Чертей вдохновила речь дьявола, а головорезов — фельдмаршала: «Рыдали черти и визжали: “Да! / Мы рай в родной построим преисподней!» = «И смятыми знаменами горды, / Воспалены талантливою речью…» (кстати, в последней песне фельдмаршал тоже «рыдал»: «Рыдал фельдмаршал — этот старый волк»; АР-13-98). Поэтому и те, и другие строят себе «рай»: «Но рай чертей в Аду зато построен» = «Но нищие живут в раю, как крезы» (АР-13-92).
Между тем фельдмаршал имеет сходства не только с дьяволом, но и с богом — в той же песне «Переворот в мозгах из края в край…»: «Господь призвал к спокойствию в рядах: / “Придется здесь, в Аду, уйти в подполье”» (АР-9-16) = «Фельдмаршал звал: “Вперед, мой славный полк! / Презрейте смерть, мои головорезы!”» (обращает на себя внимание одинаковый стихотворный размер); «Господь призвал к спокойствию в рядах» (АР-9-16) = «Одни стремились в первые ряды <…> Дышал фельдмаршал весело и ровно»; «Все ангелы — ублюдки как один» (АР-9-16) = «И полководец крыл головорезов» (АР-13-98).
Если маршал (фельдмаршал) опирается на протезы, то и «господь» тоже не блещет здоровьем: «.Давленье у меня, я не могу…» (АР-9-16).
Таким образом, налицо взаимозаменяемость бога и дьявола: «Еще ввернул тревожную строку / Для главного начальника — Амура» (АР-9-14) = «Тем временем в аду сам Вельзевул — / Сам главный дьявол…» (АР-9-16). Поэтому и «закончил дьявол: “С богом. Побежали!”». Отсюда следует тождество рая с адом: «Каков конец? — Наивен ваш вопрос: / И тут, и там растет боеспособность, / В Аду дошли до сотни душ на нос, / В Раю — террор и первая готовность» /2; 519/. Этим объясняется еще одна перекличка: «Конец печален: плачьте, стар и млад» (АР-9-14) = «Конец отменный у головорезов» (АР-13-92). Последняя цитата уже откровенно саркастична.
И неслучайно в самом начале песни «Переворот в мозгах из края в край…» упоминается «известный черт с фамилией Черток, агент из Рая». Можно предположить, что своим предшественником он имеет черта из песни «Про черта» (1966): «Насмеялся я над ним до коликов / И спросил: “Как там у вас в аду / Отношенье к нашим алкоголикам — / Говорят, их жарят на спирту?”. / Черт опять ругнулся и сказал: / “И там не тот товарищ правит бат”» = «Отстукал в центр: “В Аду- черт знает что”. / Что именно — Черток не знает точно».
Позднее черти, решившие строить рай, будут упомянуты в «Разбойничьей»: «Знать, отборной голытьбой / Верховодят черти. / Вся губерния в разбой / Подалась от смерти» (АР-13-112). Такая же смерть ожидала чертей и в песне «Переворот в мозгах из края в край…», поэтому дьявол придумал для них единственно возможный выход: «Влез на трибуну, плакал и загнул: / “Рай, только рай — спасение для Ада!”».
При желании можно обнаружить даже перекличку «Разбойничьей» с «Песней-сказкой про нечисть» (1966): «Прискакала конница / Из соседних волостей. / Жизнь пошла у молодца / Круче да забористей. / Знать, отборной голытьбой / Верховодят черти. / Вся губерния в разбой / Подалась от смерти» (АР-13-112) = «Из заморского из леса, / Где и вовсе сущий ад, / Где такие злые бесы / Чуть друг друга не едят, / Чтоб творить им совместное зло потом, / Поделиться приехали опытом» («прискакала» = «приехали»; «из соседних волостей» = «из заморского из леса»; «черти» = «бесы»).
И если бесы, в «Песне-сказке про нечисть» названы злыми, то в «Разбойничьей» этот эпитет применяется уже ко всей стране («губернии»): «Как во смутной волости / Лютой, злой губернии / Выпадали молодцу / Всё шипы да тернии».
Стоит отметить также неожиданное сходство (в том числе в стихотворном размере) между «Песней-сказкой про нечисть» и «Инструкцией перед поездкой за рубеж» (1974): «Из заморского из леса, / Где и вовсе сущий ад, / Где такие злые бесы / Чуть друг друга не едят» = «Там у них — другие мерки, / Не поймешь — съедят живьем, / И всё снились мне венгерки / С бородами и с ружьем».
