горел лишь в двух окнах: на самом верху и на третьем этаже. Илья включил фонарик и стал рассматривать машины, припаркованные во дворе. Чистенький «Туарег» сиял белизной издалека. Илья посветил на номера: это была машина Грека.
Удовлетворение от того, что логово первого мужа Юлии Донич было наконец установлено, Илья испытывал долгие две минуты. Сверх этого времени сыщицкая эйфория продолжаться не могла, так как после того, как логически отпал один вопрос, возникли другие, причем многочисленные. Существовало множество объяснений тому, что машина Димитракиса ночует во дворе четвертого дома. Он мог жить у своей сестры. Или пользоваться ее квартирой в то время, как она сама проживает в каком-то другом месте. Или же он просто приехал в гости и остался ночевать. Теперь, когда Илья упростил себе задачу географической локализации абонента, отследить владельца номера, по которому звонила Юлия Донич, будет несложно. Труднее ответить на вопрос, означает ли это, что и сама Юлия где-то поблизости. Или прямо здесь, в квартире 81. На всякий случай, чтобы потом среди дня не тратить драгоценное время, Илья решил установить, где именно находится восемьдесят первая квартира. В доме девять этажей, проект типовой, значит, на этаже – четыре квартиры. Путем нехитрых расчетов он пришел к выводу, что нужная квартира – угловая, подъезд и этаж – третий. Ее окна должны выходить и во двор, и на улицу, в проход между домами. Илья отсчитал по фасаду. Там, где была лоджия, за шторами был едва уловим слабый свет. Либо работал телевизор, либо горел торшер. Почти два часа ночи. Как узнать, здесь ли находится Юлия Донич или все эти манипуляции по розыску ее первого мужа напрасны? По телефону, который сейчас ночует в этой квартире, Юлия звонила в последнее время не один раз, и это был единственный номер, который вызвал сомнения у Ильи, тщательно проанализировавшего ее мобильник. И на этот же номер звонила Юлина домработница. Значит, либо она находится с хозяйкой в сговоре, помогая ей скрываться, либо – что более вероятно – сотрудничает с тем, кто помог Юлии бежать. Или похитил ее. Этот вариант все же нельзя было сбрасывать со счетов. Более того, мысль о похищении становилась более назойливой. Могло ли быть так, что Юлия проговорилась своему первому мужу о наследстве, которое есть у Влада, и тот решил его шантажировать? А Юлю под каким-то предлогом (в крайнем случае, силой) он удерживает, чтобы она не назвала имя возможного шантажиста? Это была хорошая версия, единственным недостатком которой являлось то, что она мало что объясняла. Илья вздохнул: это потому, что он недостаточно знает. Увы. Мысленно он отругал себя за слишком медленную и недостаточно активную работу.
Сыщик не на шутку замерз, пора было ехать домой. Надо на свежую голову решить, что делать дальше. Установить слежку за домом? Если между Юлией и ее первым мужем существует какая-то связь и они вместе разработали какой-то хитрый план, то наблюдение за домом ничего не даст. Юля будет сидеть взаперти, пока Грек не исполнит свой план. Если же Юлия находится в доме не добровольно, ее там удерживают, то никакая слежка не поможет это установить.
Илья решительно направился к своей машине, уже мечтая о том, как залезет под теплое одеяло и прижмется к Любиной спине. Утром нужно срочно что-то придумать. Либо брать шантажиста во время передачи денег, либо изобрести какую-то комбинацию, в результате которой Илья получит доступ в квартиру. Ему не хотелось даже думать о том, что Юлии Донич там может не оказаться.
Глава 9
Я не сразу узнала его. Долгое время он мерещился мне повсюду: в кинотеатрах, магазинах, в транспорте. Там, где ему совершенно нечего было делать. Я знала, что любая до боли знакомая черточка – не более чем химера, фантом, что его здесь нет и быть не может, но если в толпе мелькала похожая фигура, мое сердце замирало от одновременно охватывающих меня счастья и ужаса – неужели это он? Но это всегда был не он. Я знала, что его нет в стране и вернется он – если вообще сделает это – очень не скоро. Он не мог приехать, потому что тут его ждали большие неприятности, а Грек хоть и был дурак, но не до такой же степени. Или до такой? О, как мне тогда хотелось, чтобы он проявил безумную, самоубийственную неосторожность, несусветное, ничем не оправданное пренебрежение к собственной жизни!
Привычка искать его в толпе укоренилась надолго. Вернее, я не искала его сознательно, но какой-то демон внутри постоянно толкал меня в грудь, когда в моем поле зрения появлялось хоть что-то, отдаленно напоминающее его: деталь одежды, прическа или просто небритость. Я не ждала его. Но где-то в глубине души надеялась, что он придет мне на помощь. Я, как дура, не умеющая плавать, но полезшая в холодную воду, хотела схватиться за его плечо, чтобы он вытащил меня на берег. Я надеялась, что он поможет мне выжить. Но он не помог. Он бросил меня, как море вышвыривает на берег рыбку, не способную сопротивляться голоду, болезни или чему там еще… Не знаю, какие несчастья могут быть у рыб. Я ушла сама, по доброй воле, но я ждала, что он кинется вслед, догонит, не позволит мне остаться один на один с горем, страшнее которого ничего на свете не может быть. Но он предпочел безопасность, тепло и безмятежность своего острова, он не стал рисковать. Со временем я прекратила надеяться, мой взгляд перестал быть ищущим, цепляющимся за любую черточку, которая может оказаться именно той, что мне нужно.
Прошло столько лет, что я почти забыла его черты. И почти не вспоминала о нем. Было незачем. Мое страдание осталось во мне на веки вечные, но он больше не имел к нему никакого отношения. Ассоциативные связи исчезли. Таяла и память о нем. Даже боль, которая поначалу душила и разрывала меня, стала меняться, как это делают маленькие дети, когда растут. Она не отошла на второй план, потому что с определенного момента в моей жизни не было ни первых, ни вторых, ни каких-то других планов. Она просто стала другой. Я поняла, что с ней придется жить.
Когда я увидела его, то оказалось, что я совсем к этому не готова. Более того. В свое время мне стоило больших усилий перестать его ждать, и мои глаза с трудом отвыкали от постоянного мучительного рыскания по
