А Антон с удивлением отмечал про себя в который раз, что в присутствии Сони у него не возникало ни тех ощущений, ни тех мыслей, что обычно сопровождали каждую его встречу с любой женщиной от шестнадцати до сорока лет. Он не думал о сексе. Он смотрел на нее не как на существо иного пола, а как на человека.
«Мало у меня, что ли, было баб? — размышлял он про себя, с нежностью глядя на Соню. — И что? Только себя растратил попусту. Жизнь, как песок, между пальцев пропустил...»
— Димка-то не ревнует? — уточнил на всякий случай Антон. — Все-таки вы — жених и невеста. А ты у меня сидишь...
— К счастью, нет, — улыбнулась Соня, отметив про себя, что вопрос был очень уместный, — почти любой бы устроил сцену, ты прав. Но Димка — он из другого теста. Он верит мне. Он такой забавный, знаешь, — девушка расплылась в теплой улыбке, — совсем не испорченный. Чистый. Я таких почти не встречала.
— Я таких вообще не встречал, — в тон ей ответил Антон. Потом подумал, и добавил тихо, словно боясь, что их услышат посторонние:
— Сонь. Такое дело... В общем, я его убил.
Уточнять, кого именно, не понадобилось. Бойцова коротко кивнула.
— Больше он не мучает меня, — продолжал говорить Антон спокойно, ровно, прикрыв глаза и улыбаясь каким-то своим мыслям. — Вообще кошмары сниться перестали. Так все это странно...
— А я Диме все рассказала, — произнесла Соня, опустив глаза.
Антон прекрасно понял, о чем она говорила.
— И как он отреагировал? — спросил Антон и затаил дыхание. Почти любой парень не стал бы продолжать отношения с девушкой, прошедшей через такой ад.
— Мужественно. Принял, как данность. Конечно, Димке нелегко будет смириться с мыслью, что ни сына, ни дочери ему не видать... Но я поняла главное: он не бросит меня. Он останется со мной.
И Соня разрыдалась от рвущегося наружу счастья, а глядя на нее, прослезился и Антон Казимирович. И оба надолго замолчали.
Время посещений в госпитале между тем подошло к концу. Соня поднялась, чтобы уйти. В этот самый момент снаружи раздались торопливые шаги. «Нельзя туда!» — крикнул кто-то, но человек, вбежавший в больницу, упорно шагал дальше.
— О, сюда идет, — произнес Антон, внимательно прислушиваясь к шагам. — Сейчас будет какой-то сюрприз. Надеюсь, приятный.
Не успел он договорить, как дверь распахнулась. На пороге стоял Суховей, один из товарищей Молотова, запыхавшийся, раскрасневшийся, он с трудом переводил дыхание. Судя по запаху, сталкер только что вышел из камеры деактивации.
— Жабы убиты! — выпалил он с порога. — Завтра вечером мы доставим вас обратно.
Глава 9
ТАНЕЦ БУДДЫ
План уничтожения братьев Жабиных и их охраны был прост и изящен.
Предугадать, что братья узнают о провале покушения, было не трудно: Краснобая никто не прятал, жители пяти станций видели, как его вели с Петроградской линии. То, что Лёха и Никита Жабины отложат повторную атаку и затаятся у себя в «логове», тоже было ожидаемо. Но Жабины никак не могли предполагать, что против них выступят опытные сталкеры. И уж точно не подозревали купцы, устроившие охоту на конкурента, что в бой против них вступит человек, знающий толк в редком оружии и изощренной мести — сталкер Бадархан Шаградов, он же Будда.
Три года назад Жабины отправили бурята с контрабандным грузом — веселыми грибами. Пронести его на Гостиный двор через таможню не было никаких шансов, вот Жабины и решили переправить товар через поверхность. Будда не знал, что именно он несет. Он оказался на мели и готов был взяться за любую работу. Этим Никита и Лёха и воспользовались. До вестибюля «Гостинки» Бадархан дошел благополучно. Но затем удача от него отвернулась. Бурята арестовали, посадили в камеру, где продержали неделю вместе с убийцами и насильниками. Выпустили его только после того, как Фил, лучший друг Будды, отдал все патроны, заработанные за полгода. Да еще с условием: сталкер Шаградов сдавал жетон и три года не приближался к гермоворотам.
Бурят, бледный, сильно осунувшийся, едва передвигающий ноги, отправился на Выборгскую, чтобы сказать братьям все, что он о них думает... И услышал в ответ:
— Не борзей, паря. Сам за базар отвечай. Сам сказал: «Готов на любую работу». Так что вали отсюда, пока цел.
