— Немецкие паспорта… Один французский, шведский есть, больше всего американских… — бубнила Алена с заднего сиденья, перебирая добычу.
— Их и возьмем, — кивнул Марлен с переднего. — Не советскими же светить!
— Фотки наклены… м-м… — затянула Марина. — Усредненные будто… Вот эта блондинистая дура на меня похожа!
— Бери! — хихикнула Аленка. — Будешь… — она пригляделась: — Рейчел!
— Смотри, смотри! Вылитый Тик!
Я обернулся. Маришка протянула мне синюю паспортину. Хм… Узкое длинное лицо, светлая челка, тонкие губы и нос…
— А что? Похож…
— Будешь Томом!
— О`кей…
Марлен, перекрещенный в Шона, фыркнул, пряча паспорт, и обернулся ко мне.
— Куда дальше? Сразу в Татры, или…
— Или! — мотнул я головой. — А то упустим. В Яхимове соберется целая кодла — человек пять из нашего списка. Съедутся на толковище, к ним парочка эмиссаров пожалует из ФРГ, торговаться начнут, чтобы родину продать подороже…
— Яхимов? — Осокин свел брови, и у него на переносице прорезалась складочка. — Что-то знакомое…
— Там раньше уран добывали. Лет пять назад рудник закрыли. А еще раньше, до Первой мировой, там курорт был.
— А-а! Радоновые ванны!
— Они самые. Скоро там всё по новой раскрутится, а пока в Яхимове туристов не видать, одна элитка тусуется.
Марлен развернул карту.
— Это по дороге в Карловы Вары?
— Сразу за ними. Километров пятнадцать. Вот так вот… И сюда. Часа за два доберемся.
— И устроим концерт по заявкам...
— По сути, первый концерт. Всё, что до него — так, репетиции…
— Ну, что, товарищи артисты? — Марлен сложил карту, и усмехнулся. — Пошумим?
— Выступим! — дуэтом сказали девушки. Бодро сказали. Хоть и отчаянно…
Вечер того же дня
Яхимов, замок Фредерштейн
Остановиться мы решили на руинах цитадели. Раньше это был замок, как замок — оборонял серебряные рудники. Шведам фортеция не понравилась, и они ее развалили, чтоб не мешала грабить.
Развалины, впрочем, выглядели весьма живописно, а уж вид на горы окрест и вовсе — лепота! Когда стемнело, мы разглядели огни Яхимова — городишко растянулся по узине долины, кое-где карабкаясь на уступы. Помпезный «Радиум Палас» сверкал со склона горы, представляясь королевским дворцом — Марлен как раз отъехал, чтобы понаблюдать за брошенным отелем.
Месторождение урана истощилось буквально четыре года назад, и Яхимов не поспевал вернуть славу курорта. Ну, и ладно. Меньше народу — больше кислороду.
— Будем стелиться? — неуверенно спросила Алена.
— Потихоньку, — улыбнулся я. — Сейчас веток нарублю…
Лагерь мы устроили возле обрушенной башни. Прочный свод уберегал от дождя, а щербатая каменная стена укрывала любой костер.
Три вороха еловых лап стали нам периной. Сверху я набросил новенький брезент, и разложил в рядок четыре спальника. Даже кочевая жизнь не отменяет удобств, хотя бы по минимуму.
Аленка тревожилась за Марлена, но я не стал окружать ее заботой и вниманием. Таков уж удел боевой подруги.
Выбрав под седалище нагретую на солнце глыбу, я сел и развздыхался.
Загадывать наперед не хотелось. Да, меня занесло в будущее, и я видел инфу о том, как добро победило зло. Ну, и что с того? Вдруг мы, «посвященные в тайны грядущего», начнем своевольничать? Вытворять не то, что суждено? Возьмем, да и сгинем? Умереть легко…
— Едет! — встрепенулась Осокина.
Взревывая двигателем, «Лендровер» миновал воротные башни, похожие на останцы скал, выглядывающие из осыпей тесаного камня. Ворча, джип сдал задом, и затих. Алена радостно улыбнулась. Живой!
Марлен вылез из кабины, вешая на шею бинокль.
— Гости съезжаются на дачу, как по мхатовской пьесе! — объявил он. — Нагнали обслугу, та расчищают теннисный корт — похоже, ждут вертолет с ОВП.
