Однако эта идея не нашла поддержки у Брежнева. И есть версия, что в этом ему помог Андропов, который не хотел, чтобы Солженицын стал «правоверным советским писателем». В его играх с Западом выгоднее было иметь Солженицына-диссидента — этакую «разменную монету эпохи разрядки» (точно такая же «монета» была создана Андроповым и из Владимира Высоцкого, которого тоже хотели выслать из страны, но шеф КГБ сорвал эти планы).
Биограф Андропова историк Рой Медведев, описывая перипетии создания «Архипелага ГУЛАГ», подробно живописует о том, как КГБ в середине 1973 года начал операцию по изъятию книги у друзей писателя (в частности, один из экземпляров хранился в Ленинграде у Е. Воронянской). Но историк ничего не пишет о том, почему же все те несколько лет, что Солженицын потратил на написание книги, КГБ безучастно взирал на эти действия. Почему опомнился только после того, как книга была закончена. Не потому ли, что намеренно хотел дать ему такую возможность, чтобы потом «спугнуть» его и заставить ускорить переправку и издание книги за рубежом? КГБ этого добился. Изъяв экземпляр Воронянской, он «прохлопал» другой вариант, который благополучно был переправлен на Запад и напечатан в начале 1974 года. И это при том, что книга была объёмной, труднопереводимой. Однако её публикация заняла у западных издателей всего три-четыре месяца. Феноменальная оперативность! Кроме этого, отдельные главы из книги были немедленно опубликованы в наиболее известных газетах и журналах в США и в странах Западной Европы.
После этой истории в высшем советском руководстве созрело вполне уместное решение арестовать Солженицына и отправить за решётку. Так, на заседании Политбюро 7 января глава правительства Алексей Косыгин заявил: «Нужно провести суд над Солженицыным и рассказать о нём, а отбывать наказание его можно сослать в Верхоянск, туда никто не поедет из зарубежных корреспондентов». Это мнение поддержал президент страны Николай Подгорный: «Нам надо провести над Солженицыным суд. Если мы его вышлем, то этим покажем свою слабость…» За арест писателя высказались также министр иностранных дел Андрей Громыко и глава профсоюзов Александр Шелепин. И только Андропов был против этого варианта. Но поскольку его оппонентов было большинство, он поступил так, как и должно поступать опытному и хитрому царедворцу.
С помощью своего соратника — контрразведчика Вячеслава Кеворкова, который отвечал за «тайный канал» связи с руководством ФРГ, Андропов вышел на связь с канцлером этой страны Вилли Брандтом и уговорил его предоставить Солженицыну политическое убежище. Как только Брандт согласился, Андропов отправился к Брежневу и уговорил уже его выбрать именно этот вариант, а не вариант Косыгина и К° (всё, как в случае с В. Высоцким, только там обошлось без высылки). Итог: в феврале 1974 года Солженицын был выслан из страны и стал одним из лидеров антисоветского движения на Западе.
Уже в июне 1975 года (то есть спустя чуть больше года после высылки) на Западе издаётся очередной труд Солженицына: его мемуары «Бодался телёнок с дубом». Учитывая, что и эту весьма объёмную книгу он писал, ещё будучи советским гражданином, снова задаёшься невольным вопросом: куда смотрел КГБ? Ответ очевиден: Комитет «прошляпил» и это произведение писателя не в силу своего малого профессионализма, а исключительно по воле своего руководства, которое вступило на весьма скользкую дорожку: ввязалось в сомнительные игры со спецслужбами Запада и в итоге эти игры начисто проиграло (моя версия — намеренно).
Так называемые «русские националисты», к одним из идеологов которых часто приписывают и Солженицына, до сих пор отстаивают версию того, что Андропов выслал Солженицына из страны, именно чтобы лишить это движение наиболее яркого и талантливого представителя. Но это сомнительное утверждение, поскольку Солженицын, судя по его произведениям и многочисленным высказываниям, любил Россию странною любовью — через презрение (как написал он сам во втором томе «Архипелага ГУЛАГ»: «Нет на свете нации более презренной, более покинутой, более чуждой и ненужной, чем русская»). Эта любовь была сродни той, что исповедовали те же либералы-западники, которые называли свою «любовь» не иначе как «сука Россия». Кстати, эту черту в Солженицыне подметил раньше всех русских националистов издатель «самиздатовского» журнала «Вече» Владимир Осипов. Ещё в 1973 году он писал в этом издании следующее:
«В 60-е годы Солженицын стал нравственной силой, противостоящей определённым началам современной государственности… Но за последнее время Солженицын, на наш взгляд, совершил ошибки, которые могут оказаться роковыми для дальнейшего исполнения им своего предназначения…»
И ниже шёл следующий вывод, который входил в явный диссонанс с позицией Солженицына:
«Советский социальный и политический строй, стоящий на национальных принципах и фактическом соблюдении Конституции СССР, нас (русских националистов. — Ф.Р.) вполне устраивает».
