Джимми застыл в неподвижности. Молли почему-то стало страшно. В тени за ярким лучом он казался бесформенным, нечеловеческим.
— Больно глазам, — сказала она наконец.
— Прости, — сказал Джимми. — Я не подумал. Так лучше?
Он отвел фонарик, чтобы больше не светить ей в лицо. Что-то в его голосе, в неловкой поспешности, с какой он отвернул фонарик, разрядило обстановку. Молли почувствовала, что первое потрясение проходит и она снова в состоянии связно мыслить.
Легче ей стало ненадолго. Зачем Джимми пришел сюда в такое время? Почему у него фонарик? Что он здесь делал? Вопросы сыпались, как искры из-под кузнечного молота.
Темнота действовала ей на нервы. Молли пошарила по стене, нащупала выключатель, и комнату залил электрический свет.
Джимми отложил фонарик и остановился в нерешительности. Руку с ожерельем он все это время держал за спиной, а теперь протянул вперед и молча встряхнул ожерельем перед Молли и его лордством. Хотя причины его присутствия в этой комнате с бриллиантовым ожерельем в руке были самые благородные, под изумленным взглядом Молли он чувствовал себя виноватым, как будто пришел сюда совсем с другими намерениями.
Его лордство, к этому времени слегка очухавшийся, заговорил первым.
— Послушайте, это, знаете ли, что за дела! — промолвил он не без волнения. — А?
Молли попятилась.
— Джимми! Ты… нет, не может быть!
— Похоже на то! — глубокомысленно изрек его лордство.
— Да нет, — сказал Джимми. — Я хотел положить его иа место.
— Наместо?
— Питт, дружище, — торжественно произнес его лордство, — как-то это слабовато.
— Дривер, дружище, — сказал Джимми. — Я понимаю. Но это правда.
Его лордство смягчился.
— Послушайте, Питт, старина, — сказал он, — тут не о чем беспокоиться. Мы здесь все друзья. Можете на нас положиться. Мы вас не выдадим.
— Замолчите! — вскрикнула Молли. — Джимми!
Она говорила с трудом, сдавленным голосом. Она ужасно страдала. Слова отца, сказанные тогда на террасе, снова обрушились на нее. Она словно слышала сейчас его голос, спокойный, уверенный. Он предостерегал ее, называл Джимми жуликом. В голове у нее как-то странно зашумело, комната вдруг начала расплываться перед глазами. Лорд Дривер что-то говорил, но его голос звучал как будто в телефонной трубке… А потом оказалось, что Джимми обнимает ее, не давая упасть, и кричит лорду Дриверу, чтобы принес воды.
— Когда такое происходит с девушкой, — с невыносимо всезнающим видом сообщил его лордство, — ей нужно разрезать…
— А ну, быстро! — сказал Джимми. — Неделю, что ли, за водой ходить?
Его лордство прекратил прения и намочил губку, но пока он нес ее через всю комнату, роняя капли на пол, Молли пришла в себя и принялась слабо вырываться.
Джимми усадил ее на стул. Ожерелье он уронил на пол, и лорд Дривер едва не наступил на бриллианты.
— Эй! — заметил его лордство, поднимая колье. — Полегче с ювелирными изделиями!
Джимми склонился к Молли. Ни тот, ни другой не замечали лорда, словно его тут и не было. Спенни был из тех людей, о ком легко можно забыть. Джимми вдруг озарило. Впервые его посетила мысль, что мистер МакИкерн мог намекнуть Молли на свои подозрения.
— Молли, милая, тут совсем не то, что ты подумала! Я все могу объяснить. Тебе лучше? Ты можешь слушать? Я все объясню.
— Питт, дружище, — возразил его лордство, — вы не поняли. Мы не собираемся вас выдавать. Мы…
Джимми не обратил на него внимания.
— Молли, слушай, — сказал он. Молли выпрямилась на стуле и сказала:
— Продолжай, Джимми.
— Я не собирался воровать ожерелье. Я хотел его вернуть. Штырь Маллинз — тот человек, который приехал в замок вместе со мной, — украл его сегодня перед обедом и принес мне.
Штырь Маллинз! Молли помнила это имя.
— Он думает, будто я грабитель, что-то вроде Раффлза. Я сам виноват. Все началось в Нью-Йорке, в ту ночь, когда мы встретились у тебя дома. Я как раз побывал на премьере пьесы под названием «Любовь медвежатника» — знаешь, одна из этих пьес про взломщиков.
— Отличная пьеса, — светским тоном вставил его лордство. — Ее показывали у нас в «Серкл». Я два раза ходил.
