Марион закрыла воду, накинула халат и вышла в гостиничный номер. Неизбежное не оттянуть до бесконечности.
Ноттингем расположился на кровати и с увлечением читал распечатанную «Баллистику». Марион стояла в проеме, кутаясь в халат, и смотрела на Шарифа. Тот настолько погрузился в технические выкладки и стрелковые наставления от неуловимого бандита, что не замечал ничего вокруг. Марион еще немного подождала, затем хлопнула дверью и просто сказала:
– Я ухожу.
Шариф поднял карие глаза и глянул на нее с изумлением:
– Куда?
Марион очень хотелось крикнуть ему прямо в лицо: «От тебя! Ну, схвати, удержи!» – но губы дернулись, а слова задержались. Шариф продолжал непонимающе смотреть.
– Пойду в бар, не хочу курить в номере.
– Угу, – Шариф вновь уткнулся в книгу.
Несколько лет назад, когда он только приступил к расследованию дел бандитской группировки, написанная Гоутом книга показалась Ноттингему скучной и слишком специализированной. Он не придал ей особого значения. Однако неудачи в поимке преступников преследовали постоянно, информации о банде было крайне мало, и Шариф стал всё чаще и чаще брать в руки распечатку, пока однажды не поймал себя на мысли, что может цитировать книгу большими отрывками. Следователь вживался в образ мыслей преступника, пытался оперировать теми же категориями, а подтолкнуло его предисловие, в котором говорилось следующее:
«Вам, вероятно, могут показаться скучными безликие номерные марки, модели, характеристики. Вам, вероятно, сложно понять, как можно заучивать баллистические таблицы, подбирать мощность заряда, тип ложа и ствола, полировать пулю ради краткого момента поражения цели. Но действительность математична. Она складывается из мелочей: из микрон, бар, процентов влажности, ритма ударов сердца и сосредоточенности. Стрелок – собиратель мелочей».
Робин – собиратель мелочей, выстраивающий из них траектории поведения. На мелочах и следовало ловить криминального гения. Можно сменить сколько угодно масок, можно долго заметать следы, но изменить личность невозможно – то, что ее составляет, собирается из мелочей и в мелочах проявляется.
Помнится, Ноттингем рассмеялся, когда понял, что Капюшон в своей книге фактически дает инструкцию для собственной поимки. До того момента Шариф бывал в тире сорок минут в неделю, отстреливал несколько обойм, выполняя полицейский регламент. Для победы над Локсли необходимо было превратиться в профессионального стрелка – идти по хлебным крошкам, оставленным Гоутом в книге и статьях.
Шариф попробовал для начала сменить напряжение пружины подачи патрона в магазине своего старенького L9A1 и с удивлением обнаружил, что характер серии выстрелов еле уловимо изменился. Не рискуя далее увязнуть в моддинге, Ноттингем обратился к оружейникам с просьбой дать отстрелять все модели пистолетов, доступные в хранилище, чтобы прочувствовать разницу.
Начав патриотично с девятимиллиметрового «Веблей Скотта» образца 1922 года, который поставлялся Англией для южноафриканской полиции, он перешел к другим аналогам модели Браунинга, а затем ознакомился со всеми современными служебными пистолетами. Аргентинский Bersa Thunder, австрийский Glock, бельгийский FNP-9, германский Walther PP, швейцарский SIG-Sauer, а так же их восточные конкуренты – Arsenal P-M02 и «Форт-15». Стреляющие механизмы неожиданно превратились в переводчиков «Баллистики» со статистически-утомительного на образно-познавательный язык. Перед следователем начинал раскрываться человек, который стоял за написанными строками: его чаяния, стремления, надежды…
Между Ноттингемом и Локсли, казалось, было мало общего. Один – крупный мужчина аравийской внешности, возраст которого близился к полувековой отметке, другой – потомственный брит среднего телосложения, стоящий на пороге зрелости. Один – полицейский, другой – преступник. Однако Шариф всё больше симпатизировал Капюшону и находил у себя общие с ним черты. Оба – английские патриоты, оба признавали дисциплину и устав, честь и справедливость. Оба являлись охотниками на двуногую дичь, оба влюбились в одну женщину, которая…
«Кстати, где она?» – неожиданно спохватился Ноттингем, но тут же вспомнил, что Марион спустилась в бар.
* * *
Вполне возможно, что местное управление выбрало четырехзвездочный отель «Максимилиан» для размещения сотрудников лишь по одной причине – из-за близости ко Дворцу Правосудия. Выставка располагалась в районе Гросройта, а стрельбище IWA-чемпионата – в парке Мариенберг, так что интерполовцам наутро придется пилить по пробкам через центр на другой конец города.
Несмотря на отличный сервис и уютные номера, Марион не очень нравилась общественная зона гостиницы. Постройка середины 80-х годов не отличалась изыском или особым вкусом. Блеклые пастельные тона, скучное сочетание персиковых и светло-зеленых оттенков… Хотя в лобби были уютные кожаные кресла и подавали отличный кофе.
Персонал тактично не заметил, что Марион в халате и тапочках. Курить здесь не разрешалось, пришлось идти в бар. Сочетание обитой металлом стойки, вездесущего цвета беж и акварельно-салатовых диванов вызывало презрительную ухмылку – всё как-то нейтрально, без эмоций. То ли дело родные пабы!
В четверть одиннадцатого бар оказался неожиданно малолюден. Занят был только один столик, и оттуда неслась английская речь. Приглядевшись, Марион узнала в мужчине капитана Гизборна. Его спутница была ей незнакома. Русая блондинка, крупная и мускулистая, с маленькой грудью и длинным веснушчатым носом, громко смеялась и развязно жестикулировала. Ее кисти до запястий обтягивали перчатки, совершенно неуместные. Капитан заметил сослуживицу, махнул рукой, приглашая за столик.
– Кофе с молоком и без сахара, пожалуйста, – попросила Марион подошедшую официантку в белоснежной рубашке.
– Предстоит бессонная ночь? – озорно поинтересовался Гизборн.
– Ну, не пиво же с сардельками заказывать! – фыркнула Марион, положив на стол изящную зажигалку и пачку «Житана».
Незнакомка вновь громко рассмеялась.
– Ха, девочке палец в рот не клади! Но серьезно: будучи в Баварии не отведать местного пива с братвурст – это кощунство! Я лично сразу по прибытии отметилась. Придется добавить лишний час на тренажерах…
У соседки по столику был странный акцент.
– Гай, – вздохнула Марион, – где твои манеры?
– Ох, дамы, прошу прощения! Это Марион, моя коллега.
– Джоан Литтл из Австралии, – протянула руку блондинка. Заметив, что Марион покосилась на перчатку, засмущалась. – Я, понимаете ли, стрелок… Берегу пальцы. Мы, как воры-карманники, натираем подушечки до блеска… Для чувствительности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