— А мы их из СВТ! — кровожадно буркнул я, и встал, по-стариковски упирая руки в колени. — Пойду, костерчик запалю. Война-войной, а ужин по расписанию…
Понедельник, 14 августа. Утро
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Яхимов, окрестности «Радиум Палас»
— Чехи, может, и не виноваты, — рассуждал Марлен, устраивая лёжку в кустах. — Их здорово онемечили. Считай, лет триста или четыреста под германскими императорами жили. Дошло до того, что чешский язык пришлось восстанавливать, как иврит! Спасибо Яну Гусу, хоть грамматику составил…
— Да уж… — отпустил я, взглядывая в бинокль.
Величественный «Радиум Палас» раскидывал оба крыла на противоположном склоне — «светка» достанет… Посреди теннисного корта свешивал лопасти «Ми-6», высадив дорогих гостей.
Мы с бро хотели вначале пошуметь в самом отеле — из автоматов в упор, но потом заметили суету на террасе. Там расставляли столики под тентами, а официанты носились, как заведенные, перетаскивая закуски, вина и чего покрепче.
Мы покумекали, и решили, что лучше пострелять, как в тире, нежели носиться по этажам. Да еще хорошо, если догоняя. А ежели убегая?
— Ох, уж эти онемеченные… — пробурчал я. — Чего далеко ходить, возьми наших прибалтов. Тевтоны их так нагнули, что горячим эстонским парням… в скобочках: латышским и литовским… легче теперь прогибаться до уровня еврозадниц, чем держаться прямо… Бро, кажется, выходят!
Марлен приподнял винтовку, глянув в прицел. Я последовал его примеру. В перекрестье попала голова Йозефа Павела, будущего главы МВД. Этот предатель велит разбирать укрепления на границе с ФРГ — милости просим, товарищи немцы! А где-то в Татрах по его приказу уже создан концлагерь, куда сгоняют честных людей. Что ж, такие были даже в войну, особенно в Словакии — тысячи словаков перешли в Белоруссию, партизанили или вступали в Красную Армию.
А это кто? О, сам Ота Шик пожаловал, правая рука Дубчека, реформатор хренов… А с ним Олдржих Черник, лучший друг диссидентов и прочей местной сволочи. Рядом жмутся двое — Иван Свитак, ботан-террорист, звавший стрелять коммунистов, и Зденек Млынарж, идеолог и здешней, и горбачевской «перестройки», закадычный приятель «Меченого».
— Множим на ноль! — вытолкнул Осокин.
В прицеле качнулся Млынарж. Я прицелился в голову, набитую левацким пафосом герильи, и плавно выжал спуск. Винтовка грохнула. Мгновение спустя пуля вошла Зденеку в левое ухо и вышла из правого, забрызгав мозгами Свитака.
Даже в оптику было видно, как тот побелел. Я поспешил выстрелить, пока ботана не скрючило в рвотном позыве. Успел! Пуля пробила плешь на макушке.
Упал Черник с простреленным сердцем. Ото Шику разорвало шею, пуская кровь из сонной артерии.
Йозеф Павел оказался самым шустрым — он развернулся, и кинулся бежать к отелю. Марлен ранил его в ногу, Павел упал, но тут же пополз на карачках к дверям. Я целился тщательней бро. Добил.
Немецкие эмиссары метались по террасе, не зная, где укрыться. На чернявого «гостя» Марлен истратил два патрона, но так и не пристрелил, а «мой», который блондин, «истинный ариец», залег под самой балюстрадой.
Лишь теперь охранники открыли огонь, стреляя с перепугу во все стороны. Я их не трогал, хотя пара пуль и прозудела в нескольких шагах, сбривая ветки.
— Уходим! — скомандовал Марлен, и мы перебежали мимо скалы, прямо на поляну, где дожидался «Лендровер». Бросив оружие в багажник, я плюхнулся за руль — и не забыл подмигнуть Маринке.
Двигатель заворчал, выгоняя машину на убитую дорогу, заросшую травой и кустарником, и покатил к шоссе.
* * *
Незаметно уйти не удалось. На подступах к Карловым Варам за нами припустились оранжевые «Жигули» с синим «ведерком» на крыше. А на белых дверцах и капоте были намалеваны огромные черные буквы «VB».
— «Общественная безопасность», — небрежно перевел Марлен. — Она тут вроде полиции.