Бадархан молча развернулся и поплелся на Чернышевскую. Там он и прожил оставшиеся годы. Со временем азиат снова начал выполнять заказы Жабиных, не связанные с выходами в город. Лёха и Никита, смотревшие на Будду с подозрением, постепенно расслабились. Со стороны казалось, что он забыл и простил перенесенные обиды.
Но Бадархан ничего не забывал. И слово «прости» не говорил никому, никогда.
Друзья прибились к группе Молота как-то сами собой.
«С нами Филипп, его никто не звал, он как-то сам прилип»[20], — шутя говорил про нового приятеля Борис Андреевич. А Фил в ответ радостно улыбался, он очень любил эту песню, и вообще парнем был веселым, как говорится, душа компании.
Голова Фила вмещала тысячи самых разнообразных анекдотов, которые парень выдавал, словно исправная машина, в любой подходящей ситуации. А еще веселый сталкер любил петь. Правда, и слухом, и голосом природа его обделила. Отсутствие переднего зуба, потерянного хозяином в какой-то переделке, делало облик Фила несколько комичным, а пение — невыносимым. Но Филипп не нуждался в публике, он пел для себя. «Нам песня строить и жить помогает!»[21] — горланил он в ответ на просьбы заткнуться и жизнерадостно улыбался. После этого Фила оставляли в покое.
Совсем из иного теста был Будда. Он перебрался в Большое метро с окраинной станции Старая деревня. На вопросы, является ли он буддистом и почему не возвращается к своим, бурят всегда отвечал сухо: «Не ваше дело».
Стрелком Шаградов был неплохим, в случае чего мог вести огонь почти из любого ствола, включая кустарные самоделки, но он не любил огнестрельное оружие. Не испытывал к нему душевной тяги. Зато Будда виртуозно владел приемами самообороны и обожал холодное оружие. Мог драться хоть ножами, хоть кинжалами, хоть самодельным мечом.
Как-то раз Пёс притащил от знакомого мастера чудо кустарного военпрома под названием «утренняя звезда»[22]. К деревянному древку с помощью цепи был приделан металлический шарик с острыми шипами. Выглядела конструкция устрашающе и нелепо одновременно. Молотов осмотрел моргенштерн скептически.
— Тебе, Пёс, ничего доверить нельзя. Купил смертельное оружие, тоже мне. Этой хренотенью скорее себя покалечишь, чем врага, — заметил он, пропуская мимо ушей бормотание товарища: «Дык почти даром досталось!».
— Отдай ее Буду, — добавил Борис Андреевич, возвращая понурому Псу чудо-оружие, — может, выйдет толк...
Бадархан коротко поклонился Игнату Псареву, взял «утреннюю звезду», взвесил, перекинул из руки в руку... А потом закрутил в воздухе с невероятной скоростью. Цепь и венчающий ее убийственный шарик стали почти невидимыми. Свист стоял такой, словно мчалась стая летучих мышей. Сначала вращалось только оружие, потом крутиться начал и сам боец. Фигуры, которые он выводил увесистым моргенштерном, становились все сложнее. Все жители Владимирской сбежались посмотреть на представление.
— Так тебе и это чудо-юдо знакомо? — выдохнул Суховей, не сводя глаз со зловещего танца смерти.
— Ну да. На Старой деревне обучали сражаться разными видами оружия, — коротко кивнул Будда, опуская кистень.
— Да-а. Умелец, — усмехнулся Молот, тоже наблюдавший за танцем Будды. — В рейде пригодишься, парень.
И они стали время от времени работать вместе.
Молот держал штаб на Владимирской, Филипп и Бадархан остались жить на Чернышевской, поэтому о том, что они — одна команда, посторонние не знали. У всех была своя жизнь. Компаньоны могли иметь свои отдельные дела и ходить в отдельные рейды... Но как только Молот решал: пора в общий поход, — Фил и Будда мигом отменяли все планы и отправлялись в условное место. Такая ситуация устраивала всех.
Филипп, худой, тощий, но на удивление крепкий парень примерно двадцати трех лет от роду, волосы которого торчали во все стороны, как солома, сколько их не расчесывай, принес с собой в отлаженную до состояния механизма, но немного скучную боевую жизнь отряда немного здорового позитива. Особенно Фил со своими хохмами и песнями-импровизациями оказывался кстати в перерывах между рейдами или скучными, сонными вечерами, которые сталкеры раньше коротали за картами или домино. Они собирались впятером не очень часто — старались держать дружбу в секрете от любопытных глаз и ушей. Но когда Фил и Будда появлялись на Владимирской в гостях у Молота, для всей станции наступал маленький праздник.
