из Богемии была окончена. Теперь Анхелике следовало показать, как хорошо она ладит с детьми своего любовника, но при этом не забыть продемонстрировать свою грацию и красоту. И если с первыми двумя из перечисленного все обстояло более чем благополучно, то последнее можно было и подправить. С этой целью девушка вернулась к карете и открыла маленький сундучок, в котором у нее хранились пудра, помада, румяна и еще кое-какие средства, продаваемые за весьма немалые деньги лейб-медиком О’Конором.
Щелкнув крышкой, на внутренней стороне которой было весьма искусно вделано зеркальце, девушка хотела было освежить свою несравненную красоту, но внезапно встретилась глазами с чем-то жутко зеленым и при этом невообразимо гадким.
Крик, доносившийся от кареты, был настолько отчаянным и громким, что я тут же оставил своих собеседников и, не теряя ни минуты, бросился на помощь, впереди собственных телохранителей. В мгновение ока мы достигли цели и нашли истерически визжащую Анхелику и испуганных принцесс вместе с няньками. Пацаны отсутствовали, и это было подозрительно.
– Что случилось?! – строго спросил я.
Раскрасневшееся лицо фрейлины перекосилось, и она, не переставая скулить, показала пальцем в сторону валяющегося на земле сундучка. Кажется, это было что-то вроде ее косметички. Вокруг раскатились бутылочки с какими-то снадобьями, кисточки, баночки и тому подобная мелочь, а сверху сидела самая настоящая лягушка и ошарашенно смотрела на творившийся бедлам.
– Как это мило, – не удержался от ухмылки я, припомнив одну из сказок еще не родившихся братьев Гримм. – Фрейлейн Анхелика, вероятно, захотела получить своего принца, но что-то пошло не так.
– Ваше величество, – всхлипнула она, размазывая сопли по совсем еще недавно миловидной, а теперь ставшей совершенно отталкивающей физиономии. – Я ужасно боюсь этих тварей…
– Ничего страшного, – хмыкнул я и развернулся к фон Гершову. – Кароль, дружище, твой дом совсем рядом. Будь любезен, дай приют этой милой барышне, пусть она немного успокоится и приведет себя в порядок.
– Конечно, мой кайзер, – почтительно поклонился барон.
– Детей, пожалуй, отправьте в Кремль. Хватит с них на сегодня прогулок.
– Как прикажете. Надеюсь, вы окажете честь посетить мое скромное жилище?
– Я бы с удовольствием, старина, но у меня еще много дел. К тому же я хотел бы навестить Никиту Вельяминова.
– Надеюсь, ему уже лучше?
– Судя по словам О’Конора, все именно так, но я хотел бы убедиться в этом лично.
– В таком случае разрешите мне сопровождать принца и принцесс?
– Да, конечно. Займись этим.
Все это время мальчики прятались за каретой, внимательно наблюдая за происходящим и гадая, догадаются ли взрослые об их проделке.
– Кажется, Анхелику ведут в дом барона, – доложил приятелю Петер.
– Вот и славно! Уж больно она стала надоедливой в последнее время.
– А сюда идет господин фон Гершов.
– Это плохо. Он умный и может догадаться, тогда нам несдобровать!
– Рад приветствовать, ваше высочество! – громко сказал Кароль, подойдя к карете.
– И вам здравствуйте, господин барон! – улыбнулся во весь рот приятель принца, вылезший из укрытия первым.
– Добрый день, молодой человек, хотя, может статься, для вас он будет не таким уж добрым!
– Отчего так? – с простодушным видом поинтересовался мальчик.
– Так уж заведено, мой юный друг, что за некоторые проделки шалуны вроде вас очень близко знакомятся с розгами! – охотно пояснил фон Гершов. – Но где же ваш высокородный друг, почему он не желает почтить нас своим присутствием? Или он так испугался, что…
– Я здесь, – тут же выскочил покрасневший от злости Дмитрий. – И вовсе я ничего не боюсь! И в том, что случилось, нет вины Петера, это целиком и полностью моя затея!
