Они следуют по пустым коридорам. — Не волнуйся, — обнадёживает её Филип, пока они пробираются сквозь дебри мусора и мятых налоговых деклараций, — Это место максимально безопасно, в наши дни и наши времена.
— Это не очень обнадеживает, — говорит она, прижимая ружьё, нервно нащупывая молоток.
Одетые в истрепанный флис и джинсы, руки и голени Эйприл обернуты изолентой. Больше никто так не делает. Филип спросил ее об этом однажды и она говорита, что видела, как по телевизору это делал дрессировщик животных — надёжное средство защиты от укуса.
Они пересекают холл и находят лестницу сразу после разбитых торговых автоматов.
— Зацени! — говорит Филип, преодолевая единственный лестничный пролет и подходя к двери без отметки.
Он делает паузу, перед тем как открыть дверь. — Ты помнишь Капитана Немо?
— Кого?
— Старый фильм "Двадцать тысяч лье под водой"? Старый полоумный капитан, играющий на органе в подводной ложке, в то время как гигантские кальмары плавают под его большими картинными окнами.
— Никогда не смотрела.
Филип улыбается ей. — Ну, сейчас увидишь.
* * *
Эйприл Чалмерс готовится к худшему, и сдерживая дыхание следует за Филипом через дверь на пешеходный мост. Она останавливается на пороге и просто смотрит.
Девушка уже бывала прежде в подобных переходах между зданиями, но именно сегодня вечером, призрачный свет и тонкие стены коридора, тянущегося через перекресток на тридцать футов поверх улиц, соединённого со вторым этажом ближайшего универмага, кажутся волшебными.
Сквозь стеклянную крышу видно, как вены молний мерцают и вытягиваются через грозовые облака. Прозрачные стены позволяют увидеть ожившие тени города, кишащего блуждающими зомби. Атланта выглядит как огромная настольная игра в хаотичном беспорядке.
— Понимаю, что ты имел в виду, — произносит она невнятным шёпотом, сполна прочувствовав странную смесь эмоций: головокружение, страх, волнение.
Филип проходит вдоль центра моста, останавливаясь возле стены и освобождая ремень своей сумки. Он кивает в направлении юга. — Хочешь увидеть что-то, — говорит он. — Иди сюда.
Она приближается к нему, опуская своё ружье и рюкзак напротив стеклянной стены. Филип указывает на следы, нарисованные на пустующих автомобилях и дверных проемах, оставленных Ником Парсонсом. Филип объясняет ей теорию "безопасных зон" и рассказывает о том, каким хитроумным вдруг стал Ник.
— Я думаю, он здесь действительно всё отлично устроил, — заключает Филип.
Эйприл соглашается. — Мы могли бы использовать эти тайники, когда найдём тот генератор, о котором все говорят.
— А ты врубаешься, сестрёнка.
— Ник — отличный парень.
— Это точно.
Захватническая темнота вползает в город, в голубоватых тенях стеклянного пешеходного моста, суровое лицо Филипа кажется Эйприл ещё более грубым. С его чёрными как смоль усами литературного злодея Фу Манчу и тёмными глазами, обрамлёнными морщинками смеха, он напоминает Эйприл нечто среднее между молодым Клинтом Иствудом и… кем же? Её отцом в молодости? Вот почему она ощущает эти приступы влечения к большому, долговязому мужлану? Неужто Эйприл — такая идиотка, что западает на парня только потому, что он практически двойник её отца? Или же это жалкая щенячья влюблённость возникла на фоне стресса и борьбы за выживание в обречённом мире? Да ради Бога, этот парень раскроил череп её папочки! А может всё совсем не так. И Дэвид Чалмерз тут ни при чём. Дух её папы, как поется в песне, улетел на небеса. Его душа отчалила прежде, чем он вылез из постели и попытался закусить своей старшей дочерью.
— Должен тебе сказать, — говорит Филип, глядя на оборванные фигуры, словно бродячие псы, снующие по улицам в поисках объедков.
— В нашем районе этих тварей совсем немного, и мы бы могли задержаться подольше в этом доме.
— Наверное, ты прав. Все, что нам необходимо разрешить — это выяснить способ подсыпать валиума в овсянку Тары.
Филип заходится добротным чистым смехом, который открывает его для Эйприл с новой стороны. Он смотрит на нее. — Здесь у нас есть шанс. И у нас действительно может получиться. Мы можем не просто выживать. И дело не только в генераторе.
Эйприл заглядывает в его глаза.
— Что ты имеешь в виду?
Он приближается к ней.
— Я немало девушек в своей жизни повидал, но такую как ты встречаю впервые. Твёрдую как сталь… но такую нежную с моим ребёнком. Никогда не видел, чтобы Пенни так кому-то открывалась, как тебе. Чёрт возьми, ты же спасла наши яйца, подобрав нас с улицы. Вы, особенная леди, Эйприл, вам известно?
