильно, откинув голову назад. Из горла вырывается утробный рык боли. Скрюченные изменившиеся пальцы скребут страшными когтями напольное покрытие. Остаются глубокие борозды. И я вижу эти следы от когтей везде: стены, пол, мебель...
После рычания, из нутра дракона рвутся наружу хрипы и бульканья. Но через несколько секунд его перестаёт трясти и выгибать. Мужчина уже нормальными пальцами сжимает виски и массирует их.
Я помню эту боль, пронзившую мою голову. В тот миг мне казалось, что мой мозг вот-вот взорвётся.
Рикард поднимает веки, смотрит прямо на меня. Я смотрю в его глаза. Они полностью красные. Нет не так. Они чёрно-красные. Нет ни белка, ни радужки, ни зрачка. Одна кровавая масса, заполнившая его глаза.
Вены на шее, руках и лице проступают не просто отчётливо, в какой-то миг кажется, что они прорвут кожу.
Я всем своим существом вздрагиваю от всепоглощающего ужаса, который накатывает на меня мощной стихийной волной. И приходит мысль: «Не слишком ли много на себя беру? Ведь бывают состояния, при которых ни один врач не поможет. Никакая медицина не справится. Что если я ошибаюсь и не смогу помочь адмиралу?»
Но тут же все мои сомнения рушатся непоколебимой уверенностью, что всё получится. Только дай сомнениям влезть тебе под кожу и всё, считай дело проиграно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если бы я не работала с пациентами, у которых из-за ранений кишки наружу вылезли, руки-ноги оторваны, лица изуродованы и прочие «страсти» случались, то сейчас, наверное, я бы испугалась.
— Адмирал? — зову дракона очень тихим голосом, даже полушёпотом, чтобы не вызвать у него новый приступ боли. — Это я, Арианна.
Он слабо кивает и закрывает глаза. Его снова колотит.
Мужчина часто и тяжело дышит.
Я не могу больше оставаться в стороне и просто наблюдать за его агонией.
Сгружаю свою медсумку на пол и сажусь рядом с драконом.
Опускаю руку ему на плечо, вынуждая повернуться ко мне. Я не отдаю себе отчёта, что делаю, это на уровне инстинктов: утешить, поддержать.
Рикард обжигающе горячий. Его тело липкое от пота. Но мне всё равно.
Моё прикосновение действует на мужчину странно. Сначала адмирал замирает, я ощущаю, как его тело напрягается. Зато потом он сильно вздрагивает и по его телу проходит волна сильной дрожи. Затем он шумно и с огромным облегчением вздыхает и произносит с явным усилием:
— Спасибо…
Эх вы, мужчины. Геройствовать в отношении своего здоровья – это не подвиг. Это… как бы поприличнее высказаться? Одним словом, просто несусветная дурость!
Ругать сейчас адмирала? Смысла нет.
Вот поправится, оправится, тогда-то я ему устрою полоскание, проветривание мозга и не забуду и о Камасутре для мозга, чтоб мало не показалось.
А сейчас нужно сделать всё возможное и невозможное, чтобы ему помочь.
Я понимаю, точнее, осознаю, что мои прикосновения облегчают его боль. Тогда беру его за руки, притягиваю к себе. Дракон напрягается, пробуется вывернуться, но я лишь крепче прижимаю большого и сильного мужчину к себе, чувствуя, как он расслабляется.
— Всё будет хорошо. Я рядом и никуда не уйду. Верите мне?
— Верю… — слабо отвечает адмирал.
Вытягивает ноги и сам притягивает меня к себе. Устраивает голову у меня на груди, руками обнимает так крепко, что не вздохнуть и просто засыпает. Точнее, вырубается.
⅏
Тело в одной позе быстро затекло, но я креплюсь. Рикард размерено дышит и спит.
Перебираю мягкие волосы дракона, иногда вздыхаю и качаю головой.
Эта непонятная штука под названием «Дар жизни», точнее его исчезновение за довольно короткий срок измотала мужчину, высосала из него все силы, что он просто вырубился там, где сидел.
И как он собирается воевать с селтами в таком разобранном виде? Или у этого жуткого состояния случаются «выходные»?
Сложно мне судить, потому как не знаю, с чем конкретно имею дело. Надо бы образцы взять у Рикарда и тех драконов, у кого этот дар в достатке и отправить в анализатор, да разложить их на атомы и молекулы, внимательно посмотреть, что же за зверь такой этот «Дар жизни»?
Но это всё потом, сейчас пусть адмирал придёт в чувство.
А потом что?
Вздыхаю и понимаю, что вариантов у меня не так чтобы много.
Просто пожурить адмирала и уйти с чувством выполненного долга уже не смогу. Завтра ведь приступ повториться. И послезавтра… Да и я рядом буду. Находиться и делать вид, что всё в порядке не в моём стиле. Побегу же сразу спасать. И не смогу уже оставить его, особенно с его идиотской затеей отправиться на смертельный бой с селтами. Когда у него будет, ради кого жить, придётся адмиралу эту идею выбросить и забыть.
Поэтому, если он не дурак, а адмирал мне не кажется дураком (почти), то признается мне во всех грехах (про истинную пару, о которой должен был сразу мне сообщить, а не умалчивать столь важную информацию).
После он будет смотреть на меня как побитый жизнью пёс или лучше сравню его с прекрасным героем, у которого судьба сукой оказалась, и скажет, что не желает мне такой плохой жизни, потому что детей уже не может иметь, значит, и я без детей останусь. Пф. Всегда можно усыновить или удочерить ребёнка. Но вообще тут всё ещё проанализировать данные надо, опыты провести, под микроскопом его сперму рассмотреть, опять же и семя и кровь в анализатор отправить, а потом выводы строить.
