— А вы всегда так самонадеянны, сын консула?
— Для тебя я не сын консула, а просто очарованный тобой юноша, — сказал он, приблизив свое лицо к ее лицу. — Но ты держишься так гордо, словно дочь генуэзского дожа.
— Хотя я и не дочь дожа, но принадлежу к уважаемой генуэзской семье Сантони.
— Сантони? Не слышал об этой семье.
— Наверное, потому, что мы давно покинули Геную и с тех пор претерпели много бедствий.
— А как твои родители очутились в Монкастро?
— Мои родители погибли. Меня вырастил дядя Ринальдо, брат матери.
— И кто же твой дядя?
— Он купец, ходит в торговые плавания на своем корабле. У него есть дом в южном предместье.
— Да? И его корабль останавливается в бухте напротив южного предместья? — Федерико усмехнулся. — Говорят, это излюбленная гавань корсаров. Впрочем, если корсары генуэзские, а не турецкие или валашские, то их вполне можно терпеть.
Веру оскорбил снисходительный тон юноши, и она вспыхнула:
— Мой дядя не морской разбойник, а...
— Знаю, знаю, он честный корсар, — со смехом перебил ее Федерико. — Многие генуэзские и венецианские мореходы так себя называют. Но я ведь их не осуждаю. Даже крестоносцы частенько превращаются в корсаров. Особенно когда охотятся на турецких разбойников, которые с каждым годом становятся все наглей. — Федерико помолчал, продолжая одной рукой обнимать Веру за плечи, а другой поправляя пышную прядь ее темных волос. — Но мне нравится, как горячо ты защищаешь своего родственника. Должно быть, он заботится о тебе, о твоем будущем...
Вера усмотрела в словах юноши вполне объяснимый интерес к семье предполагаемой невесты и с гордостью ответила:
— Да, мой дядя никогда не допустит, чтобы я чувствовала себя бедной сиротой. Он сказал, что скоро у меня будет свой дом и самые роскошные наряды.
— Гм... наверное, когда это случится, он подарит тебе не фальшивый жемчуг, а настоящий, — сказал Федерико, перебирая бусины ожерелья, украшавшего шею Веры.
Девушка вскинулась:
— Ты хочешь сказать, что я ношу фальшивый жемчуг?
— Думаю, да. В лучшем случае он речной, но не морской, уж точно. Поверь, я в этом разбираюсь.
— Ринальдо никогда не подарил бы мне подделку, — пробормотала Вера, и вдруг ее осенило: — Клаудия! Это она подменила ожерелье! Я так и думала, что она лживая притворщица!
— Кто такая Клаудия? — полюбопытствовал Федерико.
— Это... это жена дяди, — ответила девушка, постеснявшись употребить слово «любовница».
— Обычная история: мачехи всегда обижают падчериц, а тетки — неродных племянниц, — развел руками юноша. — Но ты не огорчайся: я подарю тебе настоящее украшение. Если, конечно, ты будешь мила со мной.
Он вдруг запрокинул голову девушки, целуя в губы, но уже через несколько мгновений оторвался от нее и удивленно спросил:
— Почему ты не разжимаешь губ? Или тебя еще никто не целовал?
Строгая Невена всегда учила Веру, что целоваться и обниматься честная девушка может только со своим женихом, а потому вопрос Федерико показался ей неуместным, и она с вызовом ответила:
— Конечно, никто! У меня ведь еще нет жениха!
Он тихонько рассмеялся и повторил свой поцелуй, продолжая все крепче стискивать девушку в объятиях.
Вера, всегда находчивая, сейчас не знала, как себя вести. Ей незнакома была мужская страсть, хотя она с детства много времени проводила на корабле среди мужчин. Но даже грубые матросы, ощупывая взглядами девичью фигурку, не смели касаться ее руками, испытывая невольное почтение к племяннице своего капитана. Так и получилось, что девушка, не чуждая мужскому обществу, была менее искушена, чем иные воспитанницы монастыря. А Ринальдо и Карло ей говорили, что любой мужчина будет рад назвать ее своей женой.
И теперь, находясь в объятиях Федерико и слушая взволнованные похвалы своим прелестям, Вера не сомневалась, что юноша намерен сделать ей предложение.
Но, когда рука Федерико скользнула под вырез ее платья и сжала упругую девичью грудь, Вера немедленно отстранилась и решительно заявила:
— Так нельзя! Это я могу тебе позволить только после свадьбы!
— Что?.. — опешил Федерико. — После какой свадьбы?..
— Как это после какой? Ведь если юноша просит девушку о встрече, говорит,-что она ему нравится, целует ее и обнимает — значит, он хочет на ней жениться?
— Кажется, ты совсем дикая! — рассмеялся Федерико. — По правде говоря, я не думал, что в этом портовом городишке могут быть такие наивные девушки. Ты всерьез считаешь, что если я тебя поцеловал, то обязан жениться? Ну, подумай, разве такое возможно? Я сын консула, принадлежу к знатной семье, и у нас принято выбирать жен из своего круга. А ты девушка неизвестно какого рода, хоть и красивая. Мне и не позволят на тебе жениться, даже если я буду очень просить. Но, поверь, стать моей возлюбленной ничуть не хуже, чем женой. Я умею быть щедрым. У тебя будут такие наряды и украшения, что все девушки в Монкастро тебе позавидуют.
— Не надо мне твоих подарков! — в ее голосе зазвенело негодование.
Он снова потянулся к ней, но она оттолкнула его и вскочила на ноги.
— Ого, какая ты сильная! — воскликнул Федерико и тоже встал с камня. — Руки у тебя грубоватые, как у прачки. Наверное, лазаешь по канатам на дядюшкином корабле?
Вера посмотрела на свои руки — изящные, с длинными тонкими пальцами, но с жесткими ладонями, — и тут же спрятала их за спину.
— Да, я достаточно сильная, чтобы дать отпор любому нахалу! — заявила она, откинув с лица растрепавшиеся волосы. — Если бы я знала, что у тебя нечестные мысли обо мне, то не пришла бы сюда, хоть ты и сын консула.
— О, какая гордость у племянницы корсара! — засмеялся Федерико. — Кстати, передай своему дядюшке, что за пиратский промысел можно и в тюрьму угодить.
Это уже была явная угроза, и Вера внутренне содрогнулась. Она помнила рассказы о незавидной судьбе Яунисио, прежнего хозяина галеры, на которой теперь плавал Ринальдо. Не поладив с консулом Кафы, Яунисио оказался в крепости, откуда корсары тщетно пытались его вызволить. Пробыв в застенках больше года, Яунисио был убит при попытке побега.
Вера не знала, насколько слова Федерико серьезны, но даже само предположение о том, что Ринальдо может оказаться в тюрьме, было для нее нестерпимо. И потому девушка, уже устремившаяся бежать, остановилась и, вздохнув, примирительным тоном сказала:
— Кажется, я ничем не заслужила, чтобы меня и моего дядю обижали.
— А разве я тебя обидел, красавица? — пожал плечами Федерико. — Но чем? Тем, что все честно объяснил? А мог бы обмануть, наобещать лишнего.
