– Детэй нема. Бытуем с жинкою двое. Вона сегодня на вышке – пожары шукае…
– Не скучно тут жить-то?
– Сказать по правде, скучать-то некогда – служба, пусть и нехитрая, та и скотину держим. Зарплата у лесника, знаете сами, – на хлиб та соль…
Во дворе Егора Иваныча гоготаньем приветствовали два благородной осанки гуся, о ногу терлась истосковавшаяся по людям собака. В хлеву о себе заявили два поросенка. И важничал посредине двора индюк с восемью индюшатами.
– Есть еще кролики! Почти одичалые. Бегають як хотять. Вон поглядите – усе кругом в норках, боюсь Чалый ногу сломает. Вечером подывитесь – скачуть вольно, як зайцы…
Егор Иваныч пускает Чалого на поляну, полого уходящую к лесу, и приносит под мышками с огорода два полосатых арбуза.
– Треба охладить трохи – горячие, як хлебы з печи…
Опускаем арбузы в ведра с водой. И в ожидании пира после дороги говорим в прохладной избе о здешнем житье-бытье.
– Зимой, бываить, так заметэ, шо неделю без хлиба и сигарет. На ти случаи хозяйка сухари запасае, а я – самосад. Кручу цигарки, як в военное время…
– Дичь и домашняя животина рядом живут. Бывают, наверное, конфликты?
– Бувають. Якая же жизнь без конфликтов. Лисы до кроликов дюже охочи. Но воны – видели норы – раз, и тилько хвостик мелькнув. Теперь, чую, лисы до индюков подбираются. У прошлую среду трех маленьких задавили. Но то, думаю, молодые лисята – учатся… Е волк. Живе где-то близко. Мимо кордону, по следам вижу, ходыв не раз. Но ни боже мой – ни поросенка, ни лошади, ни даже куры не тронув. Умен зверина! Там, где живее, – не шкодит… Ну еще кабан имеет привычку у голодное время во двор заходыть. Почавкает чего-либо и снова у лес. Мирное сосуществование!..
Нет в жару еды приятнее холодных арбузов! За пиром, знаменующим окончание лета, застает нас хозяйка, приехавшая на велосипеде с пожарной вышки.
– Садысь, Маша, командуй! – подставляет жене табуретку Егор Иваныч. – А мы продолжим беседу о Бережине… Из всех зверей, Василий Михайлович, наибольшее поголовье – за комарами. На окнах видите марлю, на дверях занавески? Це оборона против сих динозавров. Двухмоторные, дьяволы!.. А ишо ужаков много. Мисто Бережиной называют не зря. Весною вода як раз до двора подымается. Ну ужаки, понятное дело, на теплое место, на берег лезуть. Ступить негде от етого войску… И все ж Бережина – гарное мисто, вольное и покойное. Этим летом я встретив в Новохоперске доброго старичка Куликова Александра Иваныча. Вин тридцать лет безвылазно на сем кордоне прожив. Ну, понимаете сами, сердцем прирос. Мне так прямо голову на плечо положив.
– Ты с Бережины?! Ну як вона там?..
– Да стоит, – говорю, – у порядке. Колодец собираюсь почистить, баньку мерекаю наладить…
– Ну а як ужачки, е?
– А як же, – говорю, – е.
– И у кордоне бувають?
– Бувають, – говорю, – як же без етого.
– У меня, Егорушка, був один ужачок – любимый, у левом валенке жив. Звернется калачиком и спыть. Я валенок набок клал, шоб було ему удобней. Выйдет, попье з блюдечка молока и опять спыть. Бывало, валенки надо обуть – обережно его выпускаю. А вернусь – вин опять у левый валенок и спыть…
Егор Иваныч задумывается, гладит клеенку стола.
– Я пригласив Александра Иваныча у гости. Приезжай, – говорю, – посидим, поговорим, повспоминаем. Шутка ли, тридцать лет на одном мисте. Не только ужак, любая травинка станет родною…
Сидя с лесником во дворе на скамейке, мы видим, как в пойму полетели на ночлег журавли, как устроились на насест куры и замелькали над огородом на красном закате летучие мыши.
Машина из заповедника появилась уже в темноте.
– Ну что ж, до побаченья. Не забывайте про Бережину…
В свете фар у калитки Егор Иваныч стоял рядом с женою – одна рука поднятая, другая – крутила чумацкий ус…
* * *
Дорогу опушкой машина пробегает минут за двадцать. Но я попросил шофера не торопиться. У просяного поля в полосу света попал лисенок. Машина не показалась ему опасной. Поворачивая головой и топориком навострив уши, лисенок с любопытством разглядывал красную «Ниву». Мотор шофер заглушил, а я, опустив стекло, тихо попищал мышью. Лисенок, вытянув мордочку, устремился на звук и, тараща глаза, уселся от машины в двух метрах…
Потушив фары, мы постояли на опушке минут десять. В степи плясали красноватые языки света – перед пахотой жгли стерню. Далеко в стороне, пронося по звездному небу мигающий огонек, летел самолет. А справа, рядом с дорогой, темнела громада леса. Запах бензина возле машины перебивался запахом диких опавших яблок.
