В Академию они с Киораном прибыли весьма в подавленном состоянии, не заговаривая друг с другом. Дружба закончилась, надо полагать? Рин уже собиралась уйти к себе, судорожно сглатывая внезапную обиду и недовольство на себя, когда Кир вдруг обернулся и склонился в поясном поклоне, после чего протянул ей руку ладонью вверх.
Замерла, судорожно пытаясь вспомнить, что все это значит. Что-то очень важное, поклон — не подчинения, а поклон равной. И рука… дружба? Нет, нечто большее… постойте-ка! Да быть этого не может!
Её удивленный вскрик заставил заглянуть в небольшой коридор любопытную голову какого-то старшекурсника. А Киоран молчал — только смотрел все более напряженно. Боги, так долго молчать невежливо.
Как же там было… протянуть левую руку в ответ, кладя ладонь прямо на ладонь собеседника.
— Я тебя принимаю. Я даю тебе право. Я тебя признаю. Стань частью Круга моего, войди в Семью мою, — короткий поклон в ответ.
— Итайш-ш! — короткий, пронзительный звук.
И острые алмазные когти входят прямо в ладонь. Она не успела вскрикнуть — только задохнуться от нахлынувшей боли, сжимая зубы.
— Давай же! — резкий окрик приводит в чувство, пробуждая ярость.
С-скотина все-таки! Мог бы предупредить заранее!!! Злость от всего произошедшего свернулась клубком, выплескиваясь в шипении-рычании. Мгновение, замах — и собственные серебристые когти вспарывают чужую ладонь. Киоран не шевелится — хотя удар был нехороший. Словно он давно привык терпеть любую боль, не произнося ни слова — только соединил их ладони, сжимая намертво, и смотря темными пустыми глазами, на дне которых пряталась Бездна.
Время замерло, остановилось, окружая их непроницаемым куполом. Здесь не было больше преследуемого аристократа и девчонки из пустыни, не было искристо-серых стен Академии и шума адептов. Только чужая жизнь, чужая вселенная, раскрывающаяся перед глазами с каждым вздохом, соединяющая их обоих узами, ближе которых почти нет.
Теперь она понимала, почему в книгах было написано, что на этот ритуал решались крайне редко. Так обнажить душу перед другим существом не каждому дано. Но, обнажив, — можно быть уверенным. Тебя не ударят, не предадут, не подставят. Потому что теперь сердца бьются в унисон. Истэр-Ши, древний ритуал связи и защиты, ритуал духовного родства. Она прожила жизнь Киорана, узнав о нем больше, чем он сам знал о себе, а он прожил её жизнь.
Магия рассыпалась искрами, и в тело вернулась боль, заставляя зашипеть сквозь зубы. Рин покачнулась, оперевшись о стену. Виски пульсировали от боли, ныло противно тело и дергало ладонь. Судя по зеленому виду Кио — тому было не лучше. Хорошо бы ещё теперь добраться каким-то образом до места жительства.
— А как он драпал, а?
— Зарг, это было глупо… — сухой и слегка раздраженный голос близнеца ввинтился в сознание, заставляя вздрогнуть.
Но ещё сильнее удивили действия новоявленного братца, который сгреб её в охапку, крепко прижимая к стене и что-то тихо шепча под нос.
— Что ты?..
— Тихо! — зашипел возмущенно.
Голоса уже приблизились вплотную, когда вокруг них воздух вспыхнул дымкой щита, а перенапрягшийся обалдуй почти сполз по стенке, опираясь о нее. И зачем надо было это делать? Решил спрятаться, чтобы не выглядеть слабым? Чего-то опасался?
Братья-каэрхи зашли в коридор и замерли, словно к чему-то принюхиваясь. Длинные хвосты взметнулись в воздух, ощупывая пространство, и прошли буквально в пальце от щита. Сердце застучало отчаянно, словно если бы их увидели сейчас эти двое — случилась бы беда. Чутьё ли это говорило или дар — но только она молчала, прижимая к себе обморочного Кио.
Впрочем, близнецы тоже почему-то не стали здесь разговаривать, довольно быстро уйдя прочь.
— Потом расскажешь мне, что это было, — Рин честно старалась говорить грозно. Но голос дрожал.
— Ты тоже почувствовала что-то, я знаю, — на бледном лице иршаса выступили бисиренки пота, — замотай нам руки, скоро раны регенерируют и давай, раздави второй кристалл. Отлежусь пока у вас.
