— Эх, вы! — Весников рассмеялся неприятным дребезжащим смехом, впрочем, без всякой обиды, наоборот, выглядел он довольно веселым. Похвастался: — А я тоже прогуливался. Так сказать, осматривал достопримечательности. Не, в музеи не заходил, так, по улицам шастал, смотрел, как людишки живут. Что и говорить — бедновато, конечно. Ни машин, ни этих, скутеров, даже мобильников ни у кого не видел…
При этих словах Александр страдальчески обхватил голову руками — ну сколько можно-то?
— Ко-о-оля!
— А что — Коля? — Сбросив башмаки, Весников блаженно вытянул босые ноги. — И у нас в деревнях, ясен пень, не у всех машины да мобильники есть, не городские чай, как они, воровать не умеем. Да… Интересный плакатик нашел, кстати!
— Что еще за плакатик?
— А вона, извольте взглянуть!
Лукаво подмигнув, тракторист вытащил из-за пазухи аккуратно сложенный вчетверо… обрывок рекламного проспекта. Глянцевый! На английском и русском языках, с роскошными фотографиями голых девушек!
— Мне вон эта понравилась, грудастенькая. — Тракторист ухмыльнулся. — Вон, написано — зовут Менгира, стоит… что-то дешево… Тут не в евриках цены-то?
— Не, это не в евриках, Колян, — переваривая информацию, ошеломленный Саша опустился на ложе, — это, похоже, в солидах.
— В че-ом?!
— В солидах. Монеты такие золотые, в Византии чеканят. Валюта местная.
— А-а-а! Так все эти девки, выходит, валютные, что ли?
Глава 15
Осень 483 года. Тапс. Анат
Ночь наступила,
и враг ненасытный,
в грехе погрязший,
опять набег…
«Беовульф»
Рекламную листовку Весников подобрал «около какого-то кафе в гавани», а где именно — он вспомнить затруднялся.
— Да смотрю — белеет в кустах чего-то. Подошел ближе, наклонился — газета или журнал… то есть это я так подумал, что журнал, подобрал, гляжу — девки!
— Не только девки, — вчитываясь в проспект, машинально поправил Нгоно. — Тут еще и мальчики… и молодые сексуальные мужики.
— На любой вкус, короче! — Хмыкнув, Саша подошел к окну. — Что-то долго не идет наш хозяин. Как вам рекламка, дружище?
— Да как сказать, — задумчиво протянул инспектор. — Наводит на определенные размышления. В первую очередь, похоже, мы на верном пути. Кто-то ведь этот проспект привез, взял откуда-то, почитал, а скорее, посмотрел картинки да выбросил.
— Выбросил? — Александр обернулся и покачал головой. — Ну нет, на месте любого из здешних ты разве выбросил бы столь чудесно-греховную вещь?
— Как, как ты сказал? — засмеялся Нгоно. — Чудесно-греховную? Господин Николай… это кафе, значит, где-то в гавани было?
— Да, да, в гавани. Там кусты еще такие рядом, пальмы…
— Пальмы тут везде, Коля.
— А что такое? — напрягся вдруг Вальдшнеп. — Что вы в эту рекламку вцепились? Девочек заказать хотите? Я бы тоже, может быть, заказал, да только там телефонов нет. Не указаны! Вот черти вислоухие, видать, забыли указать-то.
— Может быть, стоит прогуляться в гавань? — предложил инспектор.
— Ага. — Александр не сдержал улыбку. — Предложение, отличающееся новизной! Опять какую-нибудь веселую драку затеем.
— Про что вы там говорите-то? — спросил не понимающий по-французски Весников. — А, про драку… Не, парни, вы как хотите, а я больше в таких делах не участник!
— Да и мы не собираемся. — Саша вдруг замолчал, прислушался. — Там, внизу, голоса. Похоже, хозяин вернулся. Нгоно, пойдем глянем. Заодно пообедаем, наш кредит вообще-то еще не кончился. Коля, пошли обедать!
— Обедать?! Ну, здрасьте — ужин скоро!
Да, хозяин постоялого двора, старик Сульпиций, уже вернулся с не очень-то хорошими новостями. То есть это как раз сейчас и выяснилось, что принесенные им новости, мягко говоря, не очень-то хороши, а скорее весьма угрожающи. Дело все в том, что, как выяснил старик у отца Иннокентия, приятный молодой человек по имени Граций действительно нездешний и появился в кафолической общине Тапса недавно, с месяц назад, а то и меньше. Уж конечно, появился не сам по себе — кто бы его принял? — а по рекомендации некоего Ремигия, весьма уважаемого торговца, кафолика, не раз и не два оказывавшего общине финансовую помощь. Правда, Ремигия в городе не видали с весны, говорили, что он собирался плыть с товарами в Карфаген и еще дальше, до Гиппона, где, как выяснилось из письма, и задержался вместе со своим судном до следующего сезона, не успев вовремя продать товары. Зато успел рекомендовать письмом «благородного в своих искренних побуждениях юношу по имени Граций, доброго кафолика и прекрасной души человека» — именно такими словами и было написано, старик Сульпиций их запомнил и сейчас процитировал. На что Ксан, как выяснилось, хорошо знавший Ремигия, вдруг заявил, что сей достойнейший негоциант, увы, был неграмотен.
