быстрее, не иначе она просто сгниёт. Самим охотникам нужно было, помыться, поесть и отдохнуть до вечера, а вечером уже всех ждал праздничный стол.
Но Мишку с Егором праздник несколько не прельщал. Удачная охота разожгла азарт в сердцах молодых парней, и они уже грезили новой вылазкой в дремучие леса. Только не под присмотром Василя, а уже самостоятельно. Больно уж им хотелось, а особенно Мишки, словить на тропе кабана и доказать тем самым, что охота на ловушки не хуже, а может ещё и полезней, чем стрелковая. А главное, ребятам хотелось, чтоб все в селении и особенно дядька Василь поняли, что Мишка с Егором не дети, а вполне взрослые самостоятельные мужики.
Вечером, когда все Мишкины и Егоровы родичи собрались за большим столом, Василь подробно и красочно рассказал, как проходила охота, собравшиеся внимательно слушали, а старейшины рода кивали головами в знак одобрения и лишь иногда вставляли фазы или задавали вопросы самому Василю либо Егорки с Мишкой для того, чтоб уточнить тот иле иной момент в рассказе. После длинного, но интересного рассказа. А Василь, чего там говорить умел, как метать стрелы из лука, так и распалить интерес своих слушателей, красочными описаниями, охоты в которой он учувствовал. После того, как он закончил своё захватывающие повествование, тут же на перебой полились рассказы сначала из уст сидевших за столом мужчин, а после уже и от стариков, которые неспешно, как бы с тоской об ушедшем времени вспоминали дела давно минувшие. Когда сами старики крепко держали копья в своих руках и острые стрелы из их тугих луков били точно в цель, а сердца стучали громко и гулко, словно боевые барабаны, гоня густую и горячею кровь по венам. Тогда старики были ещё молодыми и сами привозили в селение богатую добычу, а иной раз и боевые трофеи, захваченные у нежелающих мирно жить соседей. Порой старцы вспоминали своих предков, как те охотились, да сколько дичи тогда в окрестных лесах водилось. Частенько рассказы об охоте, переплетались с историями о ратных подвигах, о крови пролитой своей да виражей, за землю родную, да за народ живущий на ней. И тянулись, и тянулись рассказы бесконечно, словно шелест густой листвы в вековых деревах. Хоть и были истории эти всем известны с малых лет, а слушали их все очень внимательно, аж тая в самых интересных местах дыхание. Потому как сказания эти уже небыли простыми историями, а за много лет, перетекая из уст в уста, как бы отшлифовались друг о друга и стали великим богатством. Ведь история народа, сложенная из былин и есть самое большое богатство, особенно та история которой можно гордится, а сказаниями Вятичей, звучавшими у костров, да у люлек детских и не только в этом селении, гордится было не только можно, но и нужно. Жаль, только что былины те почти не дошли до нас, а видимо затерялись где-то в повествованиях других племён и народов. А в то время, по тому и слушали с неподдельным интересом и помнили долго, тот или иной рассказ, потому как был он, не о ком-то там им не известным человеке, кого люди Малых Врат и в глаза не видели, а о вполне знакомых людях, которых хоть не все, но многие знали лично и знали в какой избе кто жил, кем был из себя и к какому роду принадлежал, да чем прославился, или просто запомнился, землякам, что жили с ним рядом.
Плотно поужинав, поговорив, попев и потанцевав, люди постепенно начали расходится по домам и отходить сну. Но долго ещё уже у костра слышалась то неспешная речь, то громкий смех, то мелодии песен, тщательно выводимые под немудрёные аккомпанементы, гуслей и рожков, которые трогали за душу, умелым перебором струн, унося молодых парней в их мечты. Мишка совсем не хотел спать, он сидел у костра до поздней ночи, пока сон не начал одолевать его и лишь только тогда пошёл отдыхать…
Глава V
На следующий день к обеду, как и было договорено заранее, приехал воевода с несколькими ратниками из крепости Белый Камень, стоявшей ближе всех к селению за изготовленным Мишкиным отцом на заказ оружием. Он всегда приезжал по таким делам лично, чтоб проверить всё самому то, что он и заказывал. Славился воевода Белого Камня не только тем что умел грамотно бить ворога как в обороне, так и в походе, но и тем, что всё войско этой крепости было вооружено и одето довольно-таки неплохо по тогдашним меркам. Воевода сам чётко следил, чтоб его войны были полностью экипированы, но и глядел, чтоб снаряжение своё как подобает доброму ратнику они берегли и содержали исправным. И горе было бойцу, если тот попал на глаза начальству в ненадлежащем виде или с оружием хотя бы не точеным или одеждой грязной да не чиненой.
Воевода был крепким мужиком, не высокого роста, мощного телосложения, с широкими плечами и немного кривоватыми ногами. Со спины он казался воином средних лет, не сколько не сутулым, в доброй тяжёлой кольчуге и шлеме, с крепкой палицей на поясе. И только когда взглянешь ему в лицо, то становится ясно, что воин этот хоть и довольно крепок и силён телом, но уже совсем не молод. Из-под островерхого, железного шлема, добротной работы виднелись седые волосы и теперь не было понятно каким именно цветам они были в его молодости, примерно такого же только ещё более серебристого оттенка была и его борода. Лицо воеводы было украшено несколькими глубокими, но уже давно затянувшимися и покрытыми мелкой сеткой морщин, шрамами. Взгляд воеводы казался суровым и цепким. Карие глаза, немного выцветшие как у всех пожилых людей, увенчанные, густыми бровями, придавали лицу суровое выражение.
По состоянию снаряжения воеводы было видно, что несмотря на свой возраст он и сейчас не прочь схватится с врагом лицом к лицу. Потому как палица его была, хоть и не старой, но изрядно побитой, а рукоять из какой-то по-видимому крепкой древесины, была аж белой и блестящей от того, что хозяин часто держит её в руках, а не на поясе. На шлеме воеводы тоже виднелась свежая ещё не затёртая зарубка, очевидно от неприятельского кленка. И на зерцале кольчуги виднелась глубокая царапина, скорей всего от вражьей стрелы. Если б эти повреждения, снаряжение воеводы получило давно или они были редкостью, то он уже давно бы дал задание кузнецу, чтоб тот устранил их. Из того следовало, что воевода бился
