Я продолжала держать рубашку у его стратегического в плане размножения места.
— Ты чокнутый, Регнан. Понимать надо, когда люди шутят, а когда говорят всерьез!
— Кто ж вас, союзных товарищей, разберет?
— Царевич должен разбираться. Вы все здесь больные на голову! Я знаю, что есть планеты странные, и на некоторых я даже была в юности, но ваш Аэл берет первое место!
— Даша…
— Что?
— Тебе понравилось то, что ты увидела?
— Да, — вырвалось прежде, чем я успела себя обуздать.
— Хорошо, — произнес он, прижал меня к себе, склонился и шепнул в самые мои губы: — Мне тоже понравилось то, что я увидел на Острове красоты.
— Хорошо… — повторила я его ответ.
— Я могу тебя поцеловать? Не как Дэрию.
— Да…
Регнан целовал меня и раньше, так что разницу я почувствовала – раньше, несмотря на мягкость-деликатность-умелость все равно было видно, что это демонстрация отношений «царевич-наложница». А в этот раз… в этот раз меня просто целовал мужчина, и делал это так, что я и безо всякой эмпатии поняла, что он испытывает... но рубашку из рук так и не выпустила!
Завтрак, в общем, не задался… а может, задался – это как посмотреть. Мы вернулись в покои царевича, не забыв захватить поднос, оделись. Регнан-искуситель, хитрюга-Регнан пропал – вместо него вновь появился бесстрастный экзекутор Арисов в белой форме. Да и Даша исчезла – я оделась как Дэрия и приготовилась быть Дэрией.
— Я пойду с тобой, — сказала я.
— Нет, — сразу отказал Регнан.
— Я не изнеженный цветочек, не надо меня беречь. К тому же дело касается моей семьи.
— Рубби – не твоя семья. Твоя семья далеко.
— И все же Рубби мне родные по крови. Я лицензированный диагност и прокачанный эмпат; я не помешаю и даже смогу помочь. Мне не обязательно быть на виду, достаточно оказаться рядом. Разве не для этого все затевалось?
— Ты не обязана лезть в это, Даша.
— Я уже влезла, это напрямую меня касается. Ну же, Регнан, — я подошла к царевичу и взяла за руку. — Или ты все-таки видишь меня своей наложницей? Или все это просто игра в доброго царевича, чтобы уложить глупышку-землянку в постель?
— Я не играю в доброго, но уложить тебя в постель действительно хочу. На допрос ты не пойдешь.
— Почему? Стараешься оградить меня от грязи или боишься меня, союзного эмпата, чьи мысли уже не можешь прочитать?
— Даша, — раздраженно проговорил он, — сейчас не время плавить мне мозг.
— Вот именно: раз у тебя такой легкоплавкий мозг, ты непременно должен взять меня с собой. Если тебя раздражаю невинная я, то страшно подумать, что с тобой сделают коварные Рубби и прочие сторонники красных. Не-е-ет, без меня ты не справишься.
На самом деле это вопрос доверия. Эмпат может ох, как сильно повлиять на ход допроса, и Регнан это понимает. Раздеться передо мной в саду – это так, шуточка, плевое дело, а вот пустить на свою профессиональную территорию…
Царевич посмотрел на меня так, что, не чувствуй я его, похолодела бы от страха. Да, он опасается, да, ему не хочется брать меня с собой, и да – даже сейчас я ощущаю, насколько нравлюсь ему.
— Ладно, — вымолвил он задумчиво, — идем. Но ты будешь слушать, и ничего больше.
— Никакого вмешательства, — пообещала я.
Глава 17
Меня провели в помещение, откуда можно незамеченной наблюдать за происходящим в комнате для допросов; со мной Регнан оставил парня в белой форме – из Рубинового полка, я думаю. Сам же Регнан вместе с еще одним военным, секретарем и охраной зашли к Брилу Рубби. Дядя выглядел плохо – кожа серая, глаза уставшие, волосы зализаны и убраны в тоненький хвостик. Я не была уверена, смогу ли просканировать дядю по-свойски из другой комнаты, но информация пошла, и детальная – никаких изменений в здоровье, несмотря на стресс.
Дядя поклонился Регнану, и последний приказал:
— Рассказывайте.
