спокойным темпераментом. В отличие от ушей Вагги, его уши едва подрагивали, выражая эмоции, так что ему могло быть и тридцать пять и пятьдесят лет.
— А эта служба, какая у вас по счету, почтенный Тодда?
— Вторая, — зеленоватые в желтую крапинку глаза Тодды на миг затуманились. — Моим прежним хозяевам я имел счастье прослужить пятнадцать лет. Два месяца назад они отправились в долины Аргхайна, а я, погоревав положенный срок, — сюда, в Запопье, заново искать свою судьбу и, надеюсь, счастье.
— Я искренне надеюсь, что в этот раз вам повезет не меньше, чем с прежними хозяевами, — растроганно произнес Вагга.
Тодда был немногословен, но, обладая живым воображением и чувствительным сердцем, Вагга без труда додумал все, что не было произнесено вслух. Конечно же, Тодда безутешен! Век слуг не столь долог, всего около сотни лет, много меньше, чем век дард и их агрх-гзартм. Большое несчастье — лишиться тех, кому бесконечно предан. Вагга даже зажмурился от переполнявших его чувств, а когда открыл глаза, увидел, что Тодда смотрит на него с удивлением.
— Простите, уважаемый, я просто подумал, что вам, должно быть, очень грустно, — смущенно признался Вагга.
— Грустно, но, в то же время и радостно, — отозвался Тодда. — Каждый из нас, поступая на службу, питает огромные надежды, но лишь Удре известно, каким окажется путь, который нам предстоит пройти в этой жизни.
— Нам повезло, я уверен, — произнес Вагга.
— Я тоже так думаю, — согласился Тодда.
Какое-то время они молчали, глядя на дард и гзартм, проходящих мимо, но в этом молчании не было и тени напряжения. Вагга попытался считать постояльцев, но сбился на шестидесятом.
— Здесь так оживленно, — заметил он.
— Время ужина, — откликнулся Тодда, — все идут в город. В первые дни после дугжи многие будут оставаться со своими гзартмами дома, а пока есть время на дружеские пирушки и развлечения.
— Да, это верно, я об этом не подумал! — Уши Вагги снова встали торчком. Как же ему повезло познакомиться с таким опытным слугой, как Тодда!
— В Академии не всему учат, какие-то вещи можно узнать только на практике, — заметил тот, словно подслушав его мысли, и Вагга закивал.
— А вы уже видели своего атэл? — спросил он.
— Нет, пока не видел. Он еще в Аукционном доме.
— Вот как! — разволновавшись, воскликнул Вагга. — Надо же, какое удивительное совпадение, и мой тоже!
— А кто торговец?
— Оскат.
— И у нас! — по-настоящему оживившись впервые за весь разговор, отозвался Тодда и, чуть помедлив, предложил, вопросительно шевельнув ушами: — Я собирался завтра утром сходить в Аукционный дом, посмотреть на атэл, потолковать с тамошними слугами. Хотите, пойдем вместе?
— Да, с удовольствием! Я и сам собирался пойти туда завтра, но буду очень рад вашей компании!
— Тогда договорились. Заходите за мной после завтрака, или же я зайду за вами.
Тем временем на улице начало темнеть. В холле появились слуги с длинными шестами и принялись постукивать по днищам светильников, встряхивая закрепленные внутри сеточки, сплетенные из прозрачных волокон. От трения друг о друга находящиеся в них свет-кристаллы разгорались все ярче и ярче.
— Иногда мне кажется, что они живые, — задумчиво произнес Тодда. — Совсем как мы или люди. В каждом из нас есть внутренний свет и тепло, но отдавать их мы начинаем, лишь соприкасаясь с другими.
— Вы удивительно красиво это сказали — и как верно! — восхитился Вагга. Ему очень хотелось подбодрить нового знакомого и заверить его еще раз, что свет обязательно разгорится в нем с новой силой, когда он начнет служить нынешним хозяевам, но постеснялся. Тодда ведь и сам, должно быть, это прекрасно понимает. Ему ведь довелось столько повидать в жизни и даже пережить утрату.
— Только Удра знает, для чего мы оказываемся в том или ином светильнике, какие кристаллы окажутся рядом с нами, и что за место мы будем освещать, — запинаясь от собственной дерзости, произнес он. Прежде ему и в голову не приходило рассуждать о столь высоких материях. Наверное, стоит зайти в храм Удры и спросить, есть ли что-то разумное в его мыслях или ему следует раз и навсегда запретить себе пускаться в подобные мудрствования. Вагга опасливо покосился на Тодду, не поднимет ли тот его на смех? Но Тодда, склонив голову на бок и оттопырив нижнюю губу, задумчиво шевелил ушами, обдумывая услышанное.
— Вы тоже очень верно сказали, — наконец, произнес он. — И я вам благодарен.
— За что? — изумился Вагга.
Лоб Тодды прорезали страдальческие морщины.
— Я впал в уныние, потеряв хозяев. Вы поняли это и указали на недопустимость подобного поведения с удивительной деликатностью. Вы так юны, но столь прозорливы и великодушны, что мне даже неловко.
Щеки Тодды в самом деле потемнели от смущения, а что до Вагги, то тот прямо-таки побурел и преглупо дергал ушами, не в силах унять их.
— Да я, собственно… — начал он, но Тодда перебил его, подняв ладонь.
— Нет-нет, вы действительно все очень верно сказали, поверьте.
Вагге оставалось лишь закрыть рот, проглотив остаток фразы.
Меж тем, на улице совсем стемнело. В торбе Вагги лежало несколько пирожков с клубничным вареньем, с клюквой и яблоком, но, несмотря на то, что в животе давно подсасывало, достать их ему было неловко. Наконец, когда чувство голода стало невыносимым, и он почти решился, в холл вошла та, кого он ждал — атир Миджирг, а с ней Тилшарг Гора. Вагга и Тодда поднялись и, подхватив свои вещи, поспешили к ним.
— Счастливы быть с вами под одной крышей! — поклонившись, воскликнули они хором, оба сияя самыми искренними и радостными улыбками.
— Вот как, значит, вы оба здесь, — степенно произнесла Миджирг, глядя на слуг сверху вниз и, уже обращаясь к одному Вагге, спросила: — Почему же ты не поднялся в мой номер?
— Атир Миджирг, так ведь там нет никого… — Во рту у Вагги вдруг стало сухо. Что если слуга атир все это время был в номере, а он не догадался спросить об этом? Теперь атир решит, что он совершеннейший болван, и, не приведи Удра, разорвет контракт.
— Должно быть, они где-то в городе, развлекаются, — добродушно заметила Тилшарг. — Мы ведь сами отпустили их.
— Ладно, — махнула рукой Миджирг. — Значит, придется сейчас провести вас здесь, а потом уж будешь ходить, как положено, через вход для гзартм.
— Атир Миджирг, конечно! — воскликнул Вагга, чувствуя бесконечное облегчение от того, что хозяйка не рассердилась и не сочла его последним дурнем.
Министриссы направились к лестнице, и слуги двинулись следом, время от времени обмениваясь взглядами. Вагга так и сиял от радости, но и Тодда заметно
