Однако все это не более чем домыслы. Если, как говорил Гамлет, лицедейство — зеркало перед природой, то труды Шекспира отражали его личность в лучшем случае смутно.
Но что, если рукопись Гренуилла сохранила для нас нечто большее, нежели пропавшую пьесу? Мое сердце бешено забилось. Что, если рукопись позволит нам взглянуть на автора?
В конце концов, мы ничего не знаем о том, кого он любил, как ухаживал, о чем смеялся с друзьями, чего или кого боялся, что злило его, вызывало слезы или наполняло сиянием радости.
В надменном, помпезном елизаветинском Лондоне Шекспир ухитрился достичь славы, оставаясь почти невидимым. Если бы нашлась пьеса, делающая его сопричастным самому громкому скандалу о постельных бесчинствах и отравителях, да еще в качестве действующего лица, — это было бы сродни фейерверку в безлунную ночь.
Хотя что зря мечтать…
Или не зря?
Должно быть, я задремала, потому что Атенаида легонько встряхнула меня за плечи.
— Пора переодеться, — объяснила она. Только тут я заметила, что она каким-то образом перенесла в самолет не только книги, но и всю нашу поклажу и что теперь у меня есть и чистая одежда, и уборная для переодеваний.
В верхней секции своего чемодана я нашла черную юбку и свеженький белый топ. На дне лежали туфли-лодочки на невысоком каблуке. Что ж, вполне терпимо.
Переодевшись, я собрала волосы в свободный узел, приколола к плечу брошь — подарок Роз — и направилась к выходу из салона.
— Лоренцо знает, — сказала Атенаида, — что в команду разносчиков прибудет пополнение. Дочь моих приятелей с другом — так я ему объяснила. Сьюзен Куинн и Джуд Холл.
Я прыснула в кулак.
— Что такого? — спросил Бен. На нем была белая рубашка и черные брюки.
— Дочери Шекспира, — ответила я. — Сюзанна и Джудит— Сьюзен и Джуд. Впоследствии Сюзанна вышла за доктора Холла, а Джудит — за мистера Куинна. Отсюда и фамилии — Холл и Куинн. По крайней мере Атенаида переставила имена.
— Тоже мне шутка, — буркнул Бен.
— Не будьте занудой, мистер Перл, — поддела Атенаида. — В глаза не бросается, и ладно.
— Кэт бросилось.
— Сверять имена там никто не будет, кроме охранника у черного хода.
— Который наверняка из ФБР, — парировал Бен.
— В таком случае он скорее узнает вас в лицо. Особенно Катарину.
— Мы тут не в игры играем, — проронил Бен.
— Возможно, — отозвалась Атенаида. — Но разве мужественный человек не смеется в лицо опасности?
— Нет, если это идет в ущерб его адекватности, — сказал Бен. — У зануд шансов выжить больше.
Через несколько минут мы ступили на землю аэропорта Даллеса, а рядом нас уж поджидал черный лимузин. После Нью-Мексико столица казалась сущим Изумрудным городом — столько в ней было зелени. Зато воздух неприятно удивлял густотой, а в небе пугающе низко нависли тучи, будто скатанные из грязной ваты. Остался последний лазоревый клочок — прямо над головой.
Сорок пять минут спустя нас забросили на кухню компании по доставке. Мне пришлось отдать книги Атенаиде.
— Ничего с ними не случится, — пообещала Атенаида. — Позаботьтесь лучше о том, как попасть внутрь.
Глава персонала доставки оказался коренастым седеющим человеком с аккуратными усиками. Забавно он смеялся — по-оперному раскатисто. Вручив нам белые халаты, начальник представил нас остальным членам команды, а затем мы все вместе погрузились в большой фургон. Чуть погодя этот фургон подкатил к библиотеке Фолджера — «обувной коробке» в стиле ар-деко с мраморными барельефами, иллюстрирующими пьесы Шекспира, на фасаде. Обогнув здание, мы припарковались позади, в проезде.
Разгружая фургон, я взялась за ручку тележки с подносами и, пятясь, покатила ее за собой через служебный вход, так что охранник успел разглядеть не столько меня, сколько спину в белом халате и рыжий затылок. Мое имя — Сьюзен Куинн — он отметил без малейшей запинки. Через миг я услышала, как он пропустил Джуда Холла. И вот мы очутились внутри.
26
Задняя дверь вела в цокольный этаж. На главный читальный зал Бен объявил строжайший запрет, аргументируя тем, что ФБР наверняка внедрило туда агентов под видом ученых. Чтобы не попасться им на глаза, мы договорились встретиться с Атенаидой в «кабинете основателя» — тихой комнатке в глубине первого этажа. Она заверила, что днем договорится, чтобы ей одолжили эту комнату для личного пользования.
