— Доброе утро, солнце уже встало, — говорит Эйприл, обнимая за плечо Пенни.
— Иисус! — Филип сидит, прислонившись к спинке кровати, одетый в майку и треники.
— Который сейчас час?
— Похоже, почти полдень.
— Святой Христос, — произносит Филип, сориентировавшись. Всё его мускулистое тело покрыто холодным потом.
Его шея болит, а во рту вкус кошачьего туалета. — Не могу поверить.
— Мы должны показать тебе кое-что, папочка, — говорит маленькая девочка и её большие глаза горят от волнения.
Настолько счастливый вид дочери проходит успокоительной волной облегчения сквозь Филипа и уносит последние остатки сна из его лихорадочного мозга.
Он встаёт и одевается, попросив двух леди немного подождать.
— Дайте мне секунду, чтобы вернуть на место моё лицо, — говорит он хриплым, осипшим от виски ворчанием, приглаживая пальцами сальные волосы
* * *
Они ведут его на крышу. Когда они выходят из двери пожарного выхода и погружаются в холодный воздух и свет, Филип запинается от ослепительного блеска. Несмотря на то, что день пасмурный и тёмный, свет заставляет пульсировать глаза Филипа, мучающегося с похмелья. Он искоса смотрит на небо и видит приближающиеся с северной стороны штормовые облака, взвихрённые и взмученные.
— Кажется, дождь собирается, — говорит он.
— Это хорошо, — говорит Эйприл, подмигивая Пенни. — Покажи ему почему, сладкая.
Маленькая девочка берет отца за руку и тянет его через крышу.
— Смотри, папочка, мы с Эйприл посадили сад.
Она показывает ему маленькую самодельную клумбу в центре крыши. Ему требуется только одна минута, чтобы понять, что сад построен из четырёх тачек со снятыми колесами, связанных вместе веревкой. Шестидюймовый слой почвы заполняет каждую из этих четырёх полостей, и нескольких неопознанных всходов зелёного цвета уже высажены на каждый холм.
— Это чертовски прекрасно, — говорит он, сжимая ребенка в объятиях. Он смотрит на Эйприл. — Чертовски прекрасно.
— Это была идея Пенни, — говорит Эйприл, с блеском гордости в глазах. Она указывает на ряд ведер.
— Ещё мы будем собирать дождь.
Филип упивается прекрасным, слегка припухшим лицом Эйприл Чалмерс, её глазами цвета синей морской пены, распущенными поверх ворота дешёвого вязанного свитера пепельно-белокурыми волосами. Он не может отвести от неё глаз. И когда Пенни начинает счастливо бормотать обо всех тех вещах, которые она хочет вырастить: ростках сахарной ваты, кустарниках жевательной резинки, Филип не может собраться с мыслями. Эйприл опустилась на колени рядом с ребенком и внимательно слушает её, положив руку на спину Пенни, с любовью на лице. Между ними двумя сквозит согласие и чувство привязанности — и всё это предполагает что-то более глубокое, чем простой инстинкт выживания. Филип любуется увиденным, и нужное слово приходит к нему прямо сейчас, на этой ветреной пропасти: семья.
— Простите!
Грубоватый голос доносится от двери позади них, с другой стороны крыши. Филип оборачивается. В открытом дверном проеме он видит Тару в одном из её запятнанных балахонов, она в своём запатентованном настроении. Тара держит ведро. Её тяжелое лицо, с двойным подбородком, и сильно подведенные карандашом Maybelline глаза, выглядят ещё более неприветливыми, чем обычно.
— Я вас не слишком затрудню, попросив о небольшой помощи?
Эйприл поднялась и обернулась. — Я же говорита тебе, что помогу через минуту.
Филип видит, что Тара собирала воду с туалетных резервуаров. Он хотел было вмешаться, но решил, что не стоит.
— Это было полчаса назад, — пробурчала Тара. — Между тем, я таскаю воду, пока вы тут любезничаете, как в детской передаче.
— Тара, просто… успокойся. — вздохнула Эйприл. — Дай мне секунду, я сейчас приду.
— Прекрасно! Мне наплевать! — Тара поворачивается в гневе, и рассекая со свистом воздух, возвращается на внутреннюю лестницу, оставляя за собой кислую вибрацию презрения. Эйприл смотрит вниз.
— Извиняюсь за сцену… лучше с ней не связываться… знаешь… тяжёлый характер.
По растоптанному выражению лица Эйприл, становится ясно, что ей требуется очень много энергии, чтобы выполнять длинный перечень дел, которые необходимо сделать, по мнению сестры. Филип расчувствовался.
Он знает, как это сложно и понимает ревность и сестринское соперничество. Возможно, это связано с тем, что Эйприл переживает горе с кем-то другим, а не с Тарой.
