— Здрав буди, великий князь!
— Я не великий князь, — смущенно улыбнулся Владимир. — Я — князь новгородский…
— Кудесник сказал про тебя: «Великий!» А кудесник слеп от рождения своего. Сейчас он почивает. Он всегда почивает днем, а бодрствует по ночам. После трапезы я проведу тебя к великому кудеснику.
— Но еще будет день…
— Он ждет твоего появления. И наяву, и во сне. Прошу откушать, великие бояре! Прошу, прошу, прошу!..
Князь Преслав угощал дарами своей смоленской земли. Маринованным и слегка прокопченным медвежьим окороком. Чуть поджаренным нежным мясом косули с приправами из моченой клюквы и морошки. Вымоченной в рассоле зайчатиной, фаршированной еще не развернувшимися листьями хрена и молодыми елочками хвощей. Чуть тронутым душистым ольховым дымком осетром. Ботвиньей, а к ней — пирогами с вязигой. Томлеными кундюнами, а вперебивку — гречневыми блинами. Ветчиной, запеченной на кленовых листьях. Карасями в сметане, щучьей икрой с брусникой, ушицей из стерлядки. Густым отваром из перепелов с пирожками. Знаменитой смоленской кашей из толченой гречи. Славным телячьим холодцом, присыпанным травами, и — на закуску — смоленским борщом на ветчинной кожице с расстегаями. А на заедку — сладкой кашей из ячневой крупы с медом и маком.
— Вкусная у князя еда, — отметил Ладимир.
За столом князь вел беседу и как хозяин, и как старший годами. Рассказывал о древнем — старики не упомнят начала — пути из варяг в греки, на котором богател Смоленск, приводя в порядок суда после тяжелых волоков и взимая пошлину за проезд по своим землям. О бесконечных варяжских набегах на земли Господина Великого Новгорода. О драчливости новгородских жителей, привыкших давать жесткий отпор бродяжьим варяжским отрядам. О красотах земли кривичей…
— А гнездо наше не здесь, не на этом месте. Гнездо племени нашего так и называется — Гнездово, а находится оно в одном поприще отсюда.
Там родовые курганы наши, где покоятся прадеды, там главное святилище наше и там же — великий кудесник. Вот к кудеснику этому мы, отобедав и отдохнув, и пойдем с тобой, великий князь.
— Я не великий… — начал было Владимир.
— Так сказал кудесник.
— Но…
— А спорить с ним нельзя. Он волхвовать станет, порчу напустит.
— Княжич спорить не будет, — проворчал Добрыня. — Это он пока еще смолоду, не устоялся еще.
— Но я и вправду не великий!..
— Так будешь! Будешь!.. — засмеялся Путята.
— Если от лени не разомлеет, — сердито буркнул Ладимир. — А ведь может…
— В святилище к старцу-кудеснику мы пройдем только вдвоем с великим князем, — невозмутимо продолжал родовой князь кривичей Преслав. — Вы, богатыри, ты, Ладимир, и прочая охрана за чертой ждать нас будете.
— Мы — Князевы хранители, князь Преслав, — строго сказал Добрыня. — С детства великая княгиня Ольга хранить его нам поручила.
— Сила кудесника выше земных сил великой княгини Ольги, богатыри. Так что отдыхайте, коли насытились, а там и в недальний путь.
— К кудеснику?
— Да. В Гнездово.
Вышли после отдыха крутым обрывистым берегом, вверх по течению Днепра. Долго шли молча, а потом князь Преслав сказал вдруг:
— Береги славянское единение, великий князь. На нем Киевская Русь стоит, не на пришлых варягах.
— Как его беречь? — вздохнул Владимир. — Столько врагов вокруг и внутри, что никаких мечей не хватит.
— Кудесник скажет, как беречь.
И замолчал. А впереди, в кустах, показались заросшие волосами по пояс косматые волхвы, берегущие тайное святилище. Молча пошли сзади, и Владимир чувствовал спиной их тяжелое, хриплое дыхание. Так, под конвоем косматой стражи, они спустились по крутому обрыву к Днепру и остановились перед входом в пещеру, вырытую в откосе.
Владимиру показалось тогда, что стояли они долго. Потом он почувствовал на лице какое-то легкое и приятное дуновение. И из темноты раздался рёв:
— Чую!.. Чую великого князя!..
Сзади кто-то чуть подтолкнул Владимира, и он, не оглянувшись, шагнул в густую темноту пещеры.
— Странно, но я все видел, — рассказывал он впоследствии. — Все повороты, все стены, ни разу не споткнулся.
И остановился сам, почувствовав, что ему повелели остановиться именно на этом шаге.
