Как только девушка скрылась, Элай велел Аурике идти в комнату и сам отправился следом. Если служанка умная, поймет, что это означает «нет».
Они поднимались по узкой лестнице. Двоим на ней не разойтись, а потому впереди шла Аурика, он следом. Юбка солнечной струилась за ней шлейфом, точно была не из грубой ткани, а из шелка. Поразительно как вещи преображались, стоило Аурике их коснуться, а ее присутствие превращало любую лачугу в дворец.
Юбка дразнила его. Элай протянул руку, коснулся фалд. Ткань скользнула по пальцам. Руки вдруг сделались тяжелыми и непослушными. Неудовлетворенное желание дрожью растеклось по телу.
Остаток пути прошел как в тумане. Элай с трудом соображал, где находится. Все его мысли поглотила Аурика. Желание обладать ей давило на него болезненным грузом. Под его весом не вздохнуть толком, не расправить плеч. Его влекло к Аурике, как лодку влечет к водопаду. В любой момент он рисковал сорваться, рухнуть в водоворот исступления, где уже не отдаешь отчета действиям. Сила воли — та тоненькая нить, что удерживала на пороге пропасти — натянулась и вот-вот грозила порваться.
И тогда он сделал единственно возможное и правильное — сбежал. Вопреки опасениям за жизнь солнечной он бросил ее одну. Сейчас для нее безопасней вдали от него. Наказав девушке не покидать комнату, пока он не вернется, Элай спустился в едальню, где его ждала служанка.
Она обрадовалась его появлению, и Элай, выпив залпом брагу, повел ее в подсобку. Девушка по-прежнему не вызывала у него эмоций, но томящееся в теле желание необходимо было излить. Подавальщица вполне для этого годилась.
Он не запомнил ее имени, хотя она повторила его, задирая юбку в подсобке. Она щебетала что-то еще. Раньше он бы заткнул ей рот поцелуем, но сейчас ему не хотелось узнавать вкус ее губ. Скорее всего, это смесь из пива и жареной картошки. Пусть уж болтает.
У нее было податливое мягкое тело. Пышная грудь сама ложилась в ладонь. Упитанные бедра охотно раздвинулись, едва он приблизился. Элаю было не до нежностей. Слишком долго он гасил в себе желание, и теперь оно требовало немедленной разрядки.
Он взял служанку грубо, прямо на столе. Без единого поцелуя, без ласки. Рыча и впиваясь пальцами ей в бедра, он вошел в нее, и она вскрикнула от наслаждения смешанного с болью. Не дав опомниться, тут же пришел в движение. Глубоко и сильно. А у самого перед глазами мелькал образ Аурики. Вот она прошла, тряхнула головой, повела плечами. Яркая, желанная, недоступная. Его дар, его проклятие.
Вспышка и удовлетворение горячей волной пронеслось по телу, но освобождение от страсти к солнечной не принесло. Элай знал: стоит ее увидеть, и желание вспыхнет с новой неодолимой силой. А потому эту ночь он провел за столом в едальне, так и не поднявшись в комнату, где спала Аурика.
* * *
Элай выкупил два места в экипаже, следующем до Калидума. Южный город раскинулся у границы земель солнечных. Ближе к Гелиополю на транспорте людей не подобраться.
В экипаж набились путники. Сидели как голуби на карнизе — впритык друг к другу. Солнечная забилась в угол, Элай сел рядом, заслоняя ее от соседей. Она стойко переносила его близость. Опять он для нее меньшее зло.
Сам Элай был хмур. Развлекаясь с подавальщицей, он потянул раненый бок, и сегодня тот ныл, наказывая его за несдержанность. Плюс утром пришлось разбираться с девчонкой и объяснять, почему он не может остаться. Выдумал что-то о важном задании. Кажется, она приняла его за солдата первого магистра.
Ехали несколько дней с перерывами на стоянки. Солнце то уходило с небосклона, то возвращалось, но неизменно палило все сильней. К концу пути люди умирали от жары, зато Аурика расцвела. Полуденный зной она приветствовала, выставив руку из окна экипажа. У нее даже настроение улучшилось. И пару раз она отвечала на замечания Элая, поддерживая разговор.
А по ночам, убаюканная стуком колес, солнечная дремала у него на плече. Тогда он боялся пошевелиться и лишний раз глубоко вздохнуть. Волосы Аурики, с которых она смыла краску, вернув им первоначальный цвет, пахли маками — дурманно, как и сами цветы. И он склонял голову, вдыхая их аромат, и едва касался губами ее макушки в невесомом поцелуе. Блаженные минуты, которым не суждено длиться долго.
Когда экипаж въехал в ворота Калидума, рана Элая почти зажила. Тело привычное к дракам и увечьям быстро восстанавливалось, а, может, солнечная своим волшебным присутствием исцелила его. В любом случае в город он вошел полным сил и спокойно выдержал истерику, которую закатила Аурика, узнав, что они не отправятся в Гелиополь немедля.
