Ваней тогда в личном плане. Хотя искра-то была. Да и сейчас ещё порой между ними искрило, но уже не вспыхивало. Слишком неустойчивым, легковесным каким-то даже был оператор Иван. И не только внешне… Надо сказать, к внешности-то его Роза больших претензий не имела – ну лопоухий, ну дрыщ – что ж с того… В другом беда была – едва ветерком юбка какая всколыхнёт горизонт, или там вином где запахнет, так сразу и сдувает русокудрого Ваню куда-то. И ищи его потом, свищи… Нет, не такой мужик Розе нужен! Да и оператора могли бы другого дать…
– Ваня, ты видишь хоть, чо ты снимаешь? Нет, ну чо ты снимаешь, бестолочь?!
– Ро-о-озочка… Ой… А ты где? Я тебя… ой… не вижу…
– Камеру подними. Ну всё, наклюкался… Господи, да что ж ты видишь всё и не стреляешь, а?!
– Ро-о-о-оза… Я тебя люблю!
– Да пошёл ты!
Но Ваня не слышит её грубых слов. Он уже спит, прижав к себе старенькую японскую камеру. Счастливая улыбка озаряет его доброе, безусое лицо. Подоткнув платье в васильках, уходит к машине Роза. Громко чавкают по грязи её сапоги 42-го размера. Не впервой режиссёру передачи «Гуляй, песня!» подменять водителя… Едет синий каблучок то в гору, то с горки. Едет, сетует на непутёвую свою автомобильную судьбу, вздыхает и почихивает, проклиная особенности местного дорожного покрытия…
Вот из-за этого-то каблучка всё и приключилось. И когда?! В самый разгар лета, когда грязь на дорогах окончательно подсохла и жаловаться приходилось разве что на пыль, а так езжай себе хоть до самого Синь Озера – ни в одной луже не застрянешь! В тот день занесло «Гуляй, песню!» в село Русалочье, расположенное почти на самой границе Области, в двухстах километрах от тихого районного центра Сусанинска. Дорога от Сусанинска до Русалочьего занимала часов пять, но каблучок преодолел этот путь за три дня, делая для съёмки передачи остановки последовательно в Лебяжьем, в Варравинске и в Больших Ухорах. И если Лебяжье, Варравинск и Ухоры в культурном отношении были местами довольно развитыми, то Русалочье представляло собой самую настоящую глушь.
Никто здесь не встретил Розу плакатами, ни одна застенчивая девица не поднесла Ване рюмочку… Да что там рюмочку – яблоком не угостили! А всё потому, что не было в Русалочьем телевидения. Это Ваня догадался, оглядев с высокого пригорка крыши села, – ни одной антенны! Вот так глухомань…
Тут бы телевизионщикам повернуть налево и, сделав крюк, ехать до Синь Озера – крупного по областным меркам города, но каблучок решил иначе. Добравшись до середины пригорка, он издал неприличный звук, задрожал всем телом и заглох! Напрасно Ваня проворачивал ключ, газовал, а под конец уже просто орал благим матом и дёргал ручной тормоз – каблучок неумолимо нёсся обратно к Русалочьему вниз задом, не разбирая дороги, и остановился только благодаря препятствию в виде густых и колючих зарослей дикой малины.
– Ну всё, приехали, – потирая ушибленный локоть, констатировала Роза очевидный факт. – Значит, снимаем сегодня здесь. Я пошла на разведку, а ты пока машину чини. И чтобы никаких мне тут братаний с населением!
– Ну Роз…
– Никаких, я сказала!
Самым приметным строением в Русалочьем был, как это обычно водится, Дом культуры. Некогда белоснежный, о четырёх колоннах дорического ордера, глядел он нынче на Розу битыми окнами, напоказ выставлял красный кирпич сквозь штукатурные прорехи. Дверь была заколочена крест-накрест. Рядом с Домом культуры, почти примыкающим к лесу, стояло куда менее приметное, зато свежевыбеленное и аккуратненькое здание с вывеской «СЕЛЬСОВЕТ». Туда Роза и направилась.