— Красное солнышко взойдет над Русью, — послышался глухой голос, и в полном мраке Владимир вдруг увидел заросшее седыми волосами лицо, ярко горящие глаза. — Взойдет и солнышком озарит всю землю русскую. Согреет и просвятит.
Кудесник замолчал. Новгородскому князю Владимиру показалось, что по лицу старца бегут слезы.
— Только плата высока, — неожиданно тихим голосом сказал кудесник. — Своими богами славянские племена оплатят свет этого красного солнышка… — И горько вздохнул.
Исчез свет в песчаной пещере, но Владимир сразу понял, что ему следует выйти наружу, и точно знал, как это сделать, ни разу не наткнувшись на песчаные стены при частых поворотах.
— Хвала и слава великому киевскому князю Владимиру! — крикнул смоленский князь Преслав и преклонил колени перед вышедшим из пещеры Владимиром.
2
Пока смоленский князь угощал обедом гостей и водил Владимира к кудеснику, насаду их осмолили и подготовили к волокам. К рассвету она впитает смолу, и можно продолжить плавание. Поэтому они простились с гостеприимным смоленским князем, объяснив, что с рассветом направятся к первым волокам.
— Ступайте. А ты, воевода, задержись.
Яромир остался. Все уже разошлись, но смоленский князь задумчиво молчал.
— Сказать мне что хотел, князь Преслав?
— Что?
— Сказать…
— Да.
Князь Преслав вздохнул, сокрушенно покачал головой.
— Дамский волок — самое удобное место для внезапного нападения. Он длинный и извилистый. Работы там тяжелые, медленные, вязкие, потому как каждое судно по-иному перетаскивать приходится. Даже охрана этим тяжким трудом занимается. А готовность воина жарким потом истекает, и сам это знаешь, и враги это знают.
— Знаю, князь Преслав.
— Я к волокам своих дружинников направил — вроде как рабочую ватагу. Велел им мечи да стрелы до времени припрятать. Если там какой перехват намечен, так на их помощь можешь без опаски положиться.
— Прими мою благодарность, князь Преслав.
— Ступай, воевода, — вздохнул князь кривичей. — И помни, что я сказал.
Яромир молча поклонился и вышел.
Гридни и стража, вернувшись после княжеского пира на насаду, сразу же завалились спать. Добрыня прилег на верхней палубе. Он не спал, искоса наблюдая за молчаливым Владимиром. Заметил вдруг, что его питомец улыбнулся и приветливо замахал рукой.
— Кому машешь, княжич?
— Князю смоленскому Преславу. Он провожать пришел и почему-то стоит на коленях.
— Почему-то… — усмехнулся Добрыня. — А как ему еще стоять, прощаясь с великим князем?
Владимир помолчал. Потом сказал нехотя:
— Нагадал мне этот кудесник, что будто бы стану великим князем.
— А мне ты, стало быть, не веришь, — с обидой вздохнул дядька. — Тебе кудесник нужен.
— А я верю кудеснику, — подхватил Ладимир.
— Не хочу, — объявил вдруг Владимир.
— Чего ты не хочешь?
— Знаю, что буду великим киевским князем, мне еще бабка моя, великая княгиня Ольга об этом говорила. Потом — ты, дядька мой. Потом — этот кудесник в пещере.
— Будешь, будешь ты великим князем, — очень серьезно сказал Ладимир.
— Будет, — снова усмехнулся Добрыня.
— Через кровь шагать? Это ж сколько прольется крови безвинной ради великокняжеского престола!.. Стоит ли он того, дядька мой?
— Стоит, княжич, стоит.
— А мне мнится, что нет, не стоит. Кровь куда больше важит, чем спесь княжеская, дядька ты мой дорогой. Куда больше…
— Ладно, спи, — с неудовольствием проворчал Добрыня. — Без крови на Руси ничего не случается.
— А почему?
— А потому… — начал было Ладимир.
— Спать!.. — рявкнул Добрыня.
Все примолкли.
И снова медленно тащилась тяжелая насада против течения. Привыкшие к мечам и сражениям дружинники Яромира изнемогали на веслах, и кормчий своей волей распорядился об их отдыхе через каждые три часа. Неугомонный Поток-богатырь был этим очень недоволен, почему и обратился сразу к княжичу:
— Так мы до заморозков тащиться будем!
— Надо же гребцам отдохнуть, Поток.
— Надо.
— А твои богатыри на что тут? Добрыня, поднимай всех — и на весла, пока гребцы дух переводят!
— А что? Разомнем силушку!.. — сказал Добрыня, поведя мощными плечами. — Не скучай, княжич.
Насада сразу пошла быстрее, не отстаиваясь через каждые три часа. Богатыри легко управлялись с веслами, на всю округу распевая песни.
— Время богатырей, — заметил Ладимир.