— Один мой друг, по фамилии Мифлин, играл в пьесе главную роль, и после спектакля мы в клубе заговорили о грабителях, он очень серьезно изучал искусство взлома, а я сказал, что ограбить дом может кто угодно. И как-то так получилось, что мы заключили пари, что я той же ночью заберусь в чей-нибудь дом. Бог знает, собирался я всерьез это выполнить или нет, но в ту самую ночь ко мне в квартиру залез грабитель, вот этот Маллинз. Я его поймал, мы разговорились, я щегольнул парой словечек на воровском жаргоне, которым научил меня тот актер, мой приятель, и Маллинз вообразил, будто я великий взломщик. И мне вдруг пришло в голову, какая будет отличная шутка, если я сейчас пойду с Маллинзом и залезу к кому-нибудь в дом, а потом посмеюсь над Мифлином. Я тогда не понимал, какой я был дурак. Ну вот, мы пошли и… вот так все это и получилось. А потом я встретил Штыря в Лондоне и привез его сюда.
Джимми с тревогой смотрел на Молли. Даже не будь у его лордства такого ошарашенного выражения, Джимми прекрасно сознавал, насколько надуманной кажется вся история. Он чувствовал это все время, пока говорил. Что уж тут скажешь — история звучала настолько неправдоподобно, насколько это вообще возможно.
— Питт, дружище, — сказал его лордство, качая головой скорее со скорбью, нежели с осуждением. — Это, знаете ли, не прокатит, старичок. И зачем было придумывать столько ерунды? Или вы не поняли — мы же совсем не против. Говорю я вам, мы здесь все друзья. Я всегда считал, что Раффлз — отличный парниша. Просто молодчина! Я никогда не стал бы упрекать человека за то, что он увлекается кражами со взломом. По мне, так это замечательное…
Молли оборвала его разглагольствования об этике джентльменского грабежа, вся вспыхнув от негодования.
— О чем вы говорите? — закричала она. — Вы думаете, я не верю тому, что сказал Джимми, до последнего слова?
Его лордство так и подскочил.
— Ну-у, не знаю, мне показалось, что это слабовато. Я хочу сказать… — Он встретился взглядом с Молли. — Ну ладно! — закончил лорд Дривер несколько неуклюже.
Молли повернулась к Джимми.
— Джимми, конечно, я тебе верю! Я верю каждому слову.
— Молли!
Его лордство смотрел и дивился. У него мелькнула мысль, что он упустил идеальную жену. Девушка, которая готова поверить любой белиберде… Эх, если бы не Кэти! Он даже загрустил на мгновение.
Джимми и Молли смотрели друг на друга и молчали. По их лицам его лордство понял, что о нем опять забыли. Он увидел, как она протянула к Джимми руки, и решил, что пора отвести глаза. Неловко все-таки! Он отвел глаза.
Еще миг — открылась и закрылась дверь, Молли ушла.
Лорд Дривер взглянул на Джимми. Джимми, судя по всему, все еще не замечал его присутствия.
Его лордство кашлянул.
— Питт, дружище…
— Хелло! — встрепенулся Джимми. — Вы еще здесь? Кстати… — Он с любопытством посмотрел на лорда Дривера. — Я как-то не подумал спросить вас раньше… Какого дьявола вы-то здесь делаете? Зачем вы сидели за занавеской? В прятки играли?
Его лордство был не из тех, кто при необходимости легко сочиняет запутанные и обстоятельные истории. Он поискал в своем воображении подходящие сюжеты, но быстро отказался от борьбы. В конце концов, чего стесняться? Он-то был уверен, что Джимми — один из коллег главного героя пьесы «Любовь медвежатника». Ему можно рассказать все. Он душа-человек, родственная натура, он поймет и посочувствует.
— Тут такие дела, — сказал лорд Дривер.
Весьма разумно заметив в виде предисловия, что вел себя, как осел, он коротко изложил суть последних событий.
— Что! — сказал Джимми. — Вы учили Харгейта играть в пикет? Дорогой вы мой, он играл в пикет лучше всякого профессора, когда вы еще ходили в коротенькой рубашонке. Он в этом просто гений.
Его лордство сильно дернулся.
— Как это? Разве вы его знаете?
— Встречал в Нью-Йорке, в клубе «Ваганты». Один мой приятель, актер, — тот самый Мифлин, я о нем только что говорил, — привел его как своего гостя. Он за пикетом деньги лопатой загребал. А там, между прочим, были тоже неплохие игроки. Неудивительно, что он оказался таким способным учеником!
— Но тогда… тогда… черт побери все на свете, он же тогда, выходит, чертов проходимец!
— У вас талант на короткие и емкие формулировки, — сказал Джимми. — Вы с первого раза совершенно точно его определили.
— Ни пенни ему не заплачу, черт возьми!
— Ну конечно. Если станет возражать, адресуйте его ко мне.
У его лордства гора свалилась с плеч. Действие эликсира в основных его проявлениях уже истощилось, и теперь он понимал то, чего не замечал, находясь в приподнятом настроении, — какое подозрение неизбежно нависло бы над ним, как только пропажа банкнот будет обнаружена.
