название города.
– А вот это уже серьезно!
Варшава встретила посольство Рюмина неприветливо. В столицу Речи Посполитой со всех сторон съезжались делегаты на предстоящий сейм. С каждым следовала немалая свита из слуг и домочадцев. Следом за ними потянулись прочие шляхтичи, одни состоятельные, а иные по большей части нищие, но от того не менее воинственные и гонористые. И всем этим людям вне зависимости от происхождения и количества денег требовалось где-то разместиться, отчего цены на сдаваемое жилье разом взлетели до небес.
Все корчмы, трактиры и прочие места оказались переполнены этой публикой. На кухнях, где с утра до вечера суетились повара, все время жарились, пеклись и варились свиные и телячьи туши, множество птицы от домашних пулярок и каплунов до диких фазанов и перепелок. А также различные пироги с мясом, кислой капустой, грибами и еще бог весть с чем, а к ним в придачу, чтобы ясновельможные паны, не приведи господь, не подавились, разливанное море пива, различных вин, но более всего водки.
И все это каждый день съедалось и выпивалось, а на следующий начиналось сызнова.
– А еще говорят, что это москали пьяницы, – криво усмехнулся Рюмин, наблюдая из своего угла за непрекращающимся кутежом и прислушиваясь к разговорам разгоряченных посетителей.
В отличие от прочих членов посольства Клим при прогулках по городу всегда переодевался в немецкое платье, оттого не слишком бросался в глаза и теперь мог без помех наблюдать за местными жителями, что и делал в последние несколько дней, пока дожидался аудиенции у короля.
– А я говорю вам, – надрывался дородный пан с пышными усами и изрядной лысиной, – что нам никак нельзя идти на мир с басурманами!
– Браво, пан Адам! – горячо поддержали его собутыльники.
– И уж подавно нам не следует отказываться от Дунайских княжеств, а также выплачивать султану Осману контрибуцию!
– Так, пан Криницкий! Пусть их холера заберет!
– И как бы ни хотел этого наш добрый король Сигизмунд, мы не позволим заключить ему столь похабный мир!
– Недозволям! – дружно вскинули кубки шляхтичи и немедля осушили их.
Пока они были заняты пьянкой и политическими речами, в общий зал зашел молодой человек в богатом жупане и при сабле, что явно указывало на его благородное происхождение, но выглядел он при этом совсем не заносчиво, а скорее даже скромно.
– Вы позволите присесть рядом с вами? – вежливо спросил он у Рюмина.
– Извольте, – любезно ответил ему дьяк.
– Благодарю вас, ясновельможный пан. Говоря по совести, я ужасно хочу есть, а все харчевни в Варшаве переполнены.
– Присаживайтесь, мой друг, места хватит, да к тому же готовят здесь недурно. Вы, верно, приехали на сейм?
– Да. Меня зовут Ян Корбут, и я депутат от Литвы.
– Карл Рюмме, к вашим услугам.
– Весьма рад знакомству.
– Что ваша милость желает? – подскочил к новому и, судя по внешнему виду, денежному клиенту слуга.
– Жаркого, пирогов и пива.
– Может быть, водки? У нас есть очень хорошая, гданьская…
– Нет, благодарю.
– Как угодно, – немного поскучнел половой, но в этот момент молодой человек сунул ему монетку, и он, разом повеселев, вихрем умчался выполнять заказ.
– Вы тоже за то, чтобы драться с турками, как эти господа? – показал на шумную компанию Клим.
– Лично я нет, – пожал плечами его новый знакомый. – В войне нет ничего хорошего, уж я-то знаю, о чем говорю. Хотя, если быть откровенным, мы в Литве не верим, что с татарами может быть мир.
– Вы воевали? – высоко приподнял бровь Рюмин. – Простите мое удивление, но вы так молоды.
– Да. Я принимал участие в походе на Москву, и, хотя для меня та несчастная кампания закончилась более чем благополучно, я до сих пор с содроганием вспоминаю, через что мне пришлось пройти.
– Вы позволите вас угостить, пока доставляют заказ? – поднял кувшин Клим.
– Только если вы в качестве ответной любезности разделите со мной трапезу.
– Благодарю, но я уже сыт, – едва заметно улыбнулся дьяк и наполнил глиняные кружки до краев.
– Прозит! – отозвался его новый знакомый и немедленно выпил. – Езус Мария, как мне этого не хватало!
– Так, значит, вы не слишком уверены в польском воинстве? – продолжил расспрашивать Рюмин, видя, как заблестели глаза собеседника.
– Я этого не говорил, – замотал головой литвин. – Наши гусары – самая лучшая конница во всем мире, и никто не сможет устоять перед ее натиском. Да вот беда, кварцяное войско[39] слишком мало, а магнаты приводят на поле боя свои регименты[40], только когда дело касается их лично.
– Но ведь его величество всегда может призвать на службу казаков, не так ли?
– Конечно, герр Рюмме, – скроил кислую рожу Корбут. – Вот только это такое лекарство, что ничуть не лучше болезни.
– Отчего вы так думаете?
– Вы, верно, издалека, раз спрашиваете такие вещи! Запорожцы, чтобы вы знали, такие же разбойники, что и татары, хоть и называют себя христианами. Стоит им почуять силу, они сразу начинают требовать себе новых привилегий, расширения реестра и прочих невозможных вещей.
– Я слышал, что король Сигизмунд и без того обещал им…
– Да им, пся крев, сколько ни обещай, все мало! – громыхнул по столу кулаком Янек, но тут же устыдился своей грубости и продолжил уже спокойно: – Прошу прощения у вашей милости, что повел себя столь недостойно, да только казаки те еще собаки!
Пока они так беседовали, компания, занявшая места в центре зала, совсем уж упилась, и дородному шляхтичу стало не перед кем витийствовать. Убедившись в очередной раз, что его никто не слушает, он махнул рукой и, обведя заведение мутными глазами, сфокусировал их на Рюмине с его соседом.
– Разрази меня гром, да это же не кто иной, как пан Ян Корбут! – вскричал оратор и почти бегом бросился к их столу.
– Пан Адам Криницкий? – удивился молодой человек.
– Да кто же, если не я!
– Рад вас видеть, – промямлил Корбут.
– Пся крев, а уж я-то как рад! – куда более искренне воскликнул его старый приятель, после чего обернулся к стойке, за которой стоял хозяин заведения, и повелительно крикнул: – Эй, любезный, распорядись-ка принести нам самой лучшей водки, какая только есть в твоем гадюшнике! Нам с моим лучшим другом надо выпить за встречу, холера ясна!
Пан Криницкий за время, что они не виделись, ничуть не изменился. Все такой же шумный и компанейский любитель выпить и хорошенько закусить, он то и дело произносил тосты, попутно расспрашивал Яна о делах и семье.
– Как поживает прекрасная пани Агнешка? Кстати, где вы остановились?
– Я приехал один.
– И она тебя отпустила? – округлил глаза Криницкий. – Вот холера, кто бы рассказал, ни за что бы не поверил.
– Ну что ты, право, – смутился Корбут.
– Хотя не то дивно, что она тебя отпустила, а то, что ты ее оставил…
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты так встрепенулся? Я всего лишь хотел узнать, как у нее дела.
– Благодарю, недурно!
– Так давайте выпьем за ее здоровье и красоту!
– Я хоть и не знаком с фрау Корбут, – поддержал его Рюмме, – но, пожалуй, тоже не откажусь.
– Как, – удивился Криницкий, – вы разве не слышали про дочку бывшего дерптского воеводы?
– Нет.
– Тогда
