сестрам, и я не сказал. И я не говорил своему дяде.
— Это мое царство, — говорит Аид. Он звучит ближе. — Ничто в нем не происходит без моего ведома. Ничто, — повторяет он.
Я поворачиваюсь. Он оказывается за мной, между нами меньше расстояния руки. Я избегаю его взгляда, говоря:
— Я не знаю, как это произошло.
— Я хочу, чтобы ты попробовала снова.
— Я же сказала, я не знаю, как это произошло, — возражаю я, хотя сама этого хочу. Я смотрю на землю. — Я даже не уверена, что это была я.
— Моей уверенности хватит на двоих, — его голос смягчается, но, когда я поднимаю взгляд, Аид смотрит серьезно. — Гермес останется тут, пока нас нет. Если сестры вернутся, он предупредит меня, и я верну тебя, они и не узнают, что ты уходила.
— Нет, — я хватаюсь за шанс. — Я сделаю это. Хотя бы попробую. Но только поклянись, что потом ты вернешь меня домой. Прошу. Я не хочу возвращаться сюда. Мне нужно домой. Если сделаешь это сегодня, обещаю, что постараюсь изо всех сил.
— Я… — он делает паузу, потом кивает. — Обещаю, — говорит он. — Сегодня. Как только мы закончим, — он медлит, потом протягивает руку.
Когда я понимаю, что он не пытается взять меня за руку, а хочет закрепить сделку, он уже опускает свою, и я нечаянно тяну его к себе, хватая его за пальцы. Гермес не скрывает смех, и мы с Аидом хмуро смотрим на него.
— Хорошо, — я отпускаю Аида и подавляю желание вытереть ладонь об одежду. — Идём.
Аид останавливает попытку скрестить руки, неудачно изображает, что протягивал ко мне локоть. Гермес фыркает, и когда я смотрю на него, он подмигивает.
— Веселись, — говорит он.
Меня мутит, кожа горит. Я обвиваю руку Аида как можно свободнее. Мир тут же переворачивается.
Когда он замирает, я врезаюсь в бога рядом со мной, и он придерживает меня другой рукой, на миг соединяя нас в неловких объятиях, грудь к груди.
Я отступаю раньше него, убираю руку от его и отхожу, пытаясь оглядеться и взять себя в руки.
Озираясь, я вижу, что мы внутри укрытия без крыши размером с мой сад дома, из серого камня Подземного мира. Окон нет, как в его замке, но нет и дверей. Ни войти, ни выйти. Во рту пересыхает.
— Это какая-то тюрьма? — я поворачиваюсь к нему.
Его ладони в карманах, чтобы я его не трогала, видимо.
— Нет.
— Тогда что это? Похоже на тюрьму. Ни окон. Ни дверей.
Он поворачивается к одной из стен, и, пока я смотрю, дверь из черного дерева появляется посередине. Я смотрю на него, открыв рот в потрясении, потом подхожу к ней, прижимаю к ней ладони. Она прохладная на ощупь.
Ручки нет, но едва я думаю об этом, она появляется, сделанная из прохладного темного металла. Я поворачиваю ее и приоткрываю дверь. Пара теней стоит неподалеку, глядя, и я закрываю дверь и поворачиваюсь к Аиду.
Он смотрит на меня со странным выражением лица.
— Я хочу, чтобы ты попыталась вырастить что-то в Подземном мире, — говорит он. — Стены защищают от любопытных глаз.
— Фурии могут летать, — напоминаю я ему.
— Они сюда не полетят, — он делает паузу. — Мы возле Элизия.
— У меня нет…
Я не успеваю закончить, он вытаскивает руку из кармана и раскрывает ладонь. Там лежит дюжина черных и коричневых точек. Семена. Он указывает мне, и я протягиваю руки, сложенные чашей, под его ладонью, и он высыпает туда семена. Он старается не задевать меня.
— Подойдет?
Я пожимаю плечами. Наверное. Переместив семена в левую ладонь, я опускаюсь на колени, провожу правой по потрескавшейся серой земле. Она сухая, безжизненная, как все тут.
Каждый год в начале весны папа и Мерри брали меня и Бри в садовый центр на одном из островов побольше, где я могла запастись всем, что было нужно для грядущего года. Инструменты, новые семена и подставки для рассады, леска, прутья, удобрения, почва. Землю продавали в больших баках, и можно было наполнить мешки любым количеством. Эту часть я любила больше всего, и, пока Бри уходила в кафе за пирожным и заигрыванием с работниками, а папа с Мерри смотрели на наборы для барбекю, я запускала ладони в землю и ощущала ее. Нужно было использовать лопату или хотя бы перчатки, но я никогда так не делала. Всегда голые руки, чтобы сжать почву. Я не знала, как, может, это было в моей голове, но я могла понять по ощущению между пальцами, была ли земля хорошей. Подходит ли она для роста. Потому я знаю, что земля тут непригодна для роста.
«Но зернышко выросло из камня», — шепчет голос в моей голове.
Я разглядываю семена. Несколько черных, как то, что я посадила в Эребусе — базилик, наверное. Или лаванда. Круглые и коричневые, скорее всего, кориандр. Я встаю и начинаю ходить по месту, решая, где их посадить. Обычно я учитываю положение солнца, где будет тень в какое время дня, но это тут не важно. Тут нет времени дня. Нет тени, ведь нет солнца.
— Зараза, — бормочу я, проходя к центру сада.
На коленях я использую пальцы, чтобы рыть землю, делаю ямки на пару дюймов глубиной, пускаю внутрь черное семечко и накрываю его. Я отхожу, оставляя место, и делаю это снова. Я не делаю это в каком-то порядке, не придерживаюсь ровных линий, не думаю о месте для корней. Это бессмысленно, учитывая, какие препятствия их ждут тут. Я просто делаю ямки, опускаю семена, закапываю их и двигаюсь дальше, пока все семена не посажены.
Когда я встаю и смотрю на землю, едва видно, куда я их посадила. Я ищу камешек, чтобы отметить место, но замираю. Зачем? Если они вырастут, мы их увидим. Они будут единственным пятном цвета тут.
— Что теперь? — я поворачиваюсь к Аиду.
— Нужно сделать то, что ты делала, чтобы это произошло.
Я вспоминаю прошлый день, мои щеки вспыхивают.
— Я плакала, — говорю я. — Он вырос после того, как я плакала.
Аид отводит взгляд и хмурится, словно ответ его смущает.
— Что сделало тебя несчастной? — спрашивает он.
— Это место, — он сжимает зубы. — То, какое оно. То, как оно работает. Фурии взяли меня с ними на наказания.
— Знаю. Я говорил, что знаю все, что тут происходит.
Я хмуро смотрю на него.
— И тебя устраивает видеть меня такой? Или ты думаешь, мне это нравится?
Судя по напряжению на его лице, я попала в цель.
— Я думал, ты этого