— С чего начать, Ваше Высочество? — устало произнес Рубби.
— С чего сочтете нужным.
— Мой отец всегда поддерживал белых – и словом, и делом, и всей душой. Мы тогда еще не были богаты, но отец не скупился, когда надо было помочь войскам; он был активным участником собраний, организовывал сборы, поставки вооружения с заводов Рула. Война застала нас с братом, когда мы были юны, и как только позволил возраст, отец записал нас на военную службу. Меня не взяли в войска: не та физическая форма, не тот уровень эо, не тот психотип, и я остался с отцом в закупках, а вот Бриса взяли. Только вот воевать он не хотел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тоже не тот психотип? — спросил Регнан; ему можно и не спрашивать, просто залезть в голову моего дяди, но он все же сохраняет видимость «беседы».
— Да, Ваше Высочество, не тот психотип. Мы с братом двойняшки и отличались значительно, но не в вопросе войны. Происходящее на Аэле нас пугало, отвращало, и Брису в этом плане было сложнее. Его отправляли на Рул подавлять мятежи, усмирять народ, силой принуждать к поддержке Арисов.
— Почему Бриса взяли в армию, а вас нет?
— Его уровень эо был выше, и значительно.
— Какие именно способности у него были? У каждого психокинетика есть своя сильная сторона. Или он был универсалом?
— Универсал – это вы, Ваше Высочество. Другие универсалы на Аэле обладают совсем не универсальными способностями.
Дядя не шутил и не насмешничал; насколько я могу считать, у него сейчас попросту нет сил на такое.
— И все же вы, как его брат, знали его сильные стороны, — проговорил Регнан.
— Он хотел быть врачом, — кивнул Рубби. — Говорил, что видит людей насквозь – болезни, деформации, застой или перегруженность энергетических линий. У родичей со стороны нашей матери тоже встречалась такая способность; она передалась и дочери Бриса Дэрии.
— Почему же его с такими данными не стали учить врачебному делу?
— Потому что он только видел болезни, а лечить наложением рук не мог, — ответил дядя. — Увидеть проблему в теле человека может любой психокинетик с высоким уровнем эо.
Я вздохнула про себя. Именно так – ценятся только те психокинетики, которые могут лечить энергией, а просто «видящие» особо и не нужны в сфере медицины – сканирующих систем и так предостаточно на любой вкус.
— И все же, судя по данным, Брису Рубби удалось поменять сферу, — сказал Регнан. — Я лично встречался с ним в больницах.
— Да, он перевелся, но проработал мало. На контакт не шел, домой не прилетал. О его побеге с Аэла я узнал от третьих лиц. Отец сразу лишил его наследства и отрекся от него.
— Почему Брис Рубби сбежал?
— Потому что ненавидел это все, — тяжело сказал дядя, и, насколько я могу судить, он абсолютно искренен. — Аэл в то время заливало кровью. Это была бойня. Планета стонала. А Брис не хотел воевать за белых… и за красных тоже. Он улетел, и я его понимаю.
— А вы?
— Я с ним солидарен, Ваше Высочество. Те годы были сущим кошмаром, и я не видел чести в том, чтобы умереть за вас, Арисов, или за ваших противников.
Чтобы сказать такое в лицо Арису, нужно обладать смелостью, и я по-новому посмотрела на дядю. Полный, коренастый, потный, он внешне не производит впечатления, особенно на контрасте с бесстрастным, статным, упакованным в форму Регнаном, но чисто эмоционально держится – я не ощущаю ни страха, ни паники, ни злобы или даже обиды. Только усталость. Только сожаление. И вряд ли это сожаление вызвано задержанием, скорее дядя сожалеет, что борьба красных и белых продолжается.
— А вы не хотели улететь?
— Я слишком труслив для этого.
— Ваш отец лишил Бриса Рубби наследства, но когда выяснилось, что он женился, и у него родилась дочь, стал звать его обратно на Аэл. А когда Брис Рубби умер, ваш отец вписал его дочь в книгу рода и в завещание. Что вы скажете на это?
— До последнего своего дня отец продолжал считать Бриса предателем, но кровь Рубби – это кровь Рубби. Отец говорил, что мы обязаны забрать девочку, в которой течет наша кровь, у нечестивых землян.