Суета — неизбежная составляющая организации обеда на сто пятьдесят персон, среди которых присутствуют известнейшие литературоведы и меценаты, — позволила нам незаметно ускользнуть из кухни. Свернув за угол, мы сняли халаты и побросали их на дно тележки для прачечной. Потом, пробежав коридор, по небольшой лестнице поднялись в главное фойе. Сейчас, в конце рабочей недели, оно было пусто. В конце зала виднелась открытая дверь «кабинета основателя».
Чуть в стороне от лестницы находилась маленькая проходная, через которую попадали в читальный зал. Сразу за дверью сидел очередной охранник, а нам надо было проскочить мимо него. Бен придержал меня, пока не услышал, как кто-то выходит из зала и сдает пропуск. Не то чтобы идеальный вариант, но лучшего не представится. Бен кивнул, и я шагнула за порог лестничной площадки и прошла как ни в чем не бывало мимо двери охранника и дальше через фойе — прямиком к «кабинету».
Там не было ни души. Бен, войдя, запер за нами дверь.
Изнутри кабинет (по первоначальному замыслу — уголок отдыха основателей библиотеки, Генри и Эмили Фолджер) напоминал елизаветинскую гостиную или салон — прямоугольные дубовые панели стен, потолок с нависающими балками, паркетный пол и глухие окна матового стекла в свинцовом переплете. Посередине стоял длинный резной стол в окружении стульев, чуть более изящных в сравнении с прочей обстановкой, а на почетном месте красовался превосходный портрет Елизаветы I.
Атенаиды нигде не было.
Пока Бен проверял комнату, я смотрела на королеву. Платье из красного бархата и стеганого шелка цвета слоновой кости, расшитое золотом и жемчугами, оттеняло ее светлую кожу, темно-рыжие кудри и черные глаза. В одной руке у нее было сито — символ королевы-девственницы, как она себя именовала. Стараниями живописца ее лицо выглядело величественным и в то же время грозным.
Бен осматривал двойные филенчатые двери, ведущие в тесный каменный коридор, когда в левом углу что-то оглушительно хлопнуло. Мы разом обернулись.
Из закутка в углу, где, как оказалось, была еще одна дверь, вылетел доктор Николас Сандерсон, местный библиотекарь, с рыхлой папкой машинописных листов в руках.
— Это надо бы… — начал он и вдруг осекся, замер как вкопанный, глядя на нас через стол, а через миг проронил сдавленным шепотом: — Доктор Стэнли?
Сандерсон — невысокий проворный южанин, смуглый и гладкокожий, как обкатанный голыш, — славился любовью к галстукам-бабочкам (сейчас на нем была красная с «огурцами») и лаковым туфлям, которые цокают при ходьбе. На лице его выделялись острый нос и темные, как у лани, глаза, а лысую макушку почти по-шекспировски обрамляли курчавые седины.
— Они, то есть фэбээровцы, сказали, что вы можете прийти. Как вам удалось сюда проникнуть?
— Пешком.
— Что ж, вряд ли они будут рады это услышать, — сухо сказал библиотекарь.
— По мне, лучше бы и не слышали. Доктор Сандерсон, я пришла попросить у вас помощи.
Он заложил руки за спину, разглядывая меня.
— Полагаю, вы поймете мою нерешительность, доктор Стэнли. В последнее время повсюду, где вы ни появись, редчайшие книги сгорают прямо в хранилищах. Досадная тенденция.
Я старалась сохранять спокойный тон:
— Те фолио не сгорели. Их украли.
— Что?!
— Семьдесят девять, верно? — тихо вклинился Бен. — У вас ведь именно столько экземпляров?
Сандерсон повернулся к нему:
— А вас как называть?
— Холл, — мигом отозвался Бен, предваряя мой ответ. — Джуд Холл.
Я вся съежилась, но, судя по выражению лица, имя не вызвало у Сандерсона ни малейшей ассоциации. Впрочем, он не слышал парного псевдонима — Сьюзен Куинн.
— Совершенно верно, мистер Холл, — произнес библиотекарь, чей тягучий акцент только усилился от негодования. — И сохранение подобного фонда — задача весьма ответственная.
— А вы давно их пересчитывали? — спросила я.
Сандерсон вспылил:
— Если вы предполагаете, что книга могла исчезнуть без нашего ведома, смею вас разуверить: мы очень требовательны к своему персоналу, даже в спокойные времена!
— О «Глобусе» и Гарварде можно сказать то же самое, — возразила я.
— Тем более сейчас, после введения строжайшего охранного режима, — продолжил Сандерсон, — и в присутствии ФБР двое суток кряду.
— Но мы же пробрались, — заметил Бен.
