В других случаях такие онлайновые сети становятся разновидностями «специализированных сообществ», то есть формами социальности, строящимися вокруг специфических интересов. Поскольку люди вполне могут принадлежать к нескольким из таких сетей, отдельный индивидуум стремится формировать свое «портфолио социальных связей» путем дифференцированных инвестиций, осуществляемых в разные моменты времени в различные сети с низкими ограничениями для доступа и низким уровнем вмененных издержек. Результатом этого становится, с одной стороны, необычайная гибкость выражения социальности, поскольку индивидуумы конструируют и реконструируют свои формы социального взаимодействия. С другой стороны, относительно низкий уровень обязательств может обусловить определенную хрупкость форм социальной поддержки. Некоторые наблюдатели превозносят разнообразие, плюрализм и свободу выбора на социальном уровне, в то время как Патмэн опасается «кибербалканизации» как пути усугубления разложения общественных институтов и спада участия в жизни гражданского общества.
Новые технологии, похоже, повышают шансы сетевого индивидуализма стать доминирующей формой социальности. Все возрастающее число исследований по использованию мобильных телефонов, кажется, указывает на то, что сотовая телефония соответствует социальной структуре, организованной вокруг «сообществ выбора» и индивидуализированного взаимодействия, основывающихся на выборе времени, места и партнеров по такому взаимодействию (Корошаа, 2000; Nafus and Tracey, 2000). Ожидаемое развитие беспроводного Интернета повышает шансы создания персонализированных сетей для широкого диапазона социальных ситуаций, тем самым расширяя возможности индивидуумов по перестройке структур социальности снизу доверху.
Указанные тенденции равнозначны триумфу индивидуума, хотя вопрос о том, во что это обойдется обществу, все еще остается неясным. Если только мы не примем во внимание, что индивидуумы фактически реконструируют модель социального взаимодействия, используя появившиеся технические возможности и имея своей целью создание нового типа общества: сетевого общества.
V - Политика Интернета (I): компьютерные сети, гражданское общество и государство
Общество изменяется в результате конфликтов и управляется политикой. Поскольку Интернет становится основным средством коммуникации и организации во всех сферах деятельности, представляется вполне естественным, что общественные движения и политический процесс использовали и будут использовать Сеть во все возрастающей степени с превращением Интернета в главный инструмент деятельности, информирования, вербовки, организации, доминирования и контрдоминирования. Киберпространство становится конфликтной территорией. Однако действительно ли Интернет играет чисто инструментальную роль в выражении общественных протестов и политических конфликтов? Или же в киберпространстве происходит видоизменение правил социально-политической игры, что в итоге оказывает влияние и на саму эту игру, а именно на формы и цели движений и на политических деятелей?
Я вкратце проанализирую взаимодействие Интернета с процессами социально-политических конфликтов, представительства и управления путем сосредоточения внимания на четырех различных, но связанных между собой областях, в которых это взаимодействие имеет место: новой динамике общественных движений; объединении локальных сообществ посредством компьютерных сетей и значимости этого процесса для гражданского участия; использовании Интернета в практике информационной политики; возникновении ноополитики и кибероружия на геополитической арене.
Сетевые общественные движения
Общественные движения XXI века, решительные коллективные действия, нацеленные на преобразование системы ценностей и институтов общества, заявляют о себе в Интернете и посредством Интернета. Рабочее движение, пережившее промышленную эпоху, объединяется, организуется и мобилизуется с помощью Интернета и внутри Интернета. То же самое делают бесчисленные движения защитников окружающей среды, женщин, различные движения борцов за права человека и этническую идентичность, религиозные и национально-освободительные движения, а также защитники и сторонники культурных проектов и политических инициатив. Киберпространство превратилось в глобальную электронную агору, где широчайший спектр человеческого недовольства разражается какофонией всевозможных оттенков.