В номере гостиницы она разбила вазу с цветами, швырнула в Элая подсвечником и пригрозила сбежать, если они сию же секунду не тронутся в путь. Напросто он взывал к ее разуму и умолял о передышке после дальней дороги. По правде говоря, причин для задержки не было. Он просто хотел еще немного побыть рядом с ней. Ведь как только она пересечет границу владений гелиосов, он потеряет ее навсегда. Людям заказан путь в солнечный город. Даже если гелиосы пустят его, долго он там не протянет. Безжалостное солнце Гелиополя иссушит его тело и спалит кожу.
В конце концов, Элай уговорил Аурику дать ему поесть. Небольшая, но отсрочка.
Последнюю совместную трапезу он обставил с размахом. На оставшиеся деньги повел девушку в кафе. Он не первый раз был в Калидуме и знал место славное вкусной выпечкой. Все девушки любят сладкое. Это незыблемая истина, но солнечная и ее умудрилась опровергнуть.
Элай заказал для Аурики гору пирожных. Песочные корзиночки с кремом, слоеное тесто с джемом, марципаны. Но девушка к ним не притронулась. Возбужденная скорым возвращением домой — от Калидума до границы солнечных меньше суток пути — она едва могла усидеть на месте.
— Мне следует поблагодарить тебя, — сказала она, глядя мимо него. — Без твоей помощи я бы не вернулась домой.
Элай поперхнулся. Он не ослышался? Солнечная говорит о благодарности? Должно быть, все людские боги потеряли дар речи от изумления.
— Я выполнял свой долг, — произнес он осторожно, — перед твоим мужем. Я поклялся Лоредану защищать тебя.
— Жаль ты не клялся защитить его, — глаза Аурики на миг вспыхнули гневом. — Он был моей родственной душой. Моей второй половиной. Без него я уже не смогу быть целой.
— Мне больно это слышать.
— Еще больнее мне это чувствовать.
Элай не знал, что ответить. Как объяснить девушке, что он по-своему привязался к Лоредану и тоже переживает из-за его смерти. К тому же Элай ненавидел проигрывать, а в случае с солнечным он потерпел крах.
— Я полагала, ты в сговоре с убийцами Лоредана, — сказала Аурика. — Но теперь вижу, что это не так. Тебя щедро вознаградят за службу.
— Это ни к чему. Я помогал не ради денег.
Аурика дернула плечом. Весь ее вид говорил о том, что она не желает слышать о его истинных мотивах, и Элай промолчал, не заикнувшись о какой награде мечтает.
— Я счастлива вернуться домой. Ни за что отныне не покину Гелиополь. Конечно, после траура мне придется снова выйти замуж, — вздохнула Аурика. — Но я никогда не полюблю нового мужа так, как любила Лоредана. Он навсегда останется в моем сердце. Жаль, я не вижу другого способа устроить свою жизнь.
— Я плохо знаком с обычаями солнечных, но разве ты не имеешь права наследовать имущество и должность Лоредана?
— Имею, — кивнула девушка. — Но власть не для меня. Я не создана для скучных заседаний в совете, политики и аудиенций. Не хочу провести жизненный цикл, погрязнув в делах. Мне по сердцу та жизнь, какой я жила с Лореданом.
Возможно, Аурика была права, выбрав легкую жизнь замужней дамы взамен тягот правителя рода. Но до чего тяжело представлять ее в объятиях другого! Ревность жгла Элая похлеще южного солнца. На место мужа еще не было претендента, а он уже ненавидел этого счастливца.
Они возвращались в гостиницу в сумерках. Элаю все-таки удалось убедить Аурику переночевать в Калидуме. Ночь в который раз выступила его союзницей.
Жизнь кипела. Город озаряли факелы, люди спешили по делам. Тихий и вялый в дневное время город ночью ожил. По лабиринтам улиц без единого зеленого островка — в условиях юга растения не выживали, Элай с Аурикой добрались до гостиницы. Девушка первой поднялась в номер. Он замешкался внизу, решая пойти за ней или скоротать ночь в другом месте. Разумней не оставаться с солнечной наедине, но это был их последний вечер. Глупо тратить его на шлюх.
Он поднялся по скрипучим ступеням. Притормозил около двери, прислушиваясь. Сердце выстукивало бешеный ритм военного марша. Ладони вспотели, словно он неопытный мальчишка. С какой стати он разволновался? Все равно ничего не будет. Аурика скорее убьет себя, чем подпустит его хоть на шаг.
Элай открыл дверь. В комнате было темно. Обострившиеся инстинкты уличного жителя кричали об опасности. Аурика ненавидит темноту. Первым делом она бы распахнула ставни и зажгла свечи. Но не единый лучик света не пронизывал комнату. Элай никогда не боялся темноты. Даже в детстве. Но сейчас его сковал ужас.
