самые разные мужчины. Это был один из самых модных стриптиз-клубов в городе. Люди говорили, что моя мать также работала эскортницей. Мне не хочется в это верить. Но вполне возможно, что она встретила Рэймонда и случайно забеременела.
Это не та информация, которую Пейдж хотел бы, чтобы кто-то еще знал. В то время он был женат на матери Беллы. И даже если она не против его хождений налево, сомневаюсь, что это распространяется на незащищенный секс со стриптизершами.
Боже, меня тошнит от одной мысли об этом.
– Что? – говорит Вик. – На что ты смотришь?
– На эти ресницы, – говорю я ему.
Он смеется.
– Они вроде как крутые.
– Вик, – нерешительно говорю я. – Мама когда-нибудь рассказывала тебе что-нибудь о твоем отце?
– Нет, – говорит он, хмурясь, – я же говорил тебе, что нет.
– Ты не помнишь, какие-нибудь парни приходили к ней домой? Кто-нибудь, с кем она встречалась, когда ты был маленьким?
– Я вообще ничего о ней не помню. –он хмурится
– А как насчет высокого лысого мужчины?
– Зачем ты спрашиваешь меня обо всем этом? – сердито говорит Вик. – Мне все равно, кто мой настоящий отец. Аксель – мой отец.
– Я знаю, конечно, так и есть, – пытаюсь я успокоить его. – Просто… может у твоего настоящего отца есть деньги. Может быть, он задолжал тебе алименты.
– Я больше не ребенок, – говорит Вик. – Теперь уже слишком поздно.
Строго говоря, я не думаю, что это правда. Ему все еще семнадцать. Рэймонд Пейдж – богатый человек. Возможно, я смогу получить что-то для Виктора, чтобы помочь оплатить колледж.
Потому что я больше не смогу откладывать деньги на него. Отец получил результаты анализов из больницы. У него аденокарцинома 3-й стадии. Его врач говорит, что, похоже, болезнь еще не распространилась, и у него есть неплохие шансы на выздоровление, если его сразу же отправят на операцию.
Но у нас нет страховки. Я сказала в больнице, что мы на мели. Они пытаются получить для нас финансовую помощь, тем временем составляя для нас план платежей. На это у меня уйдет каждая копейка, и для Вика ничего не останется.
Это наводит меня на мысль, что, возможно, стоит попросить у Рэймонда денег. Мне не нравится эта идея – он богат и влиятелен. И если у него такая дочь, то это указывает на то, что он, вероятно, полный мудак. Но разве у меня есть другой выбор? Если он действительно отец Вика, он ему кое-что должен.
Иисус. Я только что поняла, что это означает, что Белла – сестра Вика. Или сводная сестра, полагаю. Так же, как и я.
Меня это бесит. Мне не нравится, что Белла имеет какую-либо связь с моим младшим братом. Это делает меня ревнивой собственницей. Я та, кто вырастила Вика. Я та, кто всегда защищала его и заботилась о нем.
Ну, это не имеет значения. Мне нужно поговорить не с Беллой. А с Рэймондом. И мне нужен план получше, чем просто устроить ему засаду на работе. Он не захочет слышать то, что я скажу. Мне нужны доказательства.
– Не забывай о школьных занятиях, – говорю я Вику, взъерошивая его волосы по пути к выходу.
Я возвращаюсь к автомобильному отсеку. Сегодня здесь только я – мой отец в «Мидтаун Медикал» обсуждает свой план лечения с доктором Янгом. Я хотела пойти с ним, но он напомнил мне, что нужно починить еще две машины к концу дня. И работать больше некому, кроме меня.
Несмотря на то, что работа простая я полностью погружена в нее. Включив радио так громко, что я уверена, оно разносится эхом по улице, я по локоть в масле теряюсь в сложном двигателе Камри 2018 года выпуска. Какое облегчение – сосредоточиться на этом и ни на чем другом.
Я не могу думать ни о своем отце, ни о Вике, ни о Неро. Просто работаю усердно, в темпе, чтобы сделать все как можно быстрее.
Я настолько погружаюсь в работу, что на самом деле начинаю чувствовать себя хорошо. По радио звучит старая песня Джоан Джетт, и я начинаю подпевать, забывая, что двери автомобильного отсека открыты, и меня может услышать кто угодно:
– Это твой лейтмотив? – рычит мне в ухо мужской голос.
Я вскрикиваю, выпрямляясь так быстро, что ударяюсь головой об открытый капот Камри.
Яркие звезды вспыхивают у меня перед глазами, как вспышки. Я подношу грязную руку к виску и чувствую, как по нему стекает теплая кровь.
Я разворачиваюсь, сталкиваясь лицом к лицу с офицером Шульцем, который стоит слишком близко ко мне.
– Что ты здесь делаешь? – ахаю я.
– Ты не отвечала на мои сообщения. И на звонки.
– Я работаю, – рычу я. – И точно не прикрепляю свой телефон к бедру.
Он не отступает, поэтому между нами всего пара дюймов. Он зажал меня между собой и Камри. Моя голова раскалывается, а сердце все еще колотится от шока и неожиданности.
– Ты можешь отодвинуться? Моя голова кровоточит.
– Дай мне взглянуть, – говорит Шульц.
– Мне не нужна твоя помощь.
Он толкает меня на ближайшую скамейку, не слушая. Хватает горсть бумажных полотенец и прижимает их к моему виску. Он сидит прямо рядом со мной, его загорелое лицо всего в нескольких дюймах от моего. Я чувствую запах мятной жвачки в его дыхании.
– Извини, что застал тебя врасплох, – говорит он.
Он улыбается. И совсем не выглядит виноватым.
– Тебе не следует быть здесь, – бормочу я. – Если тебя кто-нибудь увидит…
– Я не надел форму.
– И что? Ты здесь не живешь. Люди заметят тебя. И не хочу разочаровывать, но от тебя так и разит копом.
– Да ладно, – говорит он. – В этой одежде?
Сегодня на нем какая-то гавайская рубашка и шорты-карго. Это немного менее заметно, чем его спортивная форма, но все равно не совсем уместно, если он пытается выглядеть как турист. Все дело в этой военной стрижке, напряженных плечах и настороженном взгляде, которым он оглядывает комнату. Туристы гораздо более невежественны.
– Так что у тебя есть для меня? – спрашивает он.
Я выкладываю ту скудную информацию, которую собрала на последней вечеринке Леви – в основном имена людей, которые, как я видела, покупали наркотики.
Шульц, кажется,