Одновременно Эйприл чувствует кожей, жар, озноб и слабость в животике. Она понимает, что Филип смотрит на неё по-новому. Его глаза переполняет сияние эмоций. Теперь она знает, что он думает о том же самом, что и она, и смущённо опускает глаза.
— У тебя заниженные требования, — бормочет она.
Он подходит ещё ближе и осторожно касается своей большой мозолистой натруженной рукой изгиба её подбородка. — У меня самые высокие требования из всех, кого я знаю.
Раскат грома за стеклом слегка расшатывает мост и заставляет Эйприл подпрыгнуть.
Филип целует её в губы.
Она отступает. — Я не знаю, Фил… то-есть… не знаю, стоит ли… ты знаешь.
Вторая, третья, четвёртая мысль вспыхивают в сознании Эйприл мгновенно. Если она даст ход этим отношениям, что будет с Тарой? Насколько это накалит атмосферу в их квартире? Насколько всё усложнит? Как повлияет на их безопасность, на их шансы на выживание (если таковое возможно)?
Поведение Филипа возвращает её в реальность — то, как он смотрит на неё, сияющий эмоциями, с приоткрытым от желания ртом.
Он наклоняется и вновь целует её, и на этот раз она обвивает его руками и возвращает поцелуй, даже не замечая капель дождя, отскакивающих от стекла над её головой.
Она чувствует, как её тело тает в нежных объятиях Филипа. Их губы раскрываются и электричество пронзает Эйприл, когда они проникают языками друг в друга. Вкус кофе, мятной жвачки и мускусного запаха Филипа заполняют чувства Эйприл. Её соски твердеют под свитером.
Голубая вспышка молнии превращает тьму в сияющий ясный день.
Эйприл больше не контролирует себя. Она больше ничего не контролирует. Голова кружится. Она не замечает дождя, хлещущего по стеклянной крыше. Она даже не замечает, как Филип мягко опускается вместе с ней на пол прохода. Их губы сомкнулись в страстных ласках, сильные руки Филипа поглаживают груди Эйприл, он бережно опускает её на пол, и, прежде чем Эйприл осознаёт, что происходит, Филип оказывается на ней.
Шторм неистовствует. Ливень хлещет по стене. Гром грохочет, молнии взрываются и искрятся статическим электричеством, пока Филип шарит под свитером Эйприл вдоль всего её голого живота, обнажая её бюстгальтер в синем свете огненных вспышек.
Грубые пальцы разрывают застёжку. Гром взрывается. Эйприл чувствует настойчивый толчок чресел Филипа, проникающих между ее ног. Вспыхивают молниий. Её джинсы наполовину спущены, её груди оголены.
Краешек ногтя щекочет её живот, и, словно бы внутри её срабатывает выключатель, одновременно с очередным залпом грома, она внезапно думает: ПОДОЖДИ.
БУУУУУМ!
ПОДОЖДИ!
* * *
Приливная волна желания захватила Филипа Блейка в ревущий поток.
Он едва слышит голос Эйприл, звучащий словно издалека, приказывающий ему ОСТАНОВИТЬСЯ, подождать, притормозить, послушать, "это слишком", "я не готова", "пожалуйста, пожалуйста, остановись сейчас же", ОСТАНОВИСЬ. Ни одна из этих просьб не регистрируется мозгом Филипа, охваченного страстью и желанием, болью и одиночеством и отчаянной потребностью чувствовать. Сейчас всё его существо подключено к его паху, и все его сдерживаемые эмоции сейчас курсируют в одном направлении.
— Боже, я умоляю тебя остановиться! — просит далёкий голос, тело Эйприл становится жёстким.
Филип движется на извивающейся женщине, словно сёрфер объезжает волну. Он знает, что она втайне хочет его, любит его, что бы она сейчас не говорила. Поэтому он продолжает проникать в неё снова и снова в яростном сиянии вспышек, наполняя её, овладевая ей, питая её, превращая её, пока она не слабеет и не стихает под ним.
Нежный белый взрыв удовольствия извергается из Филипа, подобно запуску ракеты.
Он соскальзывает с неё, сползая на пол рядом, глядя прямо на дождь, ему сразу же бросаются в глаза тёмные, осквернённые души в тридцати футах под ними, захваченные вспышкой молнии, будто чудовищная массовка в немом кино.
* * *
Филип принимает молчание Эйприл за знак того, что возможно, только возможно — всё будет хорошо. В то время, как буря приобретает форму устойчивого шквала и его приглушенный, как у реактивного двигателя, рёв заполняет переход, они оба натягивают свою одежду и лежат рядом в течение долгого времени, не говоря ни слова, глядя на пелену дождя, обрушивающегося на стеклянную крышу.