— А как скоро он наступит, будет зависеть от нас с вами, товарищи, — сказал я, — от нашей выдержки и самоотверженности. Враг коварен и силен, но мы все равно его одолеем. Русские прусских не только бивали, но и в Берлине бывали, а пруссакам Москвы не видать как своих ушей.
После беседы мы с комиссаром зашли в его землянку, и там наедине я спросил его:
— Когда вы последний раз беседовали с бойцами по вопросам текущей политики?
Он молча пожал плечами.
— Чем же вы занимаетесь?
— Как чем? — удивился комиссар. — Продовольствие подвозить надо? Надо. Бензин и боеприпасы доставлять надо? Надо. Почти все автомашины на приколе. Кто этим будет заниматься?
— Вы прежде всего комиссар, партийный работник, а не хозяйственник, — заметил я. — То, что о хлебе насущном заботитесь, — хорошо. Но нельзя забывать о духовной пище, о настроениях людей.
Поездка к автомобилистам и ремонтникам расстроила меня. Если уж здесь запущена политическая работа с людьми, то какова она в отдаленных подразделениях?
Своими мыслями я поделился с членом Военного совета армии и начальником политуправления фронта. Честно признался, что и я, подобно комиссару базы, отдавал предпочтение боевой работе.
— Видимо, это наша общая беда, — заметил корпусной комиссар В. Н. Богаткин. — Мы следим только за передним краем, а о тылах мало заботимся. Надо выправлять положение.
Я решил собрать политработников и откровенно поговорить с ними. А перед совещанием побывал в ряде других тыловых подразделений. Предположение мое подтвердилось: политическая работа там действительно оказалась в запущенном состоянии.
С комиссарами у нас состоялся большой и полезный разговор. Смысл его сводился к тому, что надо лучше изучать настроения людей, живо откликаться на их запросы, повседневно вести активную наступательную пропаганду. Особое внимание необходимо уделить воспитаипю у бойцов ненависти к фашистским захватчинам.
После совещания политико — воспитательная работа в частях заметно активизировалась. Ежедневно по утрам стали проводиться политинформации, наладился выпуск стенных газет и боевых листков, во взводах и отделениях были выделены агитаторы.
Все это, естественно, способствовало усилению боевого духа воинов. От красноармейцев и сержантов стали поступать заявления с просьбой отправить их в наземные войска. Им хотелось лично бить врага, отомстить фашистам за погибших друзей и родных.
Нам приходилось сдерживать людей, разъяспять им, что и здесь они своим самоотверженным трудом вносят большой вклад в дело победы над немецко — фашистскпми захватчиками. А иным просто приказывали впредь не ставить такого вопроса перед командирами: опытных специалистов нельзя было отпускать.
Призыв уничтожать врага всеми доступными средствами звучал тогда с набатной силой. Из рассказов советских людей, вырвавшихся из фашистского ада, из публикуемых в газетах фотодокументов, запечатлевших зверства фашистов, воины поняли: в гитлеровской армии собраны озверевшие насильники, убийцы и мародеры. Их надо беспощадно уничтожать.
Вот почему так настойчиво просились бойцы на фронт. Каждому хотелось собственными руками бить захватчиков.
Война потребовала от людей психологической перестройки, в корне изменила некоторые их понятия и представления. Она явилась для нас суровой школой, в которой приходилось не только доучиваться, по и многое постигать заново. Вместе с наукой ненависти паши командиры, летчики, штурманы, стрелки — радисты постепенно осваивали и науку побеждать.
Хороший сюрприз гитлеровцам преподнес однажды командир 288–го штурмового авиационного полка майор и. В. Дельцов. Когда воздушные разведчики донесли, что по одной из дорог движется колонна вражеской мотопехоты, он решил немедленно нанести по ней удар. Первую шестерку «илов» повел старший лейтенант Александров. Через пятнадцать минут в воздух поднялись еще пять штурмовиков во главе со старшим политруком Гудковым.
Группа Александрова, сбросив бомбы на голову колонны, остановила ее, а затем начала с бреющего полета обстреливать. Несколько автомашин загорелось. Образовалась пробка. Вражеские солдаты в панике начали разбегаться по придорожным кустам. Но свинцовый ливень прижал их к земле. «Илы» атаковывали врага непрерывно, не давая ему опомниться.
