– Поверить не могу, что здесь так здорово, – говорит он, зарываясь пальцами ног в белый песок. – Я не знал, что этот пляж существует.
– Думаю, немногие знают. Он частный. Отец девушки моего брата работает на военно-воздушной базе, поэтому нам позволяют отдыхать здесь.
Он открывает свое пиво и делает маленький глоток.
– Кимберли кажется милой.
– Она нравится тебе просто потому, что угостила пивом и таскала весь день за своим катером.
– Подловила меня, – смеется он. – Мне понравились водные лыжи. Никогда прежде не делал этого.
– Но ты выглядел как профи на них! Как это возможно, что ты настолько хорош в любом виде спорта?
– Это просто глупо. Я отвратителен в балете – так говорит моя маленькая сестренка, когда я пытаюсь скопировать ее движения.
Я фыркаю, чуть не поперхнувшись арбузным семечком.
Джереми хлопает меня по спине:
– Я говорил тебе не есть семечки, Уинтерс.
Я плюю еще одну в него, и он отбивает ее как профессионал.
– Как ты вообще начал заниматься экстремальными видами спорта? – спокойно спрашиваю я, гадая, откуда взялась адреналиновая зависимость.
– Я начал стараться победить самого себя во всем. Заниматься усердней. Узнавать больше о своем теле и разуме, о своих предельных возможностях.
Я открываю пиво и делаю долгий глоток, обдумывая, что он сказал. От пива у меня немного закружилась голова, учитывая, что после утреннего забега я не могла удержать пищу в желудке.
– Когда ты начал заниматься этим?
Он касается пальцами ног извилистых корней, торчащих из земли, отпивая пиво.
– После старшей школы, думаю. Я играл в футбол всю свою жизнь… а затем не попал в команду колледжа… Мне нужно было чем-то занять свое время.
Об этом Мэтт не хотел рассказывать мне? Поэтому Джереми какое-то время не был по-настоящему счастлив?
– Так ты старался получить стипендию или как?
Он медленно кивает:
– Мы с моим лучшим другом, Трентом, росли и играли вместе. Он был намного лучше меня, но я все равно думал, что у меня есть шанс. Он получил стипендию, чтобы играть за Оберн, а я ничего… В старшей школе я слишком много времени потратил впустую.
Парень может пробежать милю менее чем за пять минут.
– Уверена, это неправда.
– Правда. Я никогда достаточно не заставлял себя. Был слишком занят, тусуясь с девчонками – задирал нос. А Трент усердно тренировался и превзошел меня.
– Вы до сих пор общаетесь?
– Нечасто. Он в четырех часах от меня – постоянно тренируется, или играет, или еще что-то.
Я не буду спрашивать Джереми, потерял ли он своего друга. Это само собой разумеется. Но я гадаю, есть ли в этом что-то большее, чем потеря друга. Может он упускает возможность, которой у него никогда не было. Может, он чувствовал, будто должен был доказать, что так же хорош, как и его друг.
– Каким первым сумасшедшим видом спорта ты занялся? – спрашиваю я.
– Я поехал на водопад Fall Creek, чтобы прыгнуть с него с парашютом на свое восемнадцатилетие. Это было безумием.
Святое дерьмо. Он, должно быть, несколько сотен футов высотой! И он просто спрыгнул с водопада? Я трясу головой из-за сумасшествия всего этого, в то время как он улыбается своим воспоминаниям.
– Но ты больше не делал таких безумных вещей, правда?
– Моя мама поставила меня перед выбором: спорт или семья. Я все еще зол на нее за это… Она даже не осознала, насколько я исправился – не замечала, что я за столько времени не сделал ничего по-настоящему опасного со своей жизнью. Это как если бы она по-прежнему наказывала меня за то, что я творил в прошлом году.
– Но, э, разве ты не прыгаешь с тарзанки до сих пор? А сплав по бурной реке?
– Я намного меньше занимаюсь этим, но мне все еще нужно хоть что-то.
Почему же все-таки у Джереми такой беспорядок в мыслях? Он сказал, что не смог бы бросить все одним махом. Прыжки с тарзанки в Долливуде – его версия никотинового пластыря при отказе от курения?
– Но когда ты перестанешь делать все это? Как ты узнаешь, когда ты, ну, достигнешь совершенства? – спрашиваю я.
Он стирает конденсат со своей банки, его рука дрожит, когда он думает:
– Не уверен, что у меня есть какие-то конкретные цели. Я просто знаю, что мне необходимо чувствовать прилив адреналина.
– Но ты хорош в гонках, верно? – спрашиваю я.
Короткий кивок.
– Я победил в своей возрастной группе в Марафоне Морской Пехоты в прошлом году. Финишировал за два часа и сорок семь минут!
– И этого недостаточно? – восклицаю я.
– Окончив гонку, я внутренне испытываю чувство удовлетворения, но уже думаю о следующем испытании, более сложном и необычном, для которого я смогу тренироваться и в котором смогу участвовать.
– Если бы я подзадоривала тебя переплыть Ла-Манш, ты бы сделал это?
– Конечно. – Он даже и бровью не ведет.
– Ты бы ходил по горячим углям, как люди на канале Дискавери?
Очередной длинный глоток.
– Если бы был эксперт, чтобы показать мне, как правильно это делать и не навредить себе, тогда конечно.
– Но зачем бы тебе хотеть причинять себе боль вроде этой?
– Дело не в боли, Энни. Дело в испытании. – Он фокусирует взгляд на моем лице, и от сочетания заходящего за его плечом солнца и серьезного выражения его лица у меня рябит в глазах. Я зажмуриваюсь, а затем смотрю на дальний берег Нормандии.
– Из-за твоих слов у меня такое чувство, будто я вообще ничего не сделала.
– Ты перестанешь говорить глупости? Вряд ли у кого-то есть сила воли и выносливость, чтобы пробежать марафон. А ты усиленно тренируешься, чтобы добиться того, чего хочешь.
Приятно слышать, что если ты усердно тренируешься, то сможешь сделать все, что захочешь. Мне нравится знать, что я могу контролировать свое будущее. Все те годы, когда я сдавала президентские тесты, никогда и вообразить не могла, что смогу пробежать четырнадцать миль за один день. Однако я сделала это. Но также нужно, чтобы было что-то вроде равновесия, верно? Я не хочу, чтобы Джереми заходил так далеко. Я могла бы попросить его остановиться. Но тогда не будет ли он злиться на меня, как на свою маму? Учитывая, что мы не вместе, или что-то такое, есть ли у меня право пытаться помочь ему?
Он продолжает:
– И как ты можешь говорить, что ничего не сделала? Я видел, как ты обслуживаешь столики. Потрясно, что ты можешь нести на подносе десять напитков над головой.
Весь оставшийся вечер проходит довольно непринуждённо. Мы сидим с моим братом и его друзьями, рассказываем истории, жарим зефир и опустошаем холодильник с пивом. Ласковый летний воздух напоминает мне о прежней жизни. Сегодня вечером почти все ощущается как тогда. Ну, кроме Эвана и Алиши, которые одаривают меня странными взглядами, каждый по своим собственным разным причинам.