В середине 1990-х годов движение сапатистов в мексиканском штате Чьяпас захватило воображение людей во всем мире, организовав поддержку своему делу посредством Интернета и факсимильной коммуникации, связанных со СМИ и децентрализованной структурой групп солидарности. Как я уже указывал ранее (CasteUs, 1997), основу этой электронной сети солидарности составляла La Neta, Интернет-сеть, объединявшая мексиканских женщин и поддерживаемая Сан-Францискским институтом глобальной коммуникации, неправительственной организации социально ответственных технарей. На протяжении 1990-х годов все наиболее значимые общественные движения в мире организовывались при помощи Интернета. Пожалуй, самым известным из них являлось и является Фа Луньгун, китайское духовно-политическое движение, насчитывающее десятки миллионов сторонников, которые отважились бросить вызов власти коммунистической партии. Лидер движения Ли Хунчжи, проживая в Нью- Йорке, поддерживает связь с основной сетью своих единомышленников через Интернет, и также при помощи Интернета тысячи убежденных членов Фа Луньгун находят духовную поддержку и информацию, позволяющую им встречаться в определенном месте и в заданное время для участия в хорошо организованных акциях протеста, которые жестоко подавляются китайскими властями, опасающимися роста популярности этого движения (Belt and Boas, 2000; O’Leary, 2000).
В ряде случаев техническая уязвимость Интернета предоставляет возможность для индивидуального или коллективного выражения протеста, проявляющегося в разрушении web- сайтов правительственных органов или корпораций, которые воспринимаются как орудия угнетения или эксплуатации. Типичным примером здесь является деятельность хакеров-активистов, варьирующаяся от индивидуального саботажа до взлома секретных web-сайтов военных ведомств или финансовых компаний, осуществляемая для того, чтобы продемонстрировать их ненадежность и выразить протест против преследуемых теми целей (Langman et al., 2000). Осенью 2000 года в период конфронтации между израильтянами и палестинцами пропалестински настроенные хакеры (предположительно, из Пакистана) взламывали сайты американских произраильских организаций, размещали на сайтах свою политическую пропаганду, а также отыскивали и публиковали в Сети номера кредитных карточек пользователей соответствующих сайтов в знак своего символического протеста, что вызвало резкую реакцию со стороны общественного мнения.
Однако Интернет — это нечто большее, чем просто какой-то удобный инструмент, используемый только потому, что он есть под рукой. Он точно соответствует основным особенностям того типа общественных движений, которые возникают в информационную эпоху. А поскольку эти движения нашли подходящее им средство организации, они открыли и развили новые способы осуществления общественных изменений, которые, в свою очередь, усилили роль Интернета в качестве наиболее предпочтительной для них среды. Попробуем провести историческую параллель. Зарождение рабочего движения в индустриальную эру невозможно представить без промышленных предприятий в качестве условия его организации (хотя ряд историков настаивают на том, что не менее важная роль здесь принадлежала пабам). Из предыдущих глав мы знаем, что Интернет является не просто технологией, это средство коммуникации (каковым были пабы), и материальная инфраструктура данной организационной формы — сеть (каковой являлись промышленные предприятия). И в том и в другом отношении Интернет стал неотьемлемым компонентом общественных движений, возникающих в сетевом обществе, что объясняется следующими тремя причинами.
Во-первых, общественные движения в информационную эпоху, по существу, мобилизуются вокруг культурных ценностей. Борьба за изменение смысловых кодов в государственных институтах и общественной практике —это весьма важная стадия процесса общественных изменений в новом историческом контексте, что я показал в своей книге «Власть идентичности» (Castells, 1997); эта точка зрения основывается на результатах широкого спектра исследований общественных движений (Touraine, Melucci, Calhoun, Tarrow и др.). В этом отношении я солидарен с Коэном и Рэем (2000): различия между старыми и новыми общественными движениями в значительной степени оказываются обманчивыми. Движения, берущие свое начало в индустриальной эпохе, например рабочее движение, продолжают существовать и в наши дни, заново определяя себя на языке общественных ценностей и расширяя значение этих общественных ценностей (к примеру, социальная справедливость для всех, а не защита классовых интересов). С другой стороны, некоторые из наиболее известных современных общественных движений, например национально- освободительные или религиозные движения, являются весьма старыми по своим основополагающим принципам, однако они приобретают новое значение, когда становятся «окопами» культурной идентичности для построения социальной автономии в мире, где господствуют однородные глобальные потоки информации.
