был третьим.
– Таким образом, наследство досталось четвертому сыну?
– Да, Фредерику. Отцу Генри Доусона. Они, конечно, пытались выяснить, что сталось с Саймоном, но в те времена было трудно, как вы понимаете, получить информацию из-за границы, а сам он напрочь исчез. Вот его и обошли.
– А что случилось с детьми Саймона? – спросил Паркер. – Они у него были?
Священник кивнул, и под его смуглой кожей проступил темный румянец.
– Я его внук, – просто ответил он. – Поэтому-то я и приехал в Англию. Когда Господь призвал меня стать пастырем для моих соплеменников, я был вполне обеспеченным человеком. Владел небольшой плантацией сахарного тростника, доставшейся мне от отца, женился и был совершенно счастлив. Но настали тяжелые времена – урожаи оскудели, а моя и без того немногочисленная паства уменьшилась, обеднела и уже не могла поддерживать своего священника. Кроме того, я постарел, ослабел, работать стало трудно, на руках у меня была больная жена, а Бог благословил нас множеством дочерей, которые нуждались в заботе. Я оказался в очень стесненных обстоятельствах. И тогда я наткнулся на кое-какие старые бумаги, принадлежавшие моему деду Саймону и касавшиеся наших предков; тут-то я и узнал, что фамилия его была не Харкэвей, а Доусон, и подумал: может, в Англии у меня остались родственники и Господь ниспошлет нам «манну в пустыне»? И вот, когда возникла необходимость направить представителя в лондонскую штаб-квартиру нашей миссии, я испросил разрешения оставить тамошнее мое служение и отбыть в Англию.
– Удалось вам с кем-нибудь здесь связаться?
– Да. Я поехал в Крофтон – он упоминался в письмах моего деда – и встретился с адвокатом, неким мистером Пробином. Вы его знаете?
– Слышал о нем.
– Он был очень любезен и проявил ко мне живой интерес. Показал нашу родословную и рассказал, что мой дед должен был бы в свое время унаследовать все имущество.
– Но имущества к тому времени уже не осталось, насколько я понимаю?
– Да. Более того, когда я показал ему брачное свидетельство своей матери, он… он сказал, что никакое это не свидетельство. Боюсь, Саймон Доусон был неисправимым грешником. Он просто взял мою бабушку в свой дом, как поступали многие плантаторы по отношению к цветным женщинам, и показал ей документ, якобы являвшийся брачным свидетельством, подписанным губернатором провинции. Но, изучив его, мистер Пробин выяснил, что документ был фикцией и такого губернатора никогда не существовало. Это глубоко ранило мое христианское чувство, разумеется, но, поскольку никакого наследства уже не было, для моей семьи это ничего не меняло.
– Не повезло, – сочувственно произнес Питер.
– Мне оставалось призвать на помощь все свое смирение, – сказал старый индеец, с достоинством склонив голову. – Мистер Пробин оказал мне еще одну любезность, снабдив рекомендательным письмом к мисс Агате Доусон, единственной дожившей до того времени представительнице семьи.
– Да, она жила в Лихэмптоне.
– Совершенно верно. Она приняла меня с исключительным радушием и, когда я сообщил ей, кто я, – заверив, конечно, что никоим образом ни на что не претендую, – она проявила большую доброту, назначив мне пособие в размере ста фунтов в год, которое и выплачивала до конца своей жизни.
– Это был единственный раз, когда вы с ней встречались?
– О да. Я никогда ее больше не беспокоил. Ей наверняка не доставило бы удовольствия частое появление в ее доме родственника с моим цветом кожи, – сказал преподобный Аллилуйя с оттенком смиренной гордости. – Но в тот раз она пригласила меня отобедать и разговаривала со мной очень ласково.
– А… простите за вопрос, надеюсь, он не покажется вам бестактным… мисс Уиттакер продолжает выплачивать вам пособие?
– Э-э… нет. Я… Возможно, мне и не следовало на него рассчитывать, но для нас это было огромным подспорьем. И мисс Доусон дала мне понять, что выплаты будут продолжаться и после ее смерти. Она призналась, что не хочет составлять завещание, но сказала: «В этом нет необходимости, кузен Аллилуйя; после моей смерти деньги перейдут к Мэри, и она будет помогать вам от моего имени». Но, может, мисс Уиттакер не получила наследства?
– О нет, получила. И это весьма странно. Должно быть, она о вас забыла.
– Я взял на себя смелость послать ей несколько слов соболезнования, когда умерла ее тетушка. Наверное, ей это не понравилось. Разумеется, больше я ей писать не стал. Мне не хотелось бы думать, что сердце ее ожесточилось против обездоленного. Несомненно, существует какое-то другое объяснение.
– Безусловно, – согласился лорд Питер. – Я очень благодарен вам за любезное согласие поговорить с нами. Вы внесли ясность в вопрос о Саймоне и его потомках. Если позволите, я только запишу некоторые имена и даты.
– Конечно. Я принесу вам бумагу, которую составил для меня мистер Пробин и в которой поименованы все члены семьи. Прошу меня извинить, я скоро.
После недолгого отсутствия он вернулся с официально выглядевшим документом, аккуратно напечатанным на гербовой бумаге и представлявшим собой генеалогию рода Доусонов.
Уимзи начал переписывать в блокнот подробности, касающиеся Саймона Доусона, его сына Босуна и внука Аллилуйи, но вдруг ткнул пальцем в имя, значившееся ниже.
– Чарлз, взгляни, – сказал он. – А вот и наш отец Пол – «паршивая овца», которая переметнулась к католикам.
– Да, так и есть. Но, как видим, он уже умер, Питер. В тысяча девятьсот двадцать втором году, за три года до Агаты Доусон.
– Да. Его следует исключить. Что ж, случаются и осечки.
Сделав нужные выписки, они попрощались с преподобным Аллилуйей и, выйдя на улицу, увидели Эсмеральду, отважно оборонявшую «Миссис Мердль» от любых посягательств. Лорд Питер вручил ей полкроны и принял автомобиль.
– Чем больше я узнаю о Мэри Уиттакер, – сказал он, – тем меньше она мне нравится. Уж могла бы не лишать бедного старика Аллилуйю его сотни.
– Да, похоже, она хищная особь, – согласился Паркер. – Ну, так или иначе, отец Пол благополучно почил, а кузен Аллилуйя оказался незаконнорожденным. Следовательно, с заморскими давно пропавшими претендентами на наследство покончено.
– Черт побери! – вскричал Уимзи, бросив руль и запустив пальцы в шевелюру, чем чрезвычайно напугал Паркера. – Что-то мне это напоминает. Где же я слышал об этом раньше?
Глава 14
Хитрые каверзы закона
Но дело то, которому примера
Никто не знал, бояться заставляет
За результат.
У. Шекспир. Генрих VIII [72]
– Чарлз, сегодня я ужинаю с Мерблсом, – сообщил Уимзи. – Мне бы хотелось, чтобы ты к нам присоединился. Надо рассказать ему все, что мы узнали об этой семейной истории.
– И где вы ужинаете?
– У меня дома. Мне осточертела ресторанная еда. А Бантер готовит восхитительные стейки с кровью, и к ним есть
