уже махнул на вас рукой. Характер хирурга не наследуется, он выковывается. Но… эта профессия не для сентиментальных людей, они не выдерживают с самого начала — и опять, усмехнувшись своей загадочной усмешкой, он так же быстро исчез, как и появился.
И вот ночь для Ани была бессонная. Она, придя домой, не смогла ни одного кусочка из ужина положить в рот. Безучастно выпив чаю, она пошла спать, так как была обессилена. Но сон не шёл, как бы она не старалась заснуть. И поняв, что это сейчас только обернется пустой тратой времени, она поднялась и пошла разыскивать в доме нитки. И все оставшееся время до шести часов утра, она пыталась вязать морские узлы, смотря на рисунки в журнале. И совсем обессилев, она заснула прямо за столом и, если бы не её выходной, найти в себе силы пойти на работу, она не смогла бы. Её разбудила Бетси и Ани вяло побрела в свою спальню, упав в кровать. «Надо так многому еще учиться, впереди словно бурный океан неразрешенных проблем, которые необходимо научиться завязывать в морской узел».
Через два дня после операции, пациент, которого Ани оперировала, неожиданно умер. И она вела его лечение после операции и он соответствовал всем предполагаемым прогнозам, ничего не предвещало летального исхода. Когда ей сообщили о смерти, она была занята другим пациентом и входила в палату белее простыни. У постели уже находился лорд Тернер, отдавая последние распоряжения о вскрытии, так как для него такое положение дел стало так же неожиданным. Когда она перехватила на себе его взгляд, в нем не было ни упрека, ни удивления и ей даже подумалось, что пациент просто заснул, настолько спокойным было выражение его лица. А у неё ладошки стали влажными от возникшего напряжения и ноги подкашивались. В голове носилось столько мыслей, предполагаемых причин возникших обстоятельств и ни на одной она не смогла остановиться.
Тело погрузили на каталку и у себя за плечами она услышала наконец то голос лорда Тернера.
— Ани, вскрытие покажет, я надеюсь, но лечение ты вела исправно, поэтому раньше времени не паникуй! Надо придумать, что мы сможем сказать его семье.
Она в прострации, медленно развернулась к нему всем корпусом и в глазах её стояли слезы.
— Это моя первая самостоятельная операция. — тихо вопросила она, как бы обращаясь к нему за разъяснением и помощью и поддержкой одновременно.
Тернер развел руки в сторону:
— Ну, и такое бывает… — все так же спокойно проговорил.
— Пошли, на вскрытие, может что-то проясниться.
Они долго и усердно искали причину и не смогли её установить. У пациента остановилось утром сердце и всё!
Когда Тернер снимал с себя весь испачканный в крови передник, она видела, что его опытность и глубокий ум блуждают все так же в лабиринтах непознанных тайн человеческого организма и в конце он произнес только лишь одну заключительную фразу, поставив ею точку.
— Какая-то несуразность …могу предположить только одно, что у пациента была непереносимость одного из лекарств, но какого?
И в этот же вечер она приняла на себя весь негатив эмоций родственников пациента, пришедших в клинику. И если бы не снова лорд Тернер, она не выдержала бы после пережитого стресса их слезы и упрек, стоявший в глазах, временами сменявшийся недоверием ко всему, что им говорилось. Как каменная стена за её плечами, лорд Тернер, вкрадчиво, и уверенно констатировал факты, которые преподносились таким тоном, что просто другого результата и быть не могло и что он заранее всех предупреждал, о могущих возникнуть осложнениях. Она так не смогла бы. И сам тон, с которым виртуозно справлялся Иден Тернер, сыграл самую главную роль в данной ситуации, не оставляя даже шанса предъявить врачам претензии со стороны родственников пациента.
На следующее утро Ани проснулась с давящим морально настроением и ощутила полную потерю аппетита. Она стала бояться всего. Беда могла выпрыгнуть из-за любого угла и ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Ни в одном поставленном диагнозе, ни в одном проведенном обследовании. Жизнь приобрела только серые оттенки и превратилась в какой-то параллельный мир, существующий рядом, потому что ни наступившей золотой осени, ни её ярких желтых красок она не замечала. Даже когда она вечером занималась Джизи или беседовала с Бетси и Билли, мысли её занимала только работа. Лишь к концу второй недели, её, вдруг, словно током ударила мысль, что за все эти дни, ни разу не позвонил Артур. И новая негативная волна непонимания, шока и негатива накрыла с головой. Он не звонил и это что-то значило! Но когда она приходила в клинику, она выпускала это из головы, до вечера, а приходя домой, сразу посматривала на телефонный аппарат и ей было все удивительным! Войцеховский не звонил!
Она сама на следующий вечер заказала разговор с Лос-Анжелесом и уже вечером, когда сидела возле журнального столика с телефонным аппаратом, её почему-то окутала странная волна какой-то черноты.
Она повернула голову к окну и пожала про себя плечами, сказав в пустоту, словно там находился невидимый собеседник.
— Что происходит?
Звонка все не было и у неё из глубины души стал пробиваться наружу первый мандраж. Даже на лице отразилось некое недоумение и когда комнату пронзил, наконец, телефонный звонок, она вздрогнула от испуга. Но он усилился, когда не голос Артура раздался на том конце трубки, а телефонистки.
— Мадам — услышала она в трубку приятный голос — простите, но мы не смогли вас связать с Лос-Анжелесом, там никто не отвечает.
Тогда на следующий день, она попросила отвезти себя Джо на коммутатор, чтобы отправить телеграмму Войцеховскому. Три дня она ждала ответа. Его не было. В её взгляде, её фигуре, её натянутом позвоночнике стало сквозить только одно — недоумение. И даже лорд Тернер заметив это, как то спросил:
— У вас проблемы Ани, вы ходите как один сплошной знак вопроса, последнее время, я может могу помочь?
Но Ани пожала плечами. Она, действительно, не знала и не понимала, что происходит.
— Не знаю … — как-то неопределенно ответила.
— Как не знаете? — переспросил Тернер.
И она даже как-то подняла плечи и так застыла, похожая на птицу, вжавшую голову в