— Нет, он умный человек и очень расчетливый, однако ни читать, ни писать не обучен, — скромно опустив глаза, пояснил Ксан. — Бывало, и я составлял для него бумаги.
— Ну, значит, писаря нанял, какая разница? — развел руками Сульпиций. — Ведь печать-то была — Ремигия. Такая, с жуком.
— Да, с жуком, — согласно кивнул подросток. — Знаю я его печать, видал и сам прикладывал. Но ведь печать и отобрать можно! Или украсть.
— Да уж, что и сказать, история темная. — Александр предпочел высказаться осторожно. — И письмо, и Граций… и торговец этот почему-то пропал. Все может быть! Вот его, Грация, и спросить бы!
— Спросим, — со вздохом кивнул старик. — Вот на ближайшей мессе и спросим.
— А может, сейчас пойдем, чего тянуть? — оживленно предложил Ксан. — Мы ведь теперь знаем, где он живет.
— Думаете, в корчме «Черная лошадь»? — хитро ухмыльнулся старик. — А вот и нет. Граций туда только обедать ходит.
Нгоно ничего не сказал, лишь вздохнул и виновато развел руками — и на старуху бывает проруха.
— И где он тогда живет? — все же спросил Саша.
— А никто не знает! У нас, кафоликов, сейчас не принято особенно любопытствовать — времена не те.
— Да-а, незадача… — Александр потер виски и неожиданно улыбнулся. — Что ж, тогда попробуем его сегодня вечером поймать на рыночной площади. Он ведь туда за повозкою явится?
— А это уж как они там договорились, — с сомнением хмыкнул Нгоно. — Я вот думаю, как бы не пришлось нам на ночь глядя в старые каменоломни переться. Ксан, ты знаешь, где это?
— Старые каменоломни? — Подросток наморщил нос. — Ну конечно знаю. Только там мест, где крадут камень, до черта.
— А дорога? Она-то, надеюсь, одна?
На загородной дорожке и устроили засаду ближе к вечеру. От города до старых выработок было километров семь-восемь по хорошей дороге, выстроенной еще во времена императора Адриана и ведущей далеко-далеко на юг — к Триполитанскому валу. Однако приятели пешком не пошли, поплыли на выпрошенной у Армигия лодке, а уж там, от залива до каменоломни, пришлось одолевать километров пять по пескам, по холмам и прочей неудоби.
Александр и старик Сульпиций вооружились секирами, точнее, топорами, весьма вовремя обнаруженными на заднем дворе. Нгоно крутил в руках все тот же страхолюдный нож из рессоры, а Ксан, прихвативший пращу, собирал невдалеке подходящие камни. Да, еще и Весников напросился. Его предупреждали, что задуманное предприятие может оказаться опасным, но тракторист не внял дружеским советам, наоборот, воспротивился, раскричался — мол, опять меня оставляете, а если местные «копы», или кто у них есть, явятся? Здрасьте, мол, просим предъявить документики?
— Да какие тут документики, Коля?!
— Какие? А какие в облаву спрашивали?
Тут крыть было нечем. Пришлось взять и Вальдшнепа, для которого, впрочем, быстро нашли дело — сидеть в лодке, упаси боже, не спать, а дожидаться, в любую секунду быть готовым к скорейшему отплытию.
— Вон за той каменюкой причаль и зря не высовывайся.
— Да не собираюсь я высовываться, отстаньте, — обиженным тоном отозвался тракторист. — Посижу подожду — мне-то что? Кстати, а кого ищем-то? Девку хозяйскую? Ну, ту, племянницу, Машей звать, кажется…
Александр качнул головой и хихикнул:
— Ничего-то от тебя не скроешь, Николай Федорыч!
— А ты думал! — Весников приосанился. — Ну, ясен пень, не скроешь. Я так понимаю, вы морды бить кому-то собрались?
— Не, Коля, только припугнем малость.
— Ну, такими-то топорюгами… Главное, чтоб у тех, кого пугаете, волыны не оказалось!
Оставив Вальдшнепа в лодке, остальные тронулись в путь по нарисованному все тем же Армигием плану. Ориентироваться было легко — все время на юг, мимо старых римских развалин с остатками мраморных портиков и статуй. Высившиеся на вершине холма развалины эти путников радовали — предстоящая ночь, судя по всему, ожидалась ясной, а в свете луны и звезд они были видны издалека и служили отличным ориентиром.
