будто легче стало дышать, - прошептал он, тронув Кессу за руку. Она обрадованно закивала.
- Хорошая весть, - серьёзно сказал Джеван, протягивая Речнику склянку с готовым зельем. Она окрасилась в болотный цвет и сгустилась, и в тяжёлой жиже плавали лепестки и травинки.
- Такую смесь мы называем «асагна», - пояснил он. – Капай на горячий камень и дыши испарениями, и скоро яд перестанет тебя жечь. Заглянешь завтра к вечеру, если лучше не станет – попробуешь другие средства, но это обычно действует. И ещё надо бы проверить, сколько яда у вас обоих в крови.
- Спасибо тебе, Джеван, - сказал Фрисс, на миг задержал дыхание и судорожно сглотнул, и потянулся к дорожной суме. – А как ты это проверишь?
Хеск искал что-то в связках трав и лишь отмахнулся от протянутых ему денег.
- Не торопись, завтра заплатишь… Где там эти клочки… Вот они! Хватит двух-трёх капель крови – я по ней разберусь, сильно ли вы отравлены…
Он дал Фриссу палочки, обмотанные длинным красноватым пухом. Кесса растерянно мигнула.
- Дай-ка мне ножик, - попросил Речник. – Нет, тот, что покороче… Да, такой сгодится.
Он прикоснулся лезвием к руке, слегка нажал и одобрительно хмыкнул, подставляя моток волокон под капающую кровь.
- Теперь ты, - Речник вернул нож Кессе, и она посмотрела на лезвие, на свою руку, на маленькую ранку на руке Фрисса и судорожно сглотнула.
- Ясно. Тогда сиди тихо, не дёргайся, - взяв Кессу за руку, Речник провёл лезвием по её коже, и она закусила губу. Боль была невелика, но по телу пробежала дрожь, и на миг потемнело в глазах.
- Вот так, - покивал Джеван, складывая пропитанные кровью волокна в пустую чашку. – Приходи завтра. Ты, Кесса, тоже можешь подышать асагной. Вы с ним ходили у одних и тех же рек, и дышали одним ветром…
«Да что за напасть?!» - Кесса встала с лавки, борясь с накатывающей слабостью. Кровь давно остановилась, ранка была всего с ноготь длиной – обычная царапинка, такие она получала бессчётно в Фейре – то от камней, то от острых листьев тростника. Но сила будто ушла из тела и не спешила возвращаться.
- Речник Фрисс, тебе взаправду полегчало? – осторожно спросила Кесса. – Кажется, Джеван – хороший целитель…
- Увидим, - пожал плечами Фриссгейн. – А с тобой что? Рука болит?
- Не-а, - мотнула головой странница. – Я… испугалась, наверное. Сейчас уже прошло. А часто Речникам доводится самим себя резать?
- Разве ж это «резать»? – хмыкнул Фрисс, но, взглянув Кессе в глаза, стёр с лица усмешку. – Иногда нужно немного крови. Бывают разные… существа, и боги тоже. Некоторым кровь нравится. А некоторые по ней распознают знакомых. Как Флона, когда обнюхивает руку. Наши боги нас и так знают, у нас таких обычаев нет. А вот в Кецани…
В доме Хольскена был очаг – несколько камней, уложенных у стены полукругом, даже без крюка над ними. Айюкэсы ничего не готовили на огне, но разжигать его умели. А сейчас огонь развёл Речник Фрисс, и вскоре камень раскалился, и зелье, разбрызганное над ним, запахло смолой и чем-то терпким.
Рассказ о Кецани и её чудных народах был прерван, и Кесса тихо сидела у огня, обдумывая услышанное. По всему выходило, что земли Орина полны чудес…
Запах асагны наполнил пещерку, и Хольскен, недовольно шипя, распахнул дверь. В холм немедленно заглянула Флона с пучком травы во рту.
- Родичи Джевана тут, наверное, недавно живут, - задумчиво проговорила Кесса, глядя на угли. – Они не строят домов… А кто самый древний житель Фьо? Нкири-Коа или Айюкэсы?
- Мы первыми пришли сюда, - отозвался Хольскен, прикрывая нос хвостом и стараясь лишний раз не открывать пасть. Говорить это ему не мешало.
- Ух ты! Значит, вы помните время, когда тут жили люди! – оживилась Кесса. – Речник Фрисс говорил, будто воины Илирика основали Фьо… и Вальгет тоже. Здесь, в городе, осталось что-нибудь от них? Может, кто-то ещё живёт здесь… или его потомки…
- Речник Фрисс болен и говорит странное, - кисло сказал Хольскен, и, будь он человеком, его лицо перекосилось бы. – Это наше селение, оно и было нашим. Кто бы тут ни шатался… хоть знорки, хоть народ Джевана, хоть пчёлы-переростки. Нет тут никаких следов твоей родни, Речница. Только наши норы и гнездо Гунды.
- Вот как… - протянула, погрустнев, Кесса. – И совсем ничего не осталось? Ни камней, ни костей…
- Дети Гунды всё тут перерыли, - Хольскен, увидев, что Двухвостка отошла от двери, выполз на свежий воздух и отвечал со двора, заглядывая в наклонный коридор. – Если что и было, они это выкинули. Боги! Что за гнусная вонь! Я желаю тебе исцеления, знорк, но завтра ты не будешь жечь это в моей норе! Снаружи – делай что угодно. Хвала богам, дожди тут редки…
«Странное дело,» - думала Кесса, устроившись на крыше жилища. Она вышла приглядеть за Флоной и посмотреть на закат. В его красноватых лучах следы тлена были не так заметны на окружающих строениях – или, может, Кесса плохо различала их без сарматской брони.
«Верно, Хольскен обижен на Саркеса за его чародейство, и поэтому плохо думает о людях,» - странница поправила дощечку с подновлённым рисунком и снова взобралась на холм. «Кто же расскажет мне о воинах Илирика?»
Она заглянула в Зеркало Призраков, надеясь, что едкий туман не сильно ему навредил. Древнее стекло слабо светилось, и что-то виднелось за белесой мутью. Кесса различила цветные пятна, невысокие выступы – увиденное было похоже на россыпь камешков на берегу Реки… или на каменное крошево, оставшееся от рухнувших строений.
«Вот и Зеркалу тут грустно,» - вздохнула Кесса, прикрывая стекло ладонью. «Знать бы, как снимаются проклятия! Если бы речь шла о засухе или огне, Река-Праматерь помогла бы тут, но тлен – это не засуха…»
На ночь она устроилась рядом с Речником Фриссом, на циновках и пустых тюках, снесённых в нору Хольскена. Айюкэсы – существа с жёсткой чешуёй – спали на тонких подстилках, в кольцах из камней – так им представлялся уют. Хольскен смутно помнил, что знорки не складывают камни вокруг себя, но из вежливости предложил Фриссу часть своей ограды. Речник так же учтиво отказался.
Кесса долго не спала, прислушиваясь к дыханию Фриссгейна; несколько раз он просыпался от кашля и