А вот что заявил Солженицын в интервью американскому журналу «Форин афферс» в апреле 1980 года: «Надо прекратить верить в разрядку, поскольку сосуществовать с коммунизмом на одной планете невозможно». В этих двух концепциях — Осипова и Солженицына — и была трагедия СССР, а также России. Как мы знаем, верх в итоге взяла последняя концепция, после чего имя Александра Солженицына и было выбито золотыми буквами на скрижалях мирового неолиберализма (или глобализма).
Как известно, развал СССР был запущен в годы горбачёвской перестройки. И это не было случайностью или трагическим стечением обстоятельств: всё происшедшее было тщательно спланировано мировой закулисой и советскими «кремлёвскими глобалистами». На это указывает и факт того, что либерал-перестройщики своим знаменем избрали именно Солженицына, который к тому моменту превратился не только в одного из главных ненавистников коммунизма, но и ненавистника вообще славянской нации как таковой. Как верно заметил по этому поводу писатель Юрий Бондарев: «Чувство злой неприязни, как будто он сводит счёты с целой нацией, обидевшей его, клокочет в Солженицыне, словно в вулкане. Он подозревает каждого русского в беспринципности, косности, приплюсовывая к ней стремление к лёгкой жизни и к власти, и как бы в восторге самоуничижения с неистовством рвёт на себе рубаху, крича, что сам мог бы стать палачом…»
Если бы перестройка ставила своей целью придание социализму человеческого лица (как декларировалось её лидерами), тогда какого рожна надо было обращаться за помощью к врагу социализма Солженицыну? Но потому и обратились, что хотели не обновления социализма, а его погибели.
Первыми о возвращении Солженицыну советского гражданства заговорили в перестройку кинематографисты, с которых, собственно, и начался «бунт советской интеллигенции». Именно антиславянизм Солженицына сильнее всего и импонировал советским либералам времён горбачёвской перестройки, когда они затеяли кампанию по возвращению писателя на родину. Тот мог стать для них живым знаменем в их окончательной победе над ненавистной советской властью. Вот почему либералы-писатели так были заинтересованы в публикации в СССР его программной книги «Архипелаг ГУЛАГ», а либералы-кинематографисты мечтали экранизировать другие его, не менее концептуальные произведения (тот же «Один день Ивана Денисовича», который режиссёру Элему Климову не удалось снять ещё в первую «оттепель» — в первой половине 60-х). Реабилитации Солженицына отчаянно сопротивлялись державники-сталинисты, но силы их постоянно таяли, поскольку державники-патриоты (русские националисты) в этом вопросе сомкнулись с либералами.
Перелом наступил к середине 1989 года: именно тогда Солженицыну было возвращено советское гражданство (как и другому отщепенцу — главрежу «Таганки» Юрию Любимову). Всё было закономерно, поскольку к тому моменту ситуация стала такой, что либеральные силы уже вовсю стали гнуть державные. Тут не одним только «Архипелагом ГУЛАГ» дело обернулось — тогда одно за другим стали публиковаться не только антисоветские, но уже и откровенно русофобские произведения вроде «Прогулок с Пушкиным» Абрама Терца (Андрея Синявского) или «Всё течёт» Василия Гроссмана. Симптоматично, что оба произведения были опубликованы в журнале «Октябрь»: получивший своё название в честь Октябрьской революции, этот журнал теперь уверенно лидировал в процессе дискредитации всего русского и советского. Как говорится, приплыли.
Что касается «Архипелага ГУЛАГ», то его публикация взяла старт в журнале «Новый мир» сразу после официальной «реабилитации» Солженицына — в августе 1989 года. Высшее партийное руководство выступило по этому поводу с комментарием в газете «Правда», причём комментарий этот принадлежал… видному диссиденту Рою Медведеву. Это было уже верхом капитулянтства со стороны Кремля. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. В той же «Правде» тогда же вышла статья В. Согрина, где он приводил слова Ленина о том, что «нет и быть не может другого пути к настоящей свободе пролетариата и крестьянства, как путь буржуазной свободы и буржуазного прогресса». С этого момента маски фактически были сброшены и большинству стало ясно, в каком направлении ведут в перестройке её «прорабы» — к реставрации капитализма.