— Вот раскомандовался! — фыркнула тихо, но все сделала так, как сказал друг.
В момент переноса сознание помутилось окончательно, и последнее, что она заметила — перекошенное от изумление лицо Лэйри, прямо на кровать которой они и свалились. Теперь можно и поспать…
[1] Повелитель
Интерлюдия 4. О дружбе, братстве, делах и коварстве
Хочешь оказаться на вершине — родись на ней.
© Вадим Панов." Кардонийская рулетка" Иногда даже песчинка в сапоге правителя способна изменить ход истории.
©Антон Козлов "Путь Бога"
В ведомстве наследника работа кипела днем и ночью. После найденного тела прислуги в Академии и несостоявшегося жертвоприношения в закрытых кварталах все, казалось, притихло. А потом одновременно в пяти точках города были найдены растерзанные тела. Только теперь они не успели — нашлись свидетели, которые не стали молчать, и в городе зрела паника. Опасно, очень опасно… они все будто в кипящем котле — ещё немного — и произойдет взрыв.
Нильяр зажмурился, пытаясь согнать сонную одурь и протереть глаза. Во дворец он последние дни предпочитал не возвращаться. Императрица разыгрывала свою очередную партию, что раздражало неимоверно, но… его время действовать ещё не пришло, нет. Тут удар должен быть точным, но прежде придется раскрыть глаза отцу.
Плеча невесомо коснулась рука, вызвав на малоподвижном лице мужчины слабую улыбку — он ценил это существо настолько высоко, насколько было для него возможно.
— Мой господин, Нильяр, вам надо поспать хотя бы пару-тройку иторов. Вы истощаете себя, а вам нельзя показаться сейчас слабым. Прошу вас, — почти настойчиво. Слишком заботливо.
— Уже вернулся, Эрайш?
Мужчина резко обернулся, смотря на замершего рядом телохранителя. Больше, чем охранника или друга. Того, кто много лет назад согласился стать его Щитом — защитой от любых опасностей и бед, добровольно принимающим на себя его боль, его раны, даже его усталость. Нильяр до сих пор помнил их первую встречу. Она произошла уже здесь, в этом мире, и Раш был его коренным уроженцем, но к какой расе он принадлежал — до сих пор оставалось загадкой, как и то, почему он решился на такой шаг, лишившись собственной личной жизни, отдал всего себя своему господину.
Тогда Нильяр только-только переступил порог совершеннолетия и узнал неприятную правду. Правду, которая разрушила его жизнь и его представления о семье. И в тот день императрица попыталась убить его. Он смог сбежать — еле живой, напуганный, разрушенный изнутри разочарованием и отчаяньем. Наверное, его нестабильная магия погубила бы его тогда, если бы не Эрайш.
Незнакомые переулки, чей-то огромный запущенный сад, земля под ногтями и тиски, сжимающие грудь, не дающие вздохнуть. Слезы жгли глаза, и он не шипел — выл от отчаянья, проклиная всех и вся. Магия разрывала неподготовленное тело, оборот мог обратиться смертью — если бы не помощь чужака. Он появился из ниоткуда, даже шагов не было слышно. Незапоминающееся лицо, неправильное, невзрачное, только глаза поражали — ослепительная белизна, разбавленная семью точками ромбовидных зрачков. Тогда он перепугался до икоты, а странный незнакомец молча обнял его. Он был горячим, как костер, и, неожиданно, чужое тепло умерило дрожь в теле, позволяя расслабиться. Эрайш вылечил его раны, позвал в дом — небольшой, с уютными резными наличниками и зеленой крышей, накормил и заставил уснуть.
А наутро он опустился перед наследником тогда ещё небольшого королевства на колени и сказал: «Я буду вашим щитом. До тех пор, пока вы будете нуждаться во мне и пока не прогоните прочь или я не погибну».
С тех пор он спас ему жизнь ровно тысячу двести сорок три раза за прошедшие века. Он врос в душу, и без своего брата-хранителя наследник не мыслил своей жизни. Пожалуй, только Илшиарден и понимал его. Впрочем, возможно Палач что- то знал благодаря своему дару — слишком уж задумчиво и с опаской он поглядывал на Раша с первой их встречи. И молчал. Илш был старше Нильяра, и, хотя с годами эта разница стала почти несущественной, всегда считал нужным оберегать его.
