— Ладно, я допускаю это. — Улыбка Елизаветы превратилась в озорную. — Но если я делаю это, то тебе придется допустить…
Сдержанный, музыкальный перезвон прервал императрицу, и она взглянула на небольшое коммуникационное устройство на кофейном столике между ними.
— Ах, наши таинственные гости прибыли! — сказала она. — Мне интересно, Эллен и Спенсер позволят ли им присоединиться к нам без требования проходить некоторую идентификацию?
Она причудливо улыбнулась, и Хонор хихикнула.
— Я сомневаюсь в этом, — сказала она вслух, покачивая головой. — Эллен единственный человек, которого я знаю, кто еще более параноидальна, чем Спенсер. В настоящее время.
Ее голос упал, и ее глаза потемнели с тремя последними словами, и Елизавета резко посмотрела на нее. Императрица начала отвечать, но Хонор быстро покачала головой. Воспоминание о покровительстве Эндрю ЛаФолле (Лафолле) — за все годы, что он служил ей и о том, как он умер, когда ее даже не было там — еще могло нападать на нее из засады безо всякого предупреждения. Но теперь становилось лучше, сказала она себе твердо. Теперь становилось лучше.
— В любом случае, — продолжала она с решительно более живой интонацией, — если один из них не настоит на полной идентификации, ты знаешь, это сделает другой. И Эллен не собирается пропускать никого в твое общество, без полного инструктажа о…
Дверь открылась, и полковник Эллен Шемэйс, которая возглавляла подразделение личной охраны императрицы с тех пор, как она была маленькой девочкой, появилась, как будто упоминание ее имени вызвало ее. Елизавета посмотрела на нее, подняв брови, но полковник лишь поклонилась ей.
— Ваше величество, ваша милость, — она сделала поклон точно в направлении Хонор, — э… специальная делегация с Беовульфа.
Елизавета бросила удивленный взгляд на Хонор. Все шутки над их сотрудниками безопасности в сторону, последнее, что ожидала императрица, было то, что таинственный посланник покажется прямо в ее присутствие. Но Хонор была такой же озадаченной, как и она. Все, что она могла сделать, это пожать плечами императрице, и они обе поднялись, встав лицом к двери небольшого приемного зала.
Возможно с десяток человек прошли через нее, и Хонор почувствовала, что ее глаза становятся шире, когда она узнала большинство из них.
— Ваше величество, — Чиянг Бентон-Рамирес(из 7 главы), председатель и главный исполнительный директор Планетарного Совета Директоров Беовульфа, сказал с небольшим поклоном, когда своего рода главы государств поприветствовали друг друга, — я прошу прощения за неортодоксальность этого визита, но есть несколько вещей, которые мы должны обсудить неофициально. Очень неофициально.
* * *
— Я полагаю, — сказала Елизавета Винтон несколько часов спустя тоном сильного преуменьшения, — что я должна привыкнуть к тому, что главы иностранных государств заглядывают без предупреждения, но я продолжаю думать, что мы должны установить небольшую… я не знаю, регулярность, я полагаю, в такого рода вещи.
— Регулярность? — Вильям Александер, барон Грантвилль и премьер-министр Звездной Империи Мантикора, покачал головой. — На данный момент, я остановился бы на рациональности! Не кажется ли вам, ваше величество, что мы как-то оказались в зазеркалье?
— Похоже на то — призналась она. — Я думаю, вопрос в том, каких сюрпризов будет больше: хороших или плохих? Я помню, отец говорил что истинное лидерство — это не способность выполнять то, что вы планируете, а способность справляться с тем, что никогда никто не видели. — Она улыбнулась немного неровно. — Мне кажется что за последнее время Вы получали много практики в этом.
— Всех из нас получили, ваше величество, — сэр Энтони Лангтри, министр иностранных дел Звездной Империи, согласился с усмешкой. — Мои люди должны иметь, по крайней мере, некоторое смутное представление о том, как другие звездный государства думают — особенно те, с кем мы в хороших отношениях! — но это совершенно нас ошеломило.
— Было много всего происходящего в последнее время, Тони. — Тон баронессы Морнкрик был сухой как пустыня. Она и дородный, светловолосый Брюс Видженберг были единственные другие два члена кабинета Грантвилль за столом. Хэмиш Александер-Харрингтон тогда присутствовал, но он и сэр Томас Капарелли в настоящее время проводили отдельную встречу с Габриэлем Кадделл-Маркхамом и Джустиной Митерновски-Циянг.
Хонор уже не было в Лэндинге. Она пыталась остаться, но Елизавета и Хэмиш давили вмести очень сильно. Это было довольно близко к цели, даже так, а поддержка генерального директора Беовульфа завершила дело.
— Франсина права, Тони. — Видженберг кивнул в сдержанном согласии с Морнкрик. — И я сомневаюсь, что ты больше удивлен, чем она и я! Казначейство и министерство торговли имеют свои собственные контакты на высоком уровне с Беовульфом, а мы никогда не думали, что может произойти такое.