Вскоре в воздухе появилась вторая группа штурмовиков, а первая возвратилась на аэродром. Заправившись горючим и пополнив боеприпасы, она вылетела снова, чтобы завершить разгром вражеской колонны. Позже воздушные разведчики доложили о результатах штурмовки. Противник потерял более пятидесяти автомашин. Подсчитать количество убитых гитлеровцев было невозможно: над дорогой висели облака дыма и пыли.
День ото дня повышалась тактическая культура наших авиационных командиров, росло боевое мастерство экипажей. В напряженной фронтовой обстановке полнее раскрывались и лучшие стороны характеров, крепла дружба между летчиками различных видов авиации, а также внутри экипажей. Суровая, полная опасностей жизнь сближала людей, полк становился для них родным домом, товарищи — дорогими братьями. Раненые по выздоровлении возвращались только в свою семью, перевод в другую часть воспринимался как наказание.
С улыбкой вспоминаю двух совершенно не похожих друг на друга молодых парней, волею случая оказавшихся в одном экипаже. Летчик был высокий, стройный красавец со смоляным чубом. Штурман, наоборот, низкорослый, с веснушчатым мальчишеским лицом, светлыми, всегда удивленными глазами. Первого товарищи в шутку звали Геркулесом, а второго — Малышкой.
Летчик частенько подсмеивался над штурманом.
— На него, — говорил он, — не хватило строительного материала.
Или:
— Давай подсажу в кабину. Сам‑то не дотянешься.
Штурман отвечал ему тоже колкостями. Иногда, правда ненадолго, они обиженно расходились в стороны.
— И что вы не поделили между собой? — спросил я как‑то у летчика.
— У нас разная группа крови, товарищ комиссар. Несовместимость, так сказать, — с серьезным видом ответил летчик.
Он, конечно, шутил, но эти шутки иногда злили его товарища.
— Может, разлучить петухов? — предложил я командиру.
— Зачем? — рассмеялся тот. — Ведь они подначивают друг друга, чтобы душу отвести. Веселого‑то в нашей жизни мало, вот и скрашивают ее, как могут. Это замечательные ребята. Воюют отменно и дорожат друг другом.
В одном из полетов штурмана ранило. Пуля пробила ему плечо, и он потерял много крови. Летчик осторожно вытащил его из кабины, уложил на траву и, склонившись над ним, все успокаивал:
— Вася, больно тебе? Потерпи, дорогой, сейчас санитарная машина придет.
Он каждый вечер ходил к другу в госпиталь со свертками в руках. Эта забота, может быть, больше, чем лекарства, помогла штурману встать на ноги.
ПО ОТСТУПАЮЩЕМУ ВРАГУ
Осенью 1941 года меня назначили на должность военного комиссара военно — воздушных сил 57–й отдельной армии. Что она собой представляет, какие задачи будет решать, я пока не знал. Известно было лишь одно: армия находится в Сталинграде, пополняется людьми и оружием,1 усиленно готовится к наступлению.
Провожая меня, командующий ВВС Северо — Западного фронта генерал — лейтенант авиации Г. Ф. Куцевалов мечтательно говорил:
— Пора бы как следует ударить по немцам, заставить их драпануть. Здесь нам пока не удалось этого сделать. Может быть, там, на юге, у вас что‑нибудь получится.
В лесах и болотах Северо — Западного фронта война в то время носила позиционный характер. Активной обороной, частыми контратаками советские войска обескровили гитлеровцев, заставили их отказаться от намерения вбить клин между Москвой и Ленинградом. Враг окопался, готовясь к длительной обороне. Среди пленных стали уже попадаться солдаты в женских платках и соломенных эрзац — валенках. Опьянение от первых успехов начало у них проходить. Страшила их русская зима с ее морозами и метелями.
Дней за десять до отъезда к повому месту службы я получил наконец известие от семьи. Жена и дочь оказались почему‑то в Сызрани. Мне представилась возможность хоть на денек заскочить к ним по пути в Сталинград.
Из Валдая, где находился штаб Северо — Западного фронта, я вылетел на самолете. В Арзамасе сделал первую посадку. Там уже выпал снег. Самолет пришлось «переобуть» — колеса заменить лыжами.
В Сызрани без труда отыскал своих близких. Жили они на частной квартире. Жена работала на заводе, дочь училась в первом классе.
— Как вы здесь оказались? — удивился я.
— Клавдия Яковлевна уговорила, — ответила жена. — Что, мол, вам делать в Горьковской области? Ни родных, ни знакомых. А здесь сестра, есть где на первый случай притулиться. Ну я и согласилась.
