— Черт! Да это же…
— Тсс! — Саша едва успел закрыть Ксану рот рукою и сам чуть не вскрикнул, увидав лежащую в гробу девушку.
Это действительно была Мария! Полностью обнаженная, она, однако, не выглядела мертвой, скорее спящей. Вот один из сектантов, а именно Граций, склонился, похлопал несчастную по щекам. Девушка приоткрыла глаза… улыбнулась… Она казалась бледной, как смерть, тонкую шею украшало блестящее золотое ожерелье, на животе чуть повыше пупка не то краской, не то кровью был нарисован какой-то символ в виде жуткой рогатой морды… Мелькарт? Баал?
И точно такое же чудище, только уже в виде статуи, медной или бронзовой, трое мускулистых парней, скинув плащи и туники, устанавливали прямо напротив гроба. Ну до чего же мерзкая тварь! Бычья голова с острыми рогами и разверстой клыкастой пастью сидела на плечах человеческого тела с огромным вздыбленным фаллосом, который неведомый скульптор сработал с видимым тщанием и любовью. В руке жуткий монстр держал копье, упираясь в землю кривыми ногами-лапами.
— Баал… — прошептал Саша. — Он же — Баал-Хаммон, он же — Баал-Зебул, иначе — Вельзевул, то есть «скачущий в облаке князь». Древнее божество пунов, символ солнца и плодородия, что, кстати, хорошо видно по члену. Его любовница, богиня Анат, когда-то…
— Анат! — в один голос вдруг возопили собравшиеся внизу мракобесы. — Анат! Слава тебе, о Великая!
Упав на колени, все протягивали руки к севшей в гробу Марии, мертвенно-бледной и прекрасной.
— Анат! Анат! Анат!
Девушке помог подняться Граций; при этом красавчик ухмылялся, явно чувствуя себя героем дня. Вернее — ночи.
— О Баал, Баал-Зебул, скачущий в облаке князь! — раздался вдруг звучный голос.
Это появился жрец. Высокий, немного сутулый мужчина, подойдя к идолу, поклонился, откинул капюшон.
— Старый знакомый! — прошептал Нгоно, завидев вытянутое, словно лошадиное, лицо со сломанным носом. — Помнишь его? Именно он встречался с Грацием сегодня днем. И тогда, на кладбище, это тоже был он!
Саша слушал вполуха, напряженно соображая, как вытащить из переделки Марию. Эх, было бы побольше людей… Ну да что уж об этом мечтать, придется обойтись имеющимися силами. А потому главное сейчас — это внезапность. Мракобесы явно не ждут нападения и никого не боятся. Сейчас устроят оргию, по ходу которой несчастную девушку явно не ждет ничего хорошего. Значит, нужно действовать, выбрав удобный момент, когда сектанты уже мало что будут соображать, а это обязательно случится — на то и оргия!
Жрец обернулся к своим приспешникам, что-то сказал — те протянули ему сверкающую драгоценностями диадему, которую жрец торжественно водрузил на голову Марии и, повернувшись к божеству, сделал торжественное лицо.
— О великий Баал, нынче мы привели к тебе твою женщину, вновь ставшую девственницей Анат! — провозгласил он. — Сегодня ты возьмешь ее в жены!
— Да будет так! — радостно закричали собравшиеся.
— Да будет! — громко подтвердил жрец. — Радуйтесь! Наш господин велит начать веселье!
Обернувшись, он подал знак музыкантам, те встрепенулись, разгоняя дрему; звякнули цимбалы, глухо зарокотали тамтамы, затянула визгливую ноту флейта.
У гроба появились девушки; скинув плащи, они остались абсолютно нагими и, упав на колени, подползли к мерзкому божеству, распластались.
— О Баал!
Рваный дерганый ритм, напоминавший убогий регтайм, наигрываемый на безбожно расстроенном пианино, сменился чем-то похожим на диско: под ритмичный бой барабанов и звон цимбал девушки вскочили, стали прыгать, выкрикивая славу своему богу!
Начался танец: три красотки кружились все быстрее и быстрее, их стройные смуглые тела заблестели от пота, хотя в подземелье было не жарко, скорей даже холодно.
Там-там, там-там-там… — отбивали ускоряющийся ритм барабаны, мускулистые тела музыкантов тоже лоснились от пота, а танцовщицы извивались, падали на колени, благоговейно хватаясь за вздыбленный фаллос божества, чтобы тут же взметнуться вновь в дерганом уродливом танце.
— Ба-ал! Ба-ал! — хлопая в ладоши в такт музыке, разом выкрикивали сектанты. — Ба-ал!
Мерцающий свет факелов вырывал из мрака смуглые фигуры девушек с темными, рассыпавшимися по плечам волосами.
— Ба-ал! Ба-ал!
