рядом захлопали крылья. Заклокотала невидимая птица. Штрига рванула к откосу и застыла. В пылу охоты они несколько сместились в сторону. И перед ней теперь оказалась стена из кустов тальника и хлипкой осины, неведомо как проросшей в несвойственном ей месте.
Упыриха снова развернулась и бросилась вперёд. Сверкнули тускло ножи. Заговорённое серебро впилось в плоть. Вой жалобный и горький сотряс берег. Волха умела бить в нужные места. Оживший мертвец был обездвижен.
Где-то за пеленой тумана неожиданно ответили собаки. Кто-то истошно заорал то ли от испуга, то ли от боли. Глухой шум от топочущего, убегающего стада дополнился воплями пастухов, пытавшихся его остановить. Звуки затихали где-то в отдалении.
Хватаясь за торчащие из конечностей и груди, крошечные рукоятки ножей, обжигаясь, рыча и скуля, теряя силы, каталась по земле штрига.
Видан, навалился на неё, ворча, стал связывать добычу. Ноги спутывал собственной плетью, используя, как жгут. Руки стянул поясом волхи. Магию применять не решился, ещё не ясно было, отчего так слабо действовала на упыриху ведьмачья сила. Почти не сковывала, а возможно, даже и питала – с этим ещё предстояло разобраться.
– Нет, разве так выходят на охоту? – вопрошал пространство ведьмак. – Без подготовки, без оружия! И всё ты виновата! И когда только успела зелье в мёд налить? Если бы ни оно, то я бы ни за что не …
– … не поймал бы эту бестию! – закончила за него подруга. – И потом, я же тоже пила вместе с тобой. Так что не в мой огород камень! Ищи в другой стороне. И пострадала я больше тебя! Где здесь рубашку с такими свойствами добудешь, зачарованную? И свитку тоже…
– Вспомнишь, что ты чародейка и женщина, – возразил ей Видан, – зашьёшь или срастишь.
Он как раз закончил с заматыванием добычи в собственную накидку и так же не был доволен. Хотя добыча утихомирилась и лежала спокойно, но кто знает, что придёт в её мёртвую голову и не станет ли она рвать хлипкие оковы. Всё же, сил у неё немеряно!
Свистнул протяжно и тихо, призывая индрика. Невольно подумал: «Отвезти бы побыстрее штригу баярину, показать, что задание выполнено, да с глаз долой. Права, наверное, Доляна. Ученика в охапку и вон из Верхних Дубов. Пусть со своими подоплёками разбираются сами…»
Туман наконец-то стал рассеиваться, позволяя солнечным лучам облизывать землю. Сваор разгонял утренний холод. С листьев и травы текла вода. И все звуки казались непривычно звонкими.
Индрик легко нёс на себе перевешенную через спину поклажу, которая изредка подёргивалась, будто в конвульсиях, от неё сильно несло мертвечиной, тухлой кровью и ещё какой-то мерзостью. Но особо никакого беспокойства она ему не доставляла.
Впервые за долгие годы ведьмак и волха шли рядом и, он не раздражался, а она не заигрывала, не старалась вернуть прежние отношения, которые давным-давно разрушила. И оба молчали.
Общая мелкая схватка сгладила ершистость мужчины и тщеславность женщины. Они внезапно вспомнили, что были когда-то напарниками. А прошлое, как ни крути, изменить нельзя.
Глава 19
Огромный бурый медведь уходил через бурелом в сторону еловой пади. Конники спешились – верховым далее было не пройти. Странная засека перегораживала путь. Будто великан сломал полувековые дубы на высоте человеческого роста и уложил их поперёк сломом на пень, а вершину упёр в землю. За годы, прошедшие с тех пор, всё заплелось новой порослью и кустарником, создав непреодолимую преграду не то что конному, но и пешему.
– Увага княже! – подбежал Третьяк. – Косолапый нырнул во-он туда, – вытянул руку в сторону молодого березняка. – Там у него лаз протоптан. Теперь он от нас никуда не денется! С той стороны гиблое болото.
Глаза князя загорелись азартом. Он в нетерпении схватился за длинный охотничий нож.
– Что други, возьмём, кома на рогатины!
– Возьмём! Подымем!! – разноголосо поддержали его кметы и охотники, потрясая своим оружием.
Возбуждение нарастало. Князь и сам, словно помолодел на десяток лет. Сподручники так же оживились. Вверх взлетели в сильных руках рогатины и копья. Некоторые потрясали топорами.
Но это боевое действо длилось недолго. Один за другим они устремились в лаз вслед за Третьяком. И молодой охотник был горд и доверием князя, и тем, что именно он ведёт весь отряд.
На прогалине оставили челядинцев караулить лошадей и добычу, которая была довольно приличной ещё до того, как повстречалась молодая медведица с медвежонком. Она была слаба и облезла, и не велика была бы добыча. Если бы не бросилась на княжича от испуга, то не стали бы охотники брать её на ножи.
– Глупая, как все бабы! – сплюнул Кнут, подзывая к себе Третьяка, затягивающего ременную петлю на шее медвежонка. – Отпусти зверёныша. Он и без твоей заботы проживёт. Али на ярманке собрался с ним плясать?
– Не, не собрался…
Договорить он не успел. Из-за зарослей боярышника раздался могучий рёв медведя. Все охотники подобрались. Собаки залаяли, стали рваться с поводков.
– Вот! Вот настоящая добыча! – крикнул князь Милонег. – Его нельзя отпустить! Давно хотел завалить матёрого медведя, а попадалась одна мелочь. Вперёд…
Они гнались за ним больше часа сквозь еловые заросли и дубовый пролесок. Но косолапый будто дразнил людей, водя одному ему понятными тропами. И вот, они спешили за ним сквозь бурелом и валежник в сумеречном свете заходящего солнца, жидкими лучами, проникающего в древесный коридор.
Когда показалось, что этому бегу не будет конца, они выскочили на широкую круглую поляну. Круг вековых дубов стоял на страже покоя этого места. Трава была или выщипана или сильно укатана. С краю от входа, всего в десятке шагов, находился широкий, как стол, чёрный от времени пень. Из его поверхности в правильном порядке, определявшем колдовскую руну преображения, торчали источенные дождями и непогодой ржавые ножи. А за ними в стороне на краю поляны на задних лапах стоял седой медведь. Он смотрел на людей. И взгляд тёмных глаз был осмысленным и просящим.
Но князю не было дела ни до волшебного инвентаря, ни до странного поведения косолапого. И если и был из всех находящихся в тот момент времени кто-то разумно мыслящий, то уж никак не люди.
Даже собаки более не рвались в бой. Они замолчали и бились в кучу на краю. И сколько бы охотники не натравливали их на зверя, принуждая окружить исполина, псы не двигались с места.
– Шкуру не портить, – остановил поднявших свои орудия лучников. – Я сам. Я сам его возьму!..
Князь был словно в горячке. Выставив рогатину, приблизился. Но косолапый и не думал нападать. Он рявкнул, наморщил нос и
