class="empty-line"/>
20
МЕСТНЫЙ
Я просыпаюсь среди Фурий, наши конечности, волосы, змеи и крылья спутались. Рука Тисифоны, выбравшаяся из-под моей шеи, разбудила меня раньше, чем я была готова. Она шепчет на ухо, что принесет мне завтрак, целует мой лоб прохладными губами.
— Сестра, — говорит она и уходит.
И я вспоминаю все. Бри, охота. Гермес, росток.
Вера Фурий, что я одна из них.
Борясь с тревогой, я выбираюсь из их объятий, они уже не спят, следят за мной блестящими теплыми глазами. Я выдавливаю улыбку, выбираюсь из одеял и беру свечу, пару спичек в зубы, иду в пещеру-ванную.
Когда я возвращаюсь, став чище, проснувшись чуть сильнее, переживая больше из-за грядущего дня, Тисифона вернулась. К моей радости, с ней Гермес.
Он сидит, скрестив ноги, в нише Мегеры, вместе с тремя сестрами. Судя по тому, как они смотрят на меня — Мегера хмурится — я чему-то помешала. Снова.
— Доброе утро, — кричит Гермес бодро. Его волосы идеальными кудрями обрамляют лицо, его белая туника чистая, серебристая кожа сияет здоровьем. Я понимаю, что на мне одеяние уже дольше трех дней, и мои волосы не спутались только из-за ухода Фурий прошлой ночью.
«Становишься хищной, — говорит голос в моей голове. — Или Фурией, — звучит мрачный ответ».
— Привет, — говорю я слишком громко, пытаясь заглушить шепот во мне.
Они растерянно смотрят на меня, продолжают шептаться.
Я смотрю на них, пока ему, четыре бессмертные головы склонены, говорят тихо и быстро, я ничего не слышу, хотя уши горят. И большой палец пылает и зудит там, где я раздавила росток. Я ожидаю, что он красный, с волдырем, но, когда смотрю, он обычный. Когда я тайком проверяю участок камня, где был росток, все выглядит нормально.
Придется продумать план для следующего раза. Может, попытаться в ванной, куда они не ходят. И мне нужна причина для возвращения плаща: в карманах должны еще оставаться семена. Я решаю, что спрошу у Алекто. Я ловлю ее взгляд, мы быстро улыбаемся и отводим взгляды, словно попались на том, что не должны делать. Нужно застать ее одну. Может, позже, когда мы вернемся с…
Я замираю. Я не знаю, возьмут ли они меня с собой на работу. Я не знаю, заставят ли снова смотреть на наказания. Я отодвигаю еду, меня мутит. Я не могу сделать это снова. Не могу.
Фурии летят ко мне, пока я собираю еду в мешок, и сердце начинает колотиться за ребрами.
— Ты не доела, — говорит Алекто.
— Я не голодна, — говорю я.
Мегера смотрит на меня.
— Нам нужно заняться делами, — говорит она, и все во мне сжимается. — Но ты останешься сегодня тут. Гермес останется с тобой, тебе не будет одиноко, — продолжает она. — Для нас будет время. Много времени. И его предупредили, — зловеще добавляет Мегера.
Мы поворачиваемся к богу, стоящему с красивой улыбкой. Я так рада, что голова кружится.
Алекто шагает вперед, проводит холодным нежным пальцем по моей щеке, потом склоняется и целует в щеку.
— Мы принесем больше вкусной еды, когда вернемся, — говорит она. — И наши подвиги, чтобы вдохновить тебя. Я буду скучать, — тихо добавляет она. — Милая мягкая сестра.
Три Фурии тепло смотрят на меня, прыгают из ниши и улетают, оставляя меня с Гермесом. Он идет по воздуху ко мне.
— Так ты не рассказал им.
— Я обещал, — говорит он.
— Что Мегера имела в виду, сказав, что тебя предупредили? — спрашиваю я.
Его лицо становится забавным.
— Просто, если я попытаюсь увести тебя из Подземного мира, их месть будет быстрой и беспощадной, — он делает паузу, проводит языком по зубам. Он смотрит на точку за мной и говорит. — Видимо, они еще не били хлыстами по божественной плоти, но они хотят узнать результат. И хоть я — не та жертва, каких они предпочитают, они не против, чтобы мой ихор окропил Луг Асфоделя.
Я потрясённо моргаю.
— Ого.
— Да, — он смотрит на меня. — Яркая картина, с деталями.
Мы утихаем, и я стараюсь не представлять это.
Потом меня осеняет.
— Аид сказал им не выводить меня снова?
Его идеальное лицо озаряет хитрая улыбка.
— Почему не спросить у него? — Гермес кивает за меня.
Я поворачиваюсь, и все мое тело вспыхивает.
Аид стоит за мной идеально прямо и неподвижно, его ладони и тени близко к бокам. Бровь приподнята, но лицо гладкое, фасад покоя, который он так любит. Он снова в смертной одежде: черные штаны, черная рубашка, застегнутая на все пуговицы, туфли, волосы убраны с бесстрастного лица. Рядом с Гермесом он похож на божество меньше, выглядит как парень с континента, наряженный для прогулки с друзьями.
Я в ужасе, сильнее осознаю, что мой наряд грязный. Я грязная. Я хочу, чтобы земля проглотила меня.
Он говорит раньше меня:
— Что случилось? — голос Аида резкий. — Твоя рука.
Он смотрит на шрамы от удара молнии. Следы выцвели из красного до серебра. Я привыкла к ним.
— О… это старое, — говорю я, удивленно обводя линии. Они выглядят как корни и ветки дерева. Мне даже нравится этот след по такой причине.
Он обеспокоен.
— Болит?
— Нет. Уже нет, — я смотрю на свою руку снова. — Как я и сказала, это старое. Помнишь день с молнией? Когда я была на холме?
Его горло двигается, и он кивает.
— Тогда это случилось, — говорю я.
Аид хмурится так сильно, что его густые брови почти встречаются, но когда он говорит, его вежливый голос вернулся:
— Как ты, в остальном?
Ладно. В это можно играть вдвоем.
— Я очень хорошо, спасибо, — говорю я со слабой улыбкой. — Просто чудесно. А ты? Ты в порядке?
Его рот подрагивает, будто он знает, что я делаю.
— Я в порядке. Рад, что и ты тоже.
— Отлично.
Я ощущаю румянец, смотрю на Гермеса, который сияет от веселья, его кожа источает серебристый мягкий свет, пока он улыбается так широко, что его ямочки становятся впадинами.
— Фурии знают об этом? — спрашиваю я у него.
— Нет, — отвечает Аид, но я не поворачиваюсь, переживаю из-за румянца на лице. — Все хорошо, это будет один раз, и им не нужно знать, что я был тут.
— Почему ты тут? — я все еще не могу смотреть на него.
— Из-за ростка.
Во мне горит возмущение.
— Ты обещал! — я хмуро гляжу на Гермеса.
Он поднимает руки с улыбкой.
— Я обещал не говорить