– Отрадно слышать, ваше высочество, что вы готовы отвечать за собственные поступки и не пытаетесь прикрыться слугой. Однако позволено ли мне будет спросить, чем же вызвана ваша немилость к бедной фрейлейн Анхелике?
– Она… она… – едва не задохнулся принц, пытаясь сформулировать причину своего неудовольствия, но так и не сумел подобрать правильные слова.
– Исчерпывающе! – понимающе хмыкнул барон, после чего доверительно наклонился к мальчику и негромко сказал: – Ваш царственный отец славится своим рыцарским отношениям к особам женского пола, и даже заклятые враги не смеют упрекнуть его в неучтивости к дамам. И если вы, мой принц, позволите дать вам совет, то я рекомендую следовать его примеру. Вы поняли меня?
– Да!
– Прекрасно, в таком случае мы можем возвращаться в Кремль. Извольте занять место в карете, а я тем временем позабочусь о ваших сестрах.
– Хорошо, – вздохнул принц и послушно проследовал в экипаж.
– Что же касается вас, молодой человек, – обратился фон Гершов к Петеру, – то вам следует умерить свой темперамент. Ибо терпение его величества вовсе не так велико, как об этом склонны думать многие его подданные!
– Ваша милость, а куда направился наш добрый кайзер? – спросил мальчик, увидев, что царь и его свита вскочили на коней и на рысях тронулись вон из слободы.
– Как говорят русские, если вы, мой юный друг, будете много знать, то скоро состаритесь. А теперь извольте следовать за вашим господином.
За то время, что я не появлялся на вельяминовском дворе, здесь ничего не переменилось. Разве что бревна сруба чуть потемнели, да флюгер в виде всадника над кровлей боярского дома потерял блеск.
Узнав о моем прибытии, Никита, разумеется, лежать не стал, а вышел мне навстречу, едва успев накинуть на себя парадный кафтан.
– Здрав будь на многие лета, великий государь, – поклонился он мне большим обычаем, а вышедшая вслед за ним дворня повалилась в ноги.
– Да я-то здоров, – усмехнулся я, глядя на все еще бледного от хвори ближника. – Вот ты как?
– Благодарение Господу, на поправку пошел, – певуче протянула его супруга Марья и с поклоном подала мне полную чашу с вином. – Испей с дороги, государь.
День и впрямь выдался жарким, а потому я не без удовольствия отхлебнул прохладной романеи[37], после чего по обычаю расцеловал хозяйку в обе щеки.
– Окажи нам честь, пройди в дом. Отобедай с нами.
– Да я бы с радостью, вот только…
– Не обижай, великий государь, верных слуг своих, – раздался из-за спины Никиты голос княгини Щербатовой.
Я поднял взгляд, и на какой-то миг мир перестал для меня существовать. Из-за ежедневных забот о государстве и семейных дел я стал забывать, как выглядит Алена и что она для меня значит. Но стоило мне встретиться с ней взглядом, и я едва не лишился дара речи. Строгий вдовий наряд не делал ее старухой, а, казалось, напротив, еще больше подчеркивал белизну кожи и безукоризненность черт лица. Губы по-прежнему не нуждались в помаде, а из-под соболиных бровей смотрели все те же прекрасные глаза.
– Хотя почему бы и не зайти, – едва ворочая ставшим таким непослушным языком, отвечал ей я.
Не помню, что делал, какие яства отведывал, с кем и о чем разговаривал, но лишь одна мысль не давала мне покоя. Не поторопись я тогда, утверждая никому не принесший счастья брак, мы бы сейчас оба были свободны…
– Государь, – донесся из окружающего меня тумана чей-то настойчивый шепот. – Государь!
– Что? – непонимающе обернулся я к Михальскому.
– Салтыкова схватили.
– Что?
– Мишку Салтыкова, говорю,
