Легче мне дались зубы. D-образные в сечении клыки, сильно загнутые назад и имевшие многочисленные гребни для укрепления, получились у меня почти сразу. Немного, правда, пришлось поломать голову над воссозданием зазубренной режущей кромки, которая позволяла бы полосовать вражескую плоть словно бритвой, но в конечном итоге я справился с поставленной задачей. Результатом этого стало умение создать идеальный зуб, длинной около десяти-двенадцати сантиметров, если считать вместе с корнем, который мог в равной степени легко рвать, протыкать и резать, в зависимости от поворота головы и нажима челюстей. Я справедливо рассудил, что даже не чувствующие боли Морфы не смогут двигаться, если их монструозные мышцы окажутся оторваны от костей, поэтому именно такая универсальность была мне крайне необходима. Ведь в первую очередь именно они будут стоять между мной и древним некромантом.
Так же просто оказалось и с когтями. Тут я не стал изобретать ничего кардинально нового, а взял за основу пятипалую человеческую ладонь. Где-то утолщая кости, где-то удлиняя суставы, а где-то добавляя толстые сухожилия, я сотворил настоящее холодное оружие, которым можно было рвать даже бронированные танки, словно бумажные поделки.
Чуть сложнее оказалось с хвостом. У меня далеко не сразу получилось сотворить длинное и достаточно подвижное продолжение позвоночника, которое могло бы облегчать не только передвижение на суше и под водой, но и стать еще одним оружием ближнего боя. Чтобы им можно было не просто атаковать врага, нанося хлесткие удары, но и обездвижить его, сдавливая подобно анаконде. Однако вскоре покорилось мне и это. Для большей эффективности я еще добавил несколько прямых шипов, которыми можно было лишать чужих Морфов зрения и слуха, протыкая их органы чувств. Такое решение должно было многократно усилить преимущества моих Измененных вообще над любой формой жизни или смерти.
Очень долго я буксовал на месте, когда пытался воплотить задумку ученных относительного всего остального скелета Измененных. Это давалось мне крайне тяжело, потому что моих знаний анатомии животных оказывалось явно недостаточно для таких обширных преобразований. Над этим я корпел дольше всего остального, постепенно перебирая варианты с разной толщиной костей. Затем я долго перемещал ребра жесткости по их поверхности для придания скелету большей прочности, и пытался подобрать оптимальную форму грудной клетки, которая не стала бы мешать во время схватки на бешеной скорости, а наоборот бы дополняла возможности моих Морфов.
На этих экспериментах я израсходовал еще почти десяток заключенных, обращая их в перекореженные и перекрученные подобия больных деревьев. Только спустя несколько десятков часов я сумел хоть немного увериться в своих силах, и посчитать, что готов приступить к преобразованию первого добровольца.
И начать этот процесс я решил с погибшего генерала. Почему-то мне казалось, что допусти я ошибку именно на нем, то это не оставило бы на моей совести столь глубоких черных язв и отметин, как в случае с любым другим добровольцем. Ведь в отличие от остальных, он свою жизнь завершил самостоятельно, без моего прямого участия. Да, хоть косвенно я и послужил причиной его смерти, но все-таки свой роковой узел на шее он затянул самостоятельно. Не самое надежное оправдание для меня, конечно, но я был благодарен судьбе хотя бы за такое.