Внутри было тихо, только тикали настенные часики да шипела радиоточка, иногда вдруг неразборчиво призывая не печалиться, надеяться и ждать. И ещё из-за двери председателевского кабинета (А.П.Ешко) слышался храп. Роза уверенно распахнула дверь, на ходу доставая удостоверение журналиста.
– Я из центра, – отчеканила она, зафиксировав корочку перед носом испуганного старичка, похожего больше на гнома, чем на председателя сельсовета. – Нам необходимо у вас в Русалочьем произвести видеосъёмку местных самодеятельных коллективов. Имеются таковые?
– Я… Мы… Нет… То есть да, – залепетал А.П.Ешко, тщетно пытаясь сфокусировать зрение на корочке.
– Так есть или нет? Только отвечайте быстро. Быстро! Не задерживайте! – Роза имела богатый опыт телевизионной журналистики и знала, как разговаривать с сельской администрацией.
– А-а-а… Э-э-э… Будет! – нашёлся, наконец, председатель.
– Хорошо. Теперь давайте пройдёмся по списку. Гармонисты?
– Да!
– Что да? Сколько, я вас спрашиваю?
– Один точно!
– Мало… мало…
– Мы исправимся!
– Поверю на слово. Балалаечники?
– Были… Сейчас нет…
– Когда вернутся?
– Никогда, надеюсь… Умерли они…
– Ох, не бережёте вы людей! – Роза энергично погрозила пальцем председателю. – Кто ещё?
– Э-э-э… Козёл дрессированный есть!
– Не то!
– Но он считать умеет!
– Ну вы что, издеваетесь?
Роза сделала шаг по направлению к выходу.
– Жена! Жена на ложках игра-ла-ет… играет!
– Ладно, начнём с жены. Готовьте гармониста и хор старушек каких-нибудь. Ну что вам объяснять… Сами всё понимаете.
– Понимаю! – с готовностью подтвердил председатель и вытер со лба пот.
Уже через минуту, оставив Розу охранять кабинет, понёсся Ешко созывать вверенное ему село: «Лю-ди!!!» Изумлённые жители выскакивали из домов, как есть: кто – прямиком из бани с веником, кто – с визжащим поросёнком под мышкой, а кто и из чужой постели, едва натянув штаны и чуть не столкнувшись со шкафоподобным обманутым мужем. Проснулось Русалочье!
В это время Ваня, с ног до головы вымазавшийся в машинном масле, задумчиво разглядывал внутренности мотора. К этому занятию присоединился круторогий козёл, вскочив передними копытцами на капот. Ваня вытер руки ветошью и, схватив первую попавшуюся из разложенных на траве запчастей, энергично начал её запихивать внутрь двигателя:
– Так… Сначала вроде вот это. А потом… – за неимением другого собеседника обратился Ваня к козлу. – Как думаешь, а?
Козёл склонил голову и, коротко мекнув, уверенно подпихнул рогами нужную деталь. Ваня взял её в руки и удивлённо хмыкнул:
– Спасибо!
Козёл деловито боднул следующую деталь и опять навис над капотом.
Зря председатель наговаривал на Русалочье, ох зря! Всего в нём было довольно: и старушек, не забывших ещё, как в старину спевали; и среднего возраста мужиков-артельщиков с проникновенными, хрипловатыми голосами – всё про тайгу-километры и северный ветер; да и сам председатель с внучатами, как выяснилось, мог подыграть на глиняной свистульке своей ложкарихе.
Но подлинной жемчужиной всего русалочьего многоголосья был местный фельдшер – очень даже импозантный мужчина в слегка старомодной фетровой шляпе. Идеально выбритый, с туго затянутым галстуком на кадыкастой шее, он появился со своей гармонью производства тульских мастеров уже под вечер, когда, согласно расписанию, пришла пора закрывать