Музыка становилась все навязчивее, ритм — все быстрее, телодвижения танцовщиц — все непристойней.
— Ба-ал! Ба-ал! Бог хочет любви!
Вот одна из девушек, упав к ногам идола, затряслась в исступлении, протягивая руки…
Две другие танцовщицы подняли с земли свою напарницу, подхватили, развели в стороны ноги…
— Господи? Что они делают? — в ужасе прошептал Ксан.
А то и делали!
Раз божество пожелало заняться любовью — почему бы и нет? Тем более что юная танцовщица, похоже, была вовсе не против…
— Ах! — Девушки насадили свою товарку на вздыбленный член идола, несчастная — или, наоборот, счастливая? — закатила глаза, задергалась, затрепетала в самом настоящем оргазме…
— Похоже, то же самое ждет и Марию. — Саша тронул за локоть Ксана. — Твоя праща при тебе?
— Что? Ах да… конечно, — растерянно отозвался подросток. — При себе. И камни.
— Будь наготове. И действуй по моему сигналу. Первым вышибай жреца, потом — факельщиков.
— А вы?
— А мы займемся остальными.
Осчастливленная жестокой любовью бронзового божества танцовщица так и осталась лежать у ног идола; на первый взгляд она казалась лишь утомленной, но… глаза девушки стекленели, и темная кровь из перерезанного горла вытекала на грязный песок, образовав уже довольно широкую лужу.
Когда же они успели? И кто? Чертов жрец! У него кинжал…
А двое парней с криками подхватили на руки Марию…
— Теперь Баал хочет невесту! — громко возопил жрец. — Свою любимую девственницу, которая сейчас станет женщиной в священных чреслах… О Баал! Мы дарим тебе твою возлюбленную, возьми же ее и забери с собой, как ты забрал эту счастливую деву! — Он обернулся к убитой, ухмыльнулся…
И медленно завалился наземь, удивленно хлопнув глазами.
Что и говорить — Ксан пользовался пращой умело!
Бамм!
Выпав из внезапно обмякших рук, зашипел факел, за ним — другой, третий. Тут только опомнились! Да и то не все…
Быстрой тенью метнувшись к Марии, Александр вырубил парней парой ударов. И тут стало совсем темно — Нгоно, Сульпиций и Ксан потушили последний факел.
Впрочем, один все же оставили — его теперь держал старик Сульпиций.
— Как она? — взволнованно спросил Нгоно.
— Без сознания. Похоже, напичкали дрянью какой-то наркотической.
Саше приходилось кричать, перекрикивая рваные ритмы, — расходившиеся музыканты все никак не могли остановиться, все наяривали, лабухи ресторанные, фабрика звезд…
— Уходим! — Саша подхватил на руки девушку и бросился наружу.
А там, в черном бархатном небе ярко сверкали луна и звезды, заливая дорогу дрожащим серебристым светом.
— Бежим, бежим, — подгонял Александр. — Извращенцы скоро очнутся.
И сколько же длилась вся, так сказать, операция?
Секунд десять, не больше. За это время распаленные сладострастной оргией люди просто не успели ничего сообразить, да и не в том были состоянии, а самых ушлых сразу же удалось вырубить. Но скоро они очнутся, вот уже сейчас…
— Вон они!
Саша, хоть и ждал этого крика, все равно вздрогнул.
— К морю, к морю уходят! Окружай их! Лови!
Похоже, это распоряжался жрец. Жаль, некогда было свернуть ему шею!
Позади вспыхнули факелы. Проклятия и разъяренные крики обманутых в лучших чувствах мракобесов неслись вослед беглецам. У Александра сердце чуть не выскакивало из груди, а погоня приближалась. Слева на холме уже белели развалины виллы.
— Уходите. — Остановившись, Саша передал девушку Нгоно. — Я их отвлеку.
— Но…
— Быстрее! Ждите меня в лодке.
— Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Все трое — или четверо, если считать подхваченную Сульпицием Марию, — скрылись во тьме, и Александр, проводив их глазами, нарочно замешкался на дороге, ведущей к вершине холма, к белым в лунном свете развалинам.
Ну где же вы, спринтеры хреновы? Где? Ага… вот…
— Вон они! Бегут к старой вилле!
Молодой человек не стал больше ждать — со всех ног бросился к портику, стараясь не споткнуться на многочисленных колдобинах. Остановившись у знакомой ямы, прислушался — шум погони быстро приближался, сопровождаемый прыгающим светом факелов.
Усмехнувшись, Александр быстро расшатал нависшую над ямой глыбу.
— Вот он, гад!
— Осторожней, здесь яма.
— Прыгайте! Никуда ему не уйти…
— А-а-а-а!
Глухой крик отчаяния и боли захлебнулся в шуме падающей плиты, в хрусте костей и воплях оставшихся в живых.
— Что стоите? Вперед!