В завершение темы обратим внимание на одно важное совпадение по времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Разбойничья песня» была написана в конце 1975 года, а с января 1976-го Высоцкий начал регулярно читать на своих концертах «Монолог Хлопуши» из спектакля «Пугачев». Из сохранившихся двадцати фонограмм с чтением этого монолога тринадцать приходятся именно на 1976 год! (До этого он в последний раз читал его, и то частично, во время выступления на Таллиннском телевидении в мае 1972-го). И думается, что это неслучайно: написав «Разбойничью», Высоцкий в полной мере ощутил себя узником острога, с которым идентифицировал весь Советский Союз, и поэтому монолог каторжника Хлопуши стал ему особенно близок. Кстати, об антисоветском подтексте спектакля «Пугачев» говорили многие — например, художник и сценограф Сергей Бархин: «Вообще закрепилось положение, что это как бы немножко политический, немножко антисоветский спектакль, почему молодежь очень была в восторге, что, оказывается, можно вслух сказать: “Нет, мне не нравится!”. Не должны были разрешить ничего подобного, но Любимов плевал на всех»[2275] [2276].
Теперь проведем параллели между монологом Хлопуши и произведениями Высоцкого.
1) «Тучи с севера сыпали каменной грудой» ~ «А вот гора, с которой осыпало / Камнями нас… Стою, как ротозей» («Летела жизнь», 1978; черновик /5; 493/).
2) «Ветер волосы мои, как солому, трепал / И цепами дождя обмолачивал» ~ «И ветер злой со щек мне сдул румянец / И обесцветил волосы мои» («Пожары», 1977; черновик /5; 519/).
3) «Но озлобленное сердце никогда не заблудится».
Такую же «злость» нередко демонстрирует и лирический герой Высоцкого: ««Злым становлюсь постепенно я» («Песня парня у обелиска космонавтам», 1966 /1; 467/), «Да, я стану упрямей и злее» («Старательская. Письмо друга», 1969 /2; 468/), «Я рассеянной стала и злой» («Песня Алисы», 1973; АР-1-109), «А упорная моя кость / И природная моя злость» («Песня Рябого», 1968), «Нет, мне не понять — я от злости дрожу» («Поездка в город», 1969 /2; 457/), «Ну а теперь достань его! / Осталось — да просто злиться» («Марафон», 1971; вариант исполнения628), «Злюсь, конечно, на таксистов — не умеют ездить все» («Рты подъездов, уши арок…», 1972), «Я злой, когда войду в азарт» («Дворянская песня», 1968 /2; 395/), «Я злую ловкость ощутил — / Пошел, как на таран» («История болезни», 1976); а также лирическое мы. «И видят нас, от дыма злых и серых» («Еще не вечер», 1968).
Стоит еще упомянуть близкое Высоцкому стихотворение С. Гудзенко «Мое поколение»: «Все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы», — а заодно сравнить состояние лирического героя в песне «И душа, и голова, кажись, болит…» (1969) и в стихотворении 1971 года: «Если слово вылетит, то злое. <…> Сделайте хоть что — сейчас завою» (АР-4-144) = «Ядовит и зол, ну, словно кобра, я <…> Так что ты уже сделай дело доброе, / Так что ты уж сделай что-нибудь» /3; 51/; «Эх, вы мои нервы обнаженные! / Ожили б — ходили бы как калеки» = «Нервы мне мои перевяжи».
4) «Эту голову с шеи сшибить нелегко» ~ «Меня так просто не возьмешь» («Тот, кто раньше с нею был»), «Такого попробуйугробь'» («Канатоходец»). А в 1976 году после ДТП в Ницце Высоцкий сказал Марине Влади: «Успокойся, со мной не так-то просто разделаться»[2277]. Сравним также с тем, что он говорил о «Песне Рябого», написанной для фильма «Хозяин тайги»: «В сцене с милиционером Серёжкиным, который играет Золотухин, я всё пою песню, которой слова написаны для того, чтобы дать понять этому милиционеру, что меня голыми руками не возьмешь»[2278].
А то, что с Высоцким было «не так-то просто разделаться», подтверждают цитаты из «Горизонта», «Райских яблок» и песни «Ошибка вышла»: «И пулю в скат влепить себе не дам» /3; 138/, «Я не дам себя жечь или мучить» (АР-3-157), «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!» /5; 399/.