Когда нервные военные, пребывающие в полном ужасе от вида чудовищных результатов моих изысканий и от вида того, что я здесь творил с людьми, утащили мой очередной уродливый «черновик», место рядом со мной занял Амелин. За минувшие дни я влил в себя литров, наверное, десять, Колы, но все равно продолжал наслаждаться каждой каплей этого напитка, словно это было в последний раз. Газировка стала моим настоящим якорем, моим кнехтом, к которому я надежно пришвартовался, чтобы течение мрака не уносило меня в глубины своей бездны. Я и раньше замечал, как она воздействует на меня, еще тогда, когда ступал на первые ступеньки бесконечной лестницы, ведущей во тьму природы моего Дара, но сейчас сумел уяснить это окончательно. Не будь в «пыточной» ящиков с Колой, то даже дьявол не смог бы поручиться за то, кто вышел бы из этих стен вместо меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Начав работать с бывшим генералом, я вдруг с огромным удивлением осознал, что он откликается на мои манипуляции во сто крат охотнее, чем делали это узники. Его плоть была даже не глиной, которая идеально слушалась движений рук, а каким-то эфемерным веществом, которое подчиняется одному только велению мысли. Не успевал я еще сформулировать внятного приказа, как преобразование уже спешило начаться. И только теперь я наконец в полной мере понял, что хотел донести своими словами Древний, когда говорил, что во время трансформации нужно слушать своих Приспешников.
Мною овладели непередаваемое чувство легкости, ощущение единения с душой покойного и небывалый восторг. Я словно бы работал не один, а со своим верным и преданным напарником, которого у меня никогда в жизни и не было. Амелин понимал абсолютно все с полужеста, с полумысли, улавливая мои даже самые незначительные намерения. Он на самом деле будто бы подсказывал мне, куда именно следует двигаться, чтобы достичь успеха, когда я начинал тормозить и колебаться. Так что с учетом всего этого, вовсе неудивительно, что я управился и завершил трансформацию за считанные часы, которые показались мне мимолетными и скоротечными минутами.
Я распахнул глаза, чтобы воочию полюбоваться первым подобным творением своих рук. Измененный являл собой настоящее воплощение свирепости и первобытной жестокости, потягаться с которым не могло ни единое существо из ныне обитающих на планете. Каждый хищный изгиб на его вытянутой морде, каждый роговой нарост, каждый изогнутый шип заставляли биться чувство самосохранения в неистовом истеричном припадке, поражая разум своим плотоядным совершенством. Он объединял в себе черты многих биологических видов, взяв только самое лучшее и смертоносное от рептилий, млекопитающих и даже насекомых. Но вместе с тем Измененный не походил ни на один из ныне живущих или известных человечеству организмов, а являл собой нечто совершенно новое и неповторимое. Слепая природа никогда бы не смогла создать подобное существо, потому что она никогда не могла воплотить абсолютный идеал. А я сейчас смог…
Амелин, подчиняясь моему приказу, быстро промчался по комнате, развивая немыслимую скорость и совершая умопомрачительные прыжки, отталкиваясь от стен. И у меня просто перехватило дыхание от этого величественного зрелища. Он перемещался с такой мистической грацией, словно был плодом моего воображения, а не существом из плоти. По сравнению с ним даже Морфы Темного, некогда казавшиеся мне вершиной эволюции, выглядели неуклюжими сонными пандами. Его огромные когти крошили железобетон стен так же легко, как человек ломает посохшую глину, и скрытая в его теле мощь просто потрясала воображение.
Несколько одурманенных заключенных, которые увидели, как над ними скачет невиданное чудовище, не выдержали такого испытания психики и испустили дух. Я на автомате припал к банке с газировкой и попытался втянуть разлитую в воздухе Тьму, но вдруг поперхнулся и закашлялся.
Шокированный тем, что почуял, я вскочил со стула, и уставился на собственное творение. Я своими глазами увидел, как оно медленно, еще совсем неумело, но весьма настойчиво, тянет к себе плещущийся в «пыточной» черный туман. Матерь божья… а ведь об этом обмолвился еще Древний! Он ведь что-то упоминал о том, будто Измененные способны поглощать Тьму, но я пропустил столь важные слова мимо ушей, размышляя в тот момент о совершенно другом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Взгляд звериных, но по-человечески разумных глаз встретился с моим, словно прося подсказки. И я не стал противиться этому зову, а поделился с ним своим знанием, коротко показав, как сам поглощаю Силу.
И будь я проклят, если зверь не кивнул в ответ на мой ментальный посыл! Это, конечно, вполне могло мне и почудиться, но тот факт, что сразу после этого Измененный начал жадно впитывать эманации смерти, игрой воображения уже точно не был!