• Фото автора. Хоперский заповедник. 14 сентября 1986 г.
Жук-бомбардир
Окно в природу
В защите от нападений живая природа достигла изумительного совершенства. Черепаха носит броню, ежик – колючки, божья коровка яркой окраской предупреждает: берегись – ядовита! Зайца спасают ноги, скунса – вонючая жидкость. Камбала и хамелеон меняют окраску. Ящерица «добровольно» оставляет нападающим хвост. У некоторых бабочек на крыльях – рисунок больших пугающих глаз. Коростель, подражая змее, отпугивает непрошеных гостей от гнезда шипеньем… Перечислять можно долго. А вот образец особо оригинальной защиты, обладатель ее жук-бомбардир. Название жука условное, поскольку защищается он не бомбами, а кипящей струей жидкости.
Когда опасности нет, жук в своем тельце в особых «камерах» накапливает высокоактивные химические вещества. Но вот дрозд или еще какая-то птица приготовилась клюнуть жука. В ту же секунду, подогнув конец брюшка, жук направляет в клюв птице кипящую струю жидкости. Это действительно обжигающая струя. Температура ее 100 градусов. Достигается она мгновенной химической реакцией веществ, сохранившихся в разных «камерах».
Стреляет жук метко. Ощутив жжение и неприятную «горечь во рту», птица на всю свою жизнь запомнит жука-бомбардира и будет держаться от этой добычи подальше.
Для ученых пока не ясно, как само тело жука выдерживает столь высокую температуру. Что касается техники съемки, то эта редкая фотография, взятая из журнала Tier, сделана сложным способом. Высокочувствительный микрофон, уловив звук «выстрела», включил электронную систему фотокамеры. Авторы снимка американцы – фотограф Айснер и инженер Анешансли.
• Фото из архива В. Пескова. 21 сентября 1986 г.
Рядом с китом
Окно в природу
Этот снимок дает наглядное представление о том, как выглядит человек в водной стихии рядом с китом. Мы видим аквалангиста около головы кита кашалота.
Киты – самые крупные из представителей земной фауны. Длина океанского исполина голубого кита достигает 30 метров при весе до 135 тонн. Новорожденный младенец кита при размерах в 7 метров весит 2 тонны. Любопытно, что в день он нагуливает 100 кг веса и к семи месяцам достигает более двадцати тонн.
Голубые киты – великолепные пловцы. Обычная скорость – 18 – 20 километров в час, но известен случай, когда гигант в течение десяти минут плыл со скоростью 41 километр в час, а другой 7 часов тащил загарпунившее его 27-метровое судно, хотя машины работали на «полный назад».
Любопытно, что эти морские гиганты питаются мелкими рачками величиною чуть более сантиметра. С верхней челюсти кита свешивается «забор» из роговых пластинок (числом до 400) с бахромой по краям.
Синие киты – вечные странники. Из вод Антарктики они путешествуют до северной кромки льдов. (Один из гигантов – южный кит иногда выставляет из воды громадный хвостовой плавник и двигается, используя его как парус.)
На этом снимке третий по размеру среди китов – кашалот, не имеющий китового уса, но вооруженный по нижней челюсти рядом зубов. Это хищник, питающийся каракатицами и кальмарами. Кальмар на снимке выглядел бы намного крупнее аквалангиста. На старых гравюрах бой кашалота с кальмаром представляется как схватка равных гигантов, но побеждает всегда кашалот.
Киты – объекты давнего промысла. Удачная охота давала сразу громадное количество ценного жира, китового уса (шел на корсеты, зонтики, обручи, кнутовища), из кишечника и головы кашалота добывались драгоценные амбра и спермацет – сырье для кремов, мазей и закрепления аромата духов.
Пока добыча китов велась на утлых суденышках с ручными гарпунами, киты человеку противостояли на равных. К синим китам охотники не рисковали даже и приближаться. Гарпунная пушка и большие суда свели опасность для охотников-китобоев к нулю, китов же сделали беззащитными. Истребление их шло очень быстро. В сезон 1930 – 1931 годов было добыто 29 699 голубых китов, а в 1964 – 1965 годах всего лишь 372. Сейчас в Мировом океане осталось, считают, 6 процентов от былой численности исполинов земли…
Жизнь зачиналась в воде. Потом она вышла на сушу. Но 60 примерно миллионов лет назад некоторые виды животных снова вернулись в воду (полагают, в поисках пищи) и приспособились в ней обитать постоянно. Киты, ставшие похожими на рыб, – наиболее приспособленные из всех млекопитающих к воде. Дышат киты воздухом. И сфера их жизни – не глубина, а поверхностный слой воды. Но кашалоты – ныряльщики. Для них не проблема – глубина 500 и 1000 метров. И вот встретились два ныряльщика – кашалот и аквалангист, Голиаф и Давид. В этой конкретной ситуации кит мог бы расправиться с человеком легче, чем с каракатицей. Вообще же Давид с его нынешней техникой угрожает Голиафу безжалостным истреблением.
