на кого, мол, работаешь. А знать надо. Хотя бы для того, чтобы понимать, кому помогаешь – криминалитету или нет.
– Заказ, но не на поиск Грека. Женщина пропала, его первая жена. Юлия Донич. Вернее, я не знаю, была ли у него вторая. Но он у нее точно был первый муж.
– И есть подозрения, что он может быть замешан?
– Пока очень туманные, но хочется понять, стоит ли рассматривать эту тему всерьез.
– Что ты о нем знаешь?
– Практически ничего. Представьте себе, я даже не сразу выяснил, что у этой Юлии был первый муж, почему-то в семье мне никто об этом не сказал. Знаю только, что он по образованию актер, был судим за мошенничество и отбыл наказание, зарегистрирован в Химках, но там не проживает. То ли живет, то ли просто появляется тут, в городе, неизвестно, но машина зарегистрирована в регионе, и ПДД он нарушает тоже здесь.
– Уже что-то… Так что тебя интересует?
– Да хоть что-нибудь. Что за персонаж вообще?
– Ты думаешь, не мог ли он убить твою пропавшую женщину?
– Не обязательно убить, может быть, похитить.
– Насчет похищения не знаю, не задумывался. Убить вряд ли. Он человек-то не жестокий. И трус, кроме всего прочего. Чтобы кого-то хладнокровно убить, нужно обладать другими качествами. Иной натурой. В состоянии аффекта я бы еще поверил. Но ты же говоришь, что жена бывшая. Наверное, много лет с ней не живет?
– Много, – подтвердил Илья.
– Понимаешь, Грек, он актер. Иногда режиссер. Одним словом, творческая натура. Кинуть кого-нибудь, каверзу какую-то подстроить, целый спектакль разыграть – это он может. Что-то насильственное вряд ли.
– Паша говорил, вы когда-то работали над делом, в котором он участвовал?
– Работал, но не над делом, над группой. Дел у них много было. В основном кидалово. Входили в доверие, разводили… Старичков не трогали, в основном разували денежную публику. Мы вообще думали, что это разные ребята творят. Обычно ведь как: одна группа – один сценарий. Отработают его – и наяривают, пока он себя не исчерпает. А у этих по-другому было устроено. У них много было сценариев, а исполнители одни и те же. Там, где нужно было входить в доверие, изображать кого-то, то там Греку не было равных. Они чуть-чуть филармонию не обули, государственную… Можешь себе представить?
Палыч вкусно, зычно рассмеялся и подставил свой стаканчик. Илья налил. Разговаривать с бывшим милиционером было приятно, и в чужом плетеном кресле Илья чувствовал себя как дома.
– И как же это? – спросил он, выпив залпом свою порцию.
– Димитракис на своем родном наречии говорит хорошо, вырос-то в Греции. Его привезли под видом какого-то факира. Афиши были, договор по-гречески. Ролики директору филармонии показывали. А на видео разве поймешь кто? Глаза черные, борода тоже. Грек себе и грек. Ну, директор форменно купился. Вовремя мы предупредили, уже искали их тогда. Димитракис вообще переодеваться, гримироваться был мастер. Мы его задержали один раз, допросили, в ИВС засадили. А на опознании – пшик. Никто из потерпевших не опознал. Ловкий парень, ничего не скажешь. Но это все были годы его молодости. Потом он еще под какого-то колдуна работал, типа привороты на бизнес делал. Обул какого-то взрослого бизнесмена, тот пошел к уголовникам, искали Грека серьезно. И тогда он пропал на долгое время. Потом опять всплыл. И в следующий раз уже не отвертелся, пошел по этапу. Дальше я за его судьбой не следил, не знаю, где он осел, куда девался.
– Вот и я не знаю, – заметил Илья, – сим-карты, зарегистрированной на его имя, нет.
– А я только хотел спросить. Сейчас по биллингу человека найти не так трудно.
– Видимо, и он это отлично понимает.
– Это уж сто процентов, человек опытный. И прятаться привык.
– Александр Палыч, значит, думаете, на жестокость Грек неспособен?
– Люди меняются, – пожал плечами отставник, – столько времени прошло. Тогда он молодой был, не битый еще, не сидевший. Может, изменился, кто его знает? Тогда он все балагурил, зубки свои белые скалил. Проходимец отпетый, но обаятельный, этого не отнять. Нашли у него, значит, всякую всячину – бороду, усы, парик, грим. Спрашиваем, твое? Мое, говорит. Зачем надевал? Для какой такой цели? А он смотрит прямо в лицо и на голубом глазу говорит: я актер, готовлю себя к большому искусству. Вам, мол, не понять. Так что если ты думаешь, что он жену свою бывшую порешил, то вряд ли. Но поручиться – не поручусь.
– Удивительно, что он только один раз попался. Значит, мастер выходить сухим из воды.
– Он легкий на подъем. Двойное гражданство. И деньги у него всегда есть. Никогда не было больших, по-настоящему серьезных бабок, но на то, чтобы сняться и в Грецию отъехать – это запросто. И еще понимаешь, таких, как он, подолгу не ищут, только пока злость есть. А потом… забывается все. Он не жестокий, не злой. Для него все это игра, роль, понимаешь? По-настоящему он никого не задел. Потому его прощали, забывали со временем. А он притихнет, отсидится дома или тут, у сестрички… А потом опять за свое.
– У сестрички, – заинтересовался Илья, – так у него и сестра есть?
– Есть, не знаю, как зовут, правда. А может, и знал, да забыл. У них мать русская, а отец грек. У матери отец служил в Греции какой-то мелкой сошкой по дипломатической части. Там она с отцом Димитракиса и познакомилась, прости за каламбур.
– А отец кто?
– Какой-то мелкий предприниматель. Они на Корфу жили, по-моему. Потом мать с отцом развелись, и папаша не препятствовал жене детей в Россию забрать, здесь их выучить дешевле. В Европе высшее образование дорогое. Дети так и росли на два дома. Жили и учились здесь, отдыхали там. Это Грек сам нам тогда рассказывал.
– О сестре ничего не известно?
– Да она какая-то серая мышка. В плане того, что не засветилась нигде. И в их компании не участвовала, к ней со стороны закона претензий не было.
В этот момент Паша объявил, что колбаски готовы, и все трое, изрядно голодные, с аппетитом принялись за угощение.
– Если я что-нибудь еще о нем вспомню, я тебе позвоню, – пообещал Палыч, и Илья почему-то не сомневался, что он сдержит свое слово.
На прощание Илья крепко пожал Палычу руку и совершенно искренне, а не из вежливости сказал, что был очень рад познакомиться. Ему даже жалко было уходить из этого гостеприимного, ухоженного садика с плетеными креслами и уютным светом из окон, под которым проходили их вечерние посиделки. В фонаре лампочка
