сообщили, что вы оба неплохо говорите по-русски. Так что надеюсь, наша беседа пройдет без недопонимания.
Джон Рид кивнул:
– Товарищ Сталин, мы здесь уже с августа. А до того, как мы приехали в Россию, мы учили русский язык у политических эмигрантов. Я уже собирался брать интервью у товарища Керенски, но он так неожиданно ушел в отставку…
Сталин кивнул и чуть вразвалку прошелся по кабинету.
– Хорошо, товарищи. О чем мы будем говорить?
– Товарищ Сталин, – начал Джон Рид, – трудящиеся всего мира хотели бы узнать, что представляет собой глава нового русского правительства социалистов. Правительства, столь разительно отличающегося от Временного правительства господина Керенски.
Сталин усмехнулся в усы и медленно произнес:
– Скажите, а в чем вы лично видите такие уж коренные отличия?
Джон Рид вздохнул:
– Товарищ Сталин, еще неделю назад мы продавали привезенную из Америки одежду, чтобы хоть как-то прокормиться. Выходить на улицу ночью было безумием. Выходить на улицу днем было тоже небезопасно. Неделю назад я бы пошел один, взяв с собой револьвер, и оставил бы Луизу на съемной квартире. А теперь вдруг все как по мановению волшебной палочки изменилось. Эти ваши патрули на улицах, появившиеся будто ниоткуда. Грабителей, убийц и насильников они без всякой пощады стреляют на месте. Городские обыватели не очень-то любили большевиков, но сейчас, вздохнув спокойнее, они готовы просто благословлять вас. А сегодня я видел на улице казаков с красными повязками, парный патруль. Они ехали на своих лошадях, никого не трогали, но, видя их, люди думают, что скоро, наконец, вернется спокойная жизнь, как до войны.
Сталин кивнул:
– Да, товарищи, первыми нашими шагами было наведение элементарного порядка в городе. Ведь согласитесь, что честно трудящиеся люди, а к их числу можно отнести и рабочих, и инженеров с профессорами, и даже офицеров, а также их близкие должны иметь возможность ходить по улицам и переулкам Петрограда без страха быть зарезанными, ограбленными или изнасилованными. А что насчет расстрелянных бандитов, то, как у нас говорят, собакам – собачья смерть. Хотя сами собаки, наверное, обиделись бы от такого сравнения. Ведь они честно помогают людям, охраняя их дома и имущество. По-моему, бандитов лучше сравнивать с шакалами – вот самая достойная для них компания.
Джон Рид, быстро чиркающий карандашом в журналистском блокноте, снова поднял голову:
– Товарищ Сталин, а не могли бы вы рассказать нашим читателям вашу биографию?
Задумавшись, Сталин пересек кабинет из конца в конец.
– Значит, так, товарищи. Биография у меня самая простая. Я родился в самом конце 1878 года в городе Гори в Тифлисской губернии. Это на Кавказе. Отец мой был простой сапожник, а мать работала прачкой. Семья наша была бедной. Я учился в духовной семинарии за казенный счет как отличник. Именно в это время я понял, что справедливость не упадет с неба по милости Божьей, а за нее надо бороться на земле. И по велению сердца я ушел в революцию, посвятив всю свою жизнь борьбе за построение лучшего мира. Приходилось мне бывать и в ссылке, и в тюрьме. В последнее время, вернувшись из ссылки, я работал главным редактором газет «Правда» и «Рабочий путь». Теперь, когда большевики взяли власть в свои руки, партия поставила меня во главе правительства.
Джон Рид пожал плечами, делая пометки в своем блокноте.
– А товарищ Троцкий утверждает, что революция – это его личная заслуга, и что именно он является лидером большевиков.
Сталин усмехнулся в усы:
– Товарищ Троцкий – большой фантазер. Он не представляет здесь никого, кроме кучки своих сторонников и заокеанских политэмигрантов, которые приехали «цивилизовать Россию». Он мечтает о власти для себя, а не для народа…
– Но ведь именно он призывает к немедленной мировой революции, – возразил Джон Рид.
Сталин внимательно посмотрел на американского журналиста.
– Скажите, товарищ Рид, вот вы лично готовы принести Соединенные Штаты в жертву мировой революции? Чтобы в вашей стране снова вспыхнула гражданская война, и американцы, как и полвека назад, снова резали глотки друг другу?
Джон Рид вскинул голову:
– Я вас не понял, товарищ Сталин. Ведь смысл мировой революции заключается именно в том, чтобы самые широкие народные массы везде жили достойно. И уплаченная за это цена…
– Цена тоже может оказаться чрезмерной, – возразил Сталин, – и кроме того, может получиться так, что массы платили за одно, а на самом деле получили совсем другое. У таких вождей, как Троцкий, искусство подмены понятий сидит в крови. И кроме того, товарищ Троцкий призвал к тому, чтобы морить население Петербурга голодом. Зачем? Прямых целей, связанных с социалистическими идеалами, я тут не вижу, а значит, есть какие-то скрытые цели, о которых не говорят вслух.
Мы же первым делом добились того, что продукты, которые раньше не доходили до жителей города, теперь привозятся и поступают в продуктовые магазины в достаточном количестве. А про мировую революцию… Товарищ Троцкий сказал, что Россия для него – всего лишь охапка хвороста, брошенная в костер мировой революции. Мы же строим новую Россию, где все сословия будут равны и будут жить достойно. Мы за мир, но за такой мир, в котором Россия ничего не потеряет. Товарищ Троцкий же мечтает о перманентной революции, когда от зажженного у нас костра полыхнет по всему земному шару. А то, что от России останется лишь горсть золы, его совершенно не волнует.
Джон Рид снова чиркнул карандашом в своем блокноте.
– Скажите, что вы думаете по поводу того, что товарищ Троцкий призывает к сотрудничеству с люмпен-пролетариатом как с самым классово близким элементом?
– Так называемый люмпен-пролетариат, – ответил Сталин, – это первые враги социалистической законности. Именно поэтому мы считаем необходимым выяснить истинные цели и мотивы действий товарища Троцкого и предпринять соответствующие меры. Слишком странных союзников он нам предлагает. Если товарищ Троцкий не разделяет мнение большинства членов партии, то это значит, что он не в ту партию вступил…
Тут слово взяла Луиза Брайант:
– Товарищ Сталин, а что вы скажете о правах женщин?
– Товарищ Брайант, мы считаем, что у женщин должны были те же, ну, или почти те же права, что и у мужчин. Надеюсь, что в скором времени вы увидите, что мы этого неуклонно добиваемся. Но в этом вопросе не стоит перегибать палку.
– Что вы имеете в виду товарищ Сталин? – кокетливо спросила американка.
– Видите ли, товарищ Луиза, – ответил Сталин, – в отличие от мужчин, у женщин есть естественные привилегии даже в нашем жестоком мире. Когда на войне не принято убивать женщин – это привилегия. Когда вам уступают место в трамвае, целуют ручку,
