class="p1">– Я припудрю носик, – пробормотав, подхватила сумочку и вышла из зала.
Взяла пальто в гардеробе и покинула кафе. Купила в ближайшем торговом центре пижаму и зубную щетку, на троллейбусе доехала до железнодорожного вокзала, в кассе приобрела билет в купе, верхняя полка.
И через двадцать минут фирменный поезд увозил меня в Москву.
Глава 19
На телефон я взглянула только после того, как поезд тронулся. Город плавно оставался позади – сколько лет я его не покидала? Восемь? Девять? С тех пор как мы с бабушкой ездили в отпуск на море, утекли реки воды.
Пропущенных было семь – два от Алеши, два от богической Риммы и три от Антона. На мгновение я задумалась, кому перезвонить, – разговаривать особо не хотелось, но и волновать мужа тоже не следовало. Сердце у него слабое.
Пока я колебалась, телефон зазвонил снова. Антон.
Покосившись на соседок по купе, которые воодушевленно хрустели чипсами с таким видом, будто только ради этого и сели на поезд, я вышла в коридор.
– Сбежала? – весело спросил Антон. – И далеко?
– В Москву.
– Что будешь делать?
– Послезавтра моя мама выходит замуж. Алеша не хотел никуда ехать и меня просил не бросать его одного, поэтому я написала ей, что не смогу быть. Кажется, она обиделась, по крайней мере, ничего не ответила. Скоро обидится снова – из-за того, что я не предупредила ее заранее, что все-таки приеду. Короче, все сложно, но мама – единственный известный мне кровный родственник.
Вы только посмотрите на меня!
Минуту назад я была уверена, что не расположена к беседам, а сейчас обстоятельно докладывала Антону во всех подробностях, куда, зачем и к кому еду.
Совсем ты, Мирослава, одичала. Тебе так хочется рассказать о себе – после долгих месяцев обсуждений исключительно Алешиного здоровья да раскладов для клиентов. Рассказать любому, кто хоть что-нибудь спросит. И особенно – рассказать Антону, в которого ты влюбилась однажды между чахлыми монстерами.
Прислонившись лбом к вибрирующему окну, я бессмысленно пересчитывала летящие мимо березки. Середина января – черно-белое время, лишенное ярких красок, скоро наступит пора для рассады, а потом придет весна и в моем саду распустятся цветы. Босой и в тонком сарафане я буду пить травяной чай в беседке, оплетенной клематисами, и аромат жасмина перемешается с мятным. В моем цветущем саду я не буду чувствовать себя одинокой, не то что внутри января, когда так холодно и тоскливо.
– В своих выступлениях, – заметил Антон, и показалось, что он стоит у меня за плечом, – твоя мама говорит, что женится, а не выходит замуж, потому что ее кавалер любит собирать пазлы и наводить порядок.
– Ты что, – поразилась я, – фанат женского стендапа?
Я услышала короткий смешок.
– Не сказал бы. Но твою маму смотрю.
Я рассмеялась, а на глазах выступили слезы.
– Ты как король-лев, Антон. Защищаешь свой прайд. Но я не твоя семья, по крайней мере, недолго ею пробуду.
И запоздало поняла, что для него это не играло особой роли. Бывшие жены Алеши, актуальные жены Алеши – все они находились в ареале его заботы.
Даже если он нас всех терпеть не мог.
– Собралась разводиться? – уточнил спокойно.
– Ну мне хотя бы не понадобятся алименты, – пробормотала я. – Не знаю. Уйти сейчас – значит бросить Алешу в трудные времена, правда? Как будто ты предатель и слабак, а думать так о себе неохота. Остаться с мужем? Но что тогда останется от меня? В любом случае мне нужна передышка.
Антон ни читать мне нотаций не стал, ни уговаривать, ни отговаривать. Вместо этого спросил:
– У тебя есть деньги? Где ты остановишься? У матери?
– Прекрати немедленно. – От обиды вспыхнули щеки. – Все это тебя не касается. Просто передай, пожалуйста, Алеше, где я, чтобы он не решил, что я пропала без вести. Или это слишком неудобно для тебя – встревать в наши дела?
– Мне все равно. Просто скажи, чего именно ты ждешь от моего брата? Чтобы он испугался, что может тебя потерять? Чтобы он дал тебе время и не беспокоил? Чтобы он…
– Стрелялся из-за меня на дуэли, – перебила я лихорадочно. – Чтобы он бросился вдогонку. Чтобы он дышать без меня не мог! Чтобы он с ума сходил, чтобы он хотел меня, чтобы он боролся за меня! Что? Слишком многого хочу? Так не бывает?
– Мирослава…
Боже, ну что за непереносимая беспомощность в этом длинном поэтапном выдохе.
Я вдруг поняла, что реву уже основательно. Окно запотело от моего дыхания, а березки размазались из-за слез.
Почему так больно?
Потому что я говорила вовсе не об Алеше?
Потому что вдруг поняла, что не будет никаких дуэлей, безумств и любовной горячки?
Что я проживу банальную, обыкновенную жизнь, в которой не найдется места ни одному из Великих арканов, обещанных мне Таро.
Безысходность, коснувшаяся меня в кафе, выбрала именно этот момент, чтобы накрыть с головой.
Я же хорошая красивая девочка. Почему никто не готов умереть ради моей любви?
Или быть красивой и хорошей недостаточно?
Или все дело в том, готова ли я умереть от любви?
Или пустота внутри меня способна породить лишь пустоту?
– Антон, – проговорила я так тихо, что вряд ли он мог меня услышать. – Ты же всегда исправляешь ошибки брата. Исправишь и эту тоже?
Это было несправедливо – вешать на него еще и такое.
Как будто я приковывала его к себе цепями братских обязательств.
Но мне было плевать.
Плевать, что Алеша на мне женился лишь для того, чтобы мне было удобнее делать его жизнь проще.
Плевать, что Антон к этому не имел никакого отношения.
– Разводись, – вдруг произнес Антон отчетливо и ясно. – Ты не выживешь с Лехой.
И повесил трубку, оставив меня в растрепанных чувствах.
Ровно через двадцать секунд на мою карту упали деньги с сообщением: «Хорошего отдыха. Не вздумай трепыхаться из-за этого».
Поезд прибывал в Москву в семь тридцать утра.
Я шла по Казанскому вокзалу с легкой сумкой, растерянная и потерянная.
Вечером я заснула, как только слопала эржэдэшный ужин – фирменный же поезд, тапочки и зубная щетка. И забыла написать маме, что приеду.
А сейчас было слишком рано.
Звякнуло сообщение: «Перейди дорогу на Ленинградский вокзал, есть завтраки в „Хлебе насущном“».
Глупый король-лев.
И тогда я влюбилась в Антона во второй раз.
Занесите в протокол, господа присяжные заседатели: со вчерашней сотней на карте это не было связано.
Ну хорошо, немного.
Но он
