— Ты не Эдвард… — Наконец произнёс Ацель. Он уже было решился снять перчатки и вступить в бой, но вспомнил, что находится на оживленной улице, почти в центре Лондона, и ограничился скрипом стиснутых кулаков.
Лже-Эдвард ответил ликующей насмешкой и, позволив толпе разделить их буквально на несколько секунд, выбежал из переулка. Конечно, в его планы не входила игра в догонялки. Кем бы он не был — он прослышал о способностях черного ящера и вовсе не думал прятаться. Однако Ацель в порыве эмоциональной слабости ни о чем не догадывался и, без затруднений настигнув неприятеля, тихо возгордился собою.
Они оказались в каком-то запущенном дворе. Слева — высокая кирпичная стена в разводах краски и царапинах, справа — двухметровый синий забор с отодранными досками, точно древнее судно, потонувший в густой сорняковой зелени и ветвях дикого шиповника — сочных, разбухших от дождевой влаги. Веранда с пыльным столиком, забытая чашка с мутной водой, над которой хлопотали мелкие мушки и жаждущие сладкого чая жуки.
Ацель уронил Эдварда на траву и потребовал объяснений.
— Кто ты такой? — повторил он вопрос.
Терпение ускользало, уступая место ярости. Пришелец оголил когти, а змеиный язык его угрожающе высунулся из челюстей. Он не имел понятия, что делать, и делал то, что умел — шипел и скалился, как любой бестолковый зверь в надежде запугать врага. И ему, казалось, это удалось. Эдвард внезапно переменился в лице, и перемена эта была вызвана гримасой ужаса.
— Почему ты шипишь на меня? — осторожно поинтересовался он, и голос его задрожал.
— Эдвард? — Ацель приубавил свой пыл и отстранился.
Не спуская глаз с черного ящера, юноша отполз к стене и подобрал под себя ноги.
— Эдвард, это правда ты?
— А кто же еще? — растерянно и не без обиды отозвался тот. — Что это за место? Что мы здесь делаем? Я же… — озирался он в искреннем недоумении, — был на крыше…
— Да… я тоже так думал… Ты ничего не помнишь?
Юноша покачал головой.
— Что ж! — торжественно воскликнул Ацель, резко вскочив на ноги. — По крайней мере, кое-что в нашем деле прояснилось.
Отряхнув подолы пальто, он облачил большие когтистые лапы черной кожей и помог Эдварду подняться.
— А? Что именно?
Ацель довольно похлопал того по плечу. Он говорил, что гипотеза о «духе, который вселяется в людей» теперь по-настоящему уместна в логике происходящего и на ней то и стоит держать средоточие в последующем сборе улик. Вот только… все еще не вразуметь — связан ли этот случай с ним, с черным ящером, или зря он накручивает себя, и его монстры — это его монстры, никого другого они не сгрызут… Эту последнюю реплику он сказал про себя.
Не закончил он рассуждать, как Эдвард упал ему на грудь.
— Ты в порядке? — забеспокоился пришелец, и так и не заглянув в лицо товарищу, застыл без движения. Нестерпимая боль забрала у него стройность речи, одни незвучные хрипы затесались в глотке. Что-то горячее разливалось между ребрами, и каждый стук сердца врезался об нечто холодное и острое. Монстры уже пожирают его? Нет же! — кровь, это кровь сочится наружу, растекается по животу, окрашивает белую хлопчатую ткань багряными пятнами.
Ацель опустил глаза и увидел рукоять кухонного ножа — того, что используют для резки мяса. Рукоять! Только и всего! Лезвие полностью увязло в плоти. Но не это расстроило пришельца… Ведомой рукой холодного оружия была рука лучшего друга.
Эдвард быстро выдернул нож, и кровь хлынула водопадом. Пришелец согнулся на земле. инстинктивно прикрывая рану руками. Он терял кровь, а с тем — и сознание. Впервые за долгие годы он, действительно, испугался. Еще никогда Смерть не была так близка, не выжидала в тени под ногами. Висилица — будь она неладна! — не соизмеримо ничтожен ее узел, невпечатляющ и хлипок, как оттепель, здесь, подле ледянящего дыхания Смерти. Так вот каков ее запах!
— Рептилия! — небрежно бросил Лже-Эдвард и беспечно удалился с места убийства.