— Не надо извинений, — говорит ей Филип. — Я хотел бы, чтобы ты знала кое-что.
— О чем ты?
— Просто я хочу, чтобы ты знала, насколько я благодарен за ту радость, которую ты доставляешь моей дочери.
Эйприл улыбается.
— Она — замечательный ребенок.
— Да, мэм, она такая….да и ты очень даже ничего.
— Спасибо. — Она наклоняется и оставляет легкий поцелуй на щеке Филипа. Никакой страсти, просто быстрый короткий поцелуй.
Но это производит впечатление. — А теперь мне надо идти, пока моя сестрица не пристрелила меня.
Эйприл уходит, оставляя Филипа словно сраженного молнией, в объятиях ветра.
* * *
Поцелуй не был чем-то особенным. Покойная жена Филипа, Сара, была мастером по поцелуям. Чёрт, Филип после смерти Сары годами встречался с проститутками, которые больше отказывали в деле поцелуев. Даже у шлюх есть чувства и Филип обычно спрашивал вначале, не сочтут ли они ужасным, если он незаметно оставит несколько поцелуев, только в меру, чтобы притвориться, что влюблен. Но этот маленький поцелуй Эйприл больше походил на закуску, намёк на большее. Филип не назвал бы его поддразниванием. И при этом он не назвал бы его платоническим поцелуем, которым сестра награждает брата. Он находится в очень тонкой неопределенности между двумя крайностями. С точки зрения Филипа, это как стук в дверь, попытка узнать, есть ли кто дома.
* * *
Филип ожидал дождь во второй половине дня, но он так и не пошел. На дворе середина октября (правда он понятия не имел, какой именно день) и все ожидают появления моечных машин, которые традиционно движутся через центральную Джорджию в это время года в большом количестве, но что-то удерживает их. Температура снижается, воздух гудит от скрытой влажности, но дождь так и не идёт. Возможно, засуха имеет отношение к эпидемии. Но какой бы не была причина, беспокойное небо, с низкими тёмными штормовыми облаками, кажется отражает незнакомую, необъяснимую напряженность, возникающую в Филипе.
Позже этим днём, он попросил Эйприл совершить с ним короткую прогулку по улице.
Ему потребовалось убеждать её, даже несмотря на то, что количество зомби уменьшилось со времени их прошлой прогулки. Филип говорит, Эйприл, что нуждается в помощи, чтобы разведать окрестности Home Depot или Lowe, где могут быть генераторы. Становится всё холоднее и холоднее, особенно ночью, и они должны быстро найти источники питания, чтобы выжить. Филип говорит, что ему нужен кто-то, знакомый с этой местностью.
Он также упоминает, что хочет показать безопасные зоны, размеченные Ником. Ник предлагает двигаться дальше, но Филип и Брайан считают, что будет лучше держаться рядом и наблюдать за местом.
Эйприл понимает задачу и готова идти, но немного побаивается хрупкого мостика. Что если пойдет дождь, когда они будут на лестнице? Филип убеждает её, что это будет легко, как съесть кусок пирога, особенно с таким весом, как у неё.
Они надевают пальто и достают оружие — Эйприл захватила на сей раз один из Марлинов — они готовы приступить к задуманному. Тара кипит от гнева, чувствуя отвращение к тому, что она называет “глупой, опасной, незрелой, пустой тратой времени.” Филип и Эйприл аккуратно игнорируют её.
* * *
— Не смотри вниз!
Филип находится на середине самодельного мостика над глухим переулком. Эйприл в десяти футах позади него, держится изо всех сил. Глядя на неё через плечо, он улыбается самому себе. У девочки есть яйца.
— Я спокойна, — произносит она, уносимая ветром, с побелевшими суставами и сжатой челюстью. Ветер теребит её волосы. В тридцати футах ниже, пара ходячих молча смотрит в воздух в поиске источника голосов.
— Почти добрались, — успокаивает Филип, когда добирается до другой стороны.
Она ползёт оставшиеся двадцать футов. Он помогает ей встать на пожарной лестнице. Чугун скрипит под их весом.
Они находят открытое окно и проскальзывают в здание Бухгалтерской фирмы «Стивенсон и Сыновья» и офис адвоката по имущественному планированию. Офисные коридоры темнее и холоднее, чем были в прошлый раз, когда Филип проходил по ним. Грозовой фронт принёс сумерки к площади раньше обычного.
Они следуют по пустым коридорам. — Не волнуйся, — обнадёживает её Филип, пока они пробираются сквозь дебри мусора и мятых налоговых деклараций, — Это место максимально безопасно, в наши дни и наши времена.