Ну, теперь, когда мы все выразили наше удивление, что нам делать? — Спросила Элизабет.
— Ваше величество, простите меня, но это просто элементарно, — сказал Грантвилль. — Если кто-то за этим столом может представить что-либо более ценное, чем добавление Беовульфа в наш список «объединенных сил», пожалуйста, скажите мне сейчас, что это!
* * *
— Жак!
Одна из вещей, которая у Хонор всегда ассоциировалась с матерью, была ее способность принимать сюрпризы спокойно. Не было ничего флегматичней, чем доктор Алисон Харрингтон. Действительно, то что больше всего впечатляло людей, которые встречали ее, было ее озорное чувство юмора (не зря древесные коты назвали ее «Танцовщица Смеха») и энтузиазм. Ее способность концентрироваться с полной интенсивностью на всем, чем ее нынешний проект мог быть, при этом перескакивая легко с одной цели на другую. Она не была эксцентричной; она просто мультизадачная с радостной несдержанностью, чему любой ИИ мог только позавидовать. Но при всей этой живости, был спокойный баланс, подобно чувству самообладания древесных котов, который встречал даже самые неожиданные события, не пропуская ни одной детали.
Но не сегодня.
Она бросила один взгляд на маленькие, миндалевидные глаза человека, который следовал за ее дочерью от воздушного лимузина в цветах лена Харрингтон, а затем бросилась в его объятия, и ее дочь могла попробовать невероятный блеск ее покрытых печалью радости и удивления.
— Привет, Алли. — Голос Жака Бентон-Рамирес-и-Чоу был хриплым, когда он отчаянно обнял свою сестру-близнеца. Она положила голову ему на плечо, и он прижался своей щекой к ее. — Я тоже рад тебя видеть.
* * *
— Я сожалею, что не оказался здесь раньше, — сказал Жак некоторое время спустя.
Он посмотрел на стакан в руке, потом поднял голову и откинулся назад. Он сидел со своей сестрой, зятем и племянницей на террасе с видом на бассейн Белой Гавани. Солнце садилось, и в конце местного года (и далеко на севере) вечера были холодными, даже на Мантикоре. Облачка пара вырастали над бассейном с подогревом, сверкая золотом в косых лучах солнца, и он был благодарен своей легкой куртке.
— Я сожалею, — повторил он, глядя в глаза Альфреда Харрингтона, — но с таким разразившимся кромешным адом, я просто не мог оправдываться, беря личное время. — Он покачал головой. — Ал рассказал мне, как было плохо, но я знал, что ты и Алли были друг с другом, и я подумал, что…
Он замер в молчании, и Альфред пожал плечами.
— Мы получили твои письма, Жак. Это не похоже, мы не знали, что ты думаешь о нас. И я понял, ты, вероятно, очень занят дома. Кроме того, — его тон помрачнел, несмотря на все усилия, — как ты говоришь, Алли и я были друг у друга. И близнецы. И Хонор, как только она вернулась из Нового Парижа, если на то пошло.
Жак начал говорить что-то еще, потом остановился. Это не дало бы ничего хорошего… и нет необходимости на самом деле говорить это, в любом случае. Он и Альфред были друзьями почти восемьдесят стандартных лет. Фактически, это был Жак, кто (к большому удивлению остальной его слишком известной семьи) представил высокого молодого мантикорского офицера флота, йомена, и экс-сержанта морской пехоты своей младшей сестре.
Технически, Жак и Аллисон были двойняшками, хотя он был рожден за пять стандартных лет до нее. Их родители представили документы на одноплодную беременность, только обнаружили, что они зачали близнецов. Второго ребенка можно было бы отдать на усыновление, конечно, но они знали, что они хотели четвертого ребенка после того, как они отправят своего старшего в колледж и получать право на другого. Таким образом, второй эмбрион пробыл в криогенной заморозке до того дня, и Жак оказался с младшей сестрой, а также близнецом.
Он всегда обожал ее, и он создал яростный защитный промежуток, куда она обращалась, когда они оба становились старше. Было время, когда она так сильно критиковала его и с такой чертовской эффективностью за «вмешательство» в ее жизнь, но он не показал, что это беспокоило его. Это было нелегко, быть Бентон-Рамирес-и-Чоу, и он знал, как сильно Аллисон ненавидела мысль о давлении и превращении ее в одну из ролей которая ожидается от ее семьи. Он не хотел, чтобы она была вынуждена быть кем угодно, кем она не хотела быть, и он будет проклят, если он позволит кому-нибудь сделать это с ней, даже если его «любопытство» и «буйность» будет посылаться подальше ею при случае. И он был придирчив, как ад, в том, кого он признал достойным быть рядом с ней, тоже. Тем не менее, он никогда не имел ни единого сомнения при представлении ее Альфреду Харрингтону… и он был шафером Альфреда на свадьбе.