Кэйти Кингман стучала коротко обрезанными ногтями по столу в английской беседке, примыкающей к фронтальной стороне одноэтажного домика — наследию покойных отца и матери. Выкрашенные когда-то царственной бирюзой элементы художественной ковки, сходящиеся наверху куполом «птичьей клетки», в нынешние времена приобрели мрачный сизый оттенок, и посреди пышущего полога зелени беседка выглядела отталкивающе, не эстетично, словно запутавшийся в кроне воздушный шарик.
Быть красивой — искусство, но искусство затратное. Так считала Кэйти. Новый маникюр, прическа, одежда, макияж — все это деньги. Ну не умела она лепить себя самостоятельно, без рук мастера! Сторонницей естественной красоты она тоже не была. Но несмотря на свое несовершенство — думала девушка — никакое свидание не превратит ее в транжиру!
Мисс Кингман зевнула и запрокинула голову, щурясь под моргающим солнцем. Ацель сильно опаздывал на встречу. Сам же назначил час, сам же дал ей поручение и сам же продинамил. Девушке не терпелось поведать Ацелю о том, что она вытянула из коллег. Оказалось, Мегген и Хлои еще те «фанатики», а ведь с виду — рационалистки, каких только повидать! Многие сознались, что в ночь убийства столкнулись с той же странностью, что и Кэйти. Что же это? Колдовство? Сверхсилы? Неужто слухи не врут, и вся та станвеллская несуразица распространится на Лондон, Британию, а потом и на весь Свет?
Мисс Кингман восторженно взвизгнула и по-девчачьи замотала ногами. По какой-то причине мысль о вторжении инопланетян радостно будоражила ее.
Минул очередной час. Ацель так и не явился.
В высокой траве кувыркались невежественные мухи. Они облепили рубашку Ацеля, не дожидаясь пока тот разложится и таким образом официально объявит о своей кончине.
— Фу, фу! Брысь! — выплеснула на них Блу часть своей воды. Учитель всегда вверяет ей самую грязную работенку. И вот вновь дурное занятие — вымыть рану. Блу послушно исполняла обязанность, чтобы добиться сведения к минимуму шанса бактериальной инфекции. — По-моему, мы опоздали! Он окоченел!
— Вовсе нет, — опустился на колено Целитель, щупая пульс на шее пострадавшего, — не все такие же жидкие, как ты, Блу.
Целитель достал из-под плаща какой-то блестящий шарик, подкинул его на ладони, и тот завис в воздухе. Будто в фоторедакторе смартфона, провел он пальцами в сантиметрах от предмета, сплющил его и придал ему плоскую форму.
— Это энергетический пластырь, — пояснил он удивленной Блу, отправив прозрачную пленку на поиски живого организма, которому требуется медицинское вмешательство. — Восстанавливает микрофлору внешних и внутренних тканей. Позаимствовал у «Терра», кстати говоря. Это их старая разработка. Сейчас генная инженерия и без нее справляется. К счастью, и люди, и ксионцы, и даже сондэсианцы весьма схожи бактериальным составом.
Следующим Целитель вынул из своего безразмерного плаща аппарат, напоминающий пистолет с широким квадратным дулом.
— Ручной ускоритель частиц местного действия, — сказал он, просвечивая розоватым сиянием рану.
— И что он делает?
Целитель закончил лечение и направил свет ускорителя на новорожденный лист одуванчика. Тот вырос на глазах, расправился, потемнел, скорежился и осыпался.
— Управление временем? — восхитилась Блу.
— Да, вот только если переборщить…
Корешок листа снова зазеленел, но не успел он выпрямиться, как жилки раздулись, ствол одуванчика посинел, и цветок буквально разорвало изнутри.
Наконец, Ацель пошевелился. Узрев склонившееся над ним лицо Целителя, он свел брови, воздержавшись от приветствия и благодарностей. Не сразу, но ему удалось встать. Кровь на рубашке высохла и рана порядочно затянулась, но несовместимая с жизнью потеря крови давала о себе знать сильнейшей слабостью и поволокой в глазах. Его шатало, но о помощи он взывать не собирался, вступать в диалог с чудо-девочкой — тем более!
Целитель и Блу молча наблюдали за тем, как восставший из мертвых пациент сделал два неуверенных шага и грохнулся наземь.
