— Ладно тебе, — тихо ответила я, — мы же не навсегда у них остаемся, переночуем только.
— Тебе решать, но я глаз с него не спущу.
Народ перед нами расступился, и мы снова вошли в деревню.
— Лучше б они вместо золота нам лошадей выделили, хотя бы парочку, — проворчала Люська. — А то, чувствую, к концу нашего путешествия, мои ноги под корень сотрутся.
— Как такое возможно? — изумился Манка, хлопая своими зелеными глазками.
— Возможно, рыжик, все возможно, — ответила подруга бывалым тоном.
— Ладно, какие будут предложения? — спросила я своих друзей и внимательно их оглядела.
— Пойдем прогуляемся, — предложила Люська.
— Идем, — согласилась я и вручила золото Вицемиру.
Деревня, определенно, мне нравилась. Здесь даже хрюшки были розовые и чистые, как в мультиках. Как обычно, мы забрели на ярмарку и остановились возле лавочки с одеждой. Ле Манги Рэй фыркнул и, сказав, что не рыцарское это дело разглядывать тряпки, пошел к оружейной лавке.
— Совсем неплохо! — воскликнул Вицемир, звеня монетами.
— Что неплохо? — не поняла я, щупая материал, из которого была сшита довольно премиленькая блузочка. Ткань была легкой и тонкой, но отнюдь не прозрачной. Фасон блузки ностальгически исключительно по бабушкиным фотографиям напоминал о шестидесятых. Ретро-стиль.
— Нам вручили премию в тридцать золотых! — продолжал радоваться Вицемир.
— Вот и отлично, сколько стоит этот блузон? — спросила я продавца.
— Это дриадская ткань! — гордо ответила женщина средних лет.
— Ну и сколько?
— Пять золотых.
— Грабеж! — возмутилась я и отошла от прилавка.
К нам подошел Манка, низко опустив голову и о чем-то громко вздыхая.
— Отчего ты, друг, не весел, буйну голову повесил? — перефразировала Люська, пытаясь заглянуть рыжику в глаза.
— Там такие доспехи продаются! Высший класс! — оживился он, а потом вздохнул: — А мои уже почти пришли в негодность.
— А я думала они тебе в наследство достались и ты с ними никогда не расстанешься, — сказала я, оглядев изрядно попорченные железки рыжика.
— Что ты! Мне их выдали после посвящения в рыцари.
— А сколько стоят доспехи, понравившиеся тебе?
— Не дорого, всего десять золотых.
Мы с Люськой присвистнули, а Вицемир шепнул:
— Между прочим, это Манка убил Штушу-Кутушу, если вы помните.
— Хорошо, выдели ему десять золотых, а то придется всю дорогу любоваться его постной физиономией и слушать жалостные вздохи.
Рыжик засиял, словно медный таз, и, взяв золотые, тут же кинулся покупать себе новое облачение.
Так незаметно пролетел день и наступила ночь. Мы приняли ванну, чем привели Манку в изумление (он, по его словам, не видел никакого смысла в столь частых омовениях). А потом сразу завалились в застеленные душистыми простынями постели. Ох, блаженство! Я потянулась, зевнула и закрыла глаза, собираясь отбыть в царство Морфея. Из состояния неги меня бесцеремонно выдернул Вицемир.
— Вставай! — затормошил меня защитник. — Чует мое сердце, что-то здесь не так.
— Что за шутки посреди ночи? — возмутилась я, с трудом разлепляя один глаз, второй упорно не хотел открываться.
— Это не шутки!
— А что это, по-твоему?
— Интуиция, если хочешь! Говорю тебе, вставай!
В моем сердце что-то екнуло, и я вскочила с кровати.
— Буди Люську с Манкой! — продолжал нервничать снеговик, кружа по комнате как большой назойливый комар.
Я кинулась к подруге и принялась ее тормошить. Та на удивление быстро среагировала и, вскочив, бешено завертела головой.
— Что такое? Что случилось?
— Не знаю, но Вицемир предчувствует что-то нехорошее, — ответила я, — буди рыжика, надо линять отсюда!
Манка спал за ширмой, и его богатырский храп, наверное, было слышно даже во дворе. Люська быстро оделась и заскочила за ширму.
— Манка! — услышала я ее громкий шепот. — Манка! Тревога!
Что-то загремело, затем раздался Люськин писк:
— Ты мне на ногу наступил, кретин! Ты что, в железках спишь?!
— Извини, — пробормотал рыцарь, — я не наступал тебе на ногу, это шлем упал.
— Некогда извиняться! Надо сваливать отсюда! Давай быстрее! — стала торопить она его.
— А что случилось?
— Жареным запахло, вот что!
— Кто-то готовит?
— Блин, ну садовая твоя голова! Давай живее!
Опять что-то загремело, затем послышалось сдавленное Люськино хихиканье.
— Ну у тебя и подштанники, рыжик!
Манка что-то буркнул в ответ, а из-за ширмы выползла подруга, согнувшаяся в три погибели от смеха. Через пару минут вышел Ле Манги Рэй, весь красный от смущения.
— Ну что делать дальше? — спросила я Вицемира.
— На первом этаже горит свет. Вероятно, там кто-то есть. Остается окно, — ответил он, а я возмутилась:
— Ты рехнулся? Мы ведь на втором этаже! Я летать, как ты, не умею!
— Заприте дверь!
— Чем?
— Манка, придвинь к двери тумбочку.
Рыжик выполнил просьбу, а я выглянула в окно. Во дворе топтались два гоблина и три тролля при полном вооружении. Вокруг них крутился толстячок, который выдал нам сегодня награду. Предатель, иуда, не зря он мне так не понравился! Решил с Дамортона за нас вознаграждение содрать! Кстати, откуда он знает, что среди нас есть Избранная? Я с подозрением покосилась на сонного рыжика и спросила:
— Ты, случайно, никому не говорил ничего лишнего?
— Нет, — Манка отрицательно покачал головой и зевнул.
— Это не он, — ответил Вицемир. — У старосты наверняка другие источники.
— Так это староста? — воскликнула Люська и тоже выглянула в окно.
— Не засветитесь, — предупредил защитник и вытащил жезл эльфа.
Тем временем староста с гоблинами и троллями вошел в таверну.
— Невидимость? — уточнила я, глядя на Вицемира.
— Да, прыгнете в стог сена, он как раз так удачно под окном стоит, и бегите за дом. Там конюшня.
— Это же конокрадство! — возмутился Ле Манги Рэй.
— У тебя есть варианты получше? — ехидно спросила его Люська, и рыжик замолчал.
— Быстрее, — поторопил снеговик, — они с минуту на минуту будут здесь!
Я взмахнула жезлом эльфа, он — слава богу — сработал, сделав всех невидимыми, и мы стартанули по очереди из окна, свалившись прямо в стог колючего сена, после чего кинулись за дом.
— Все на месте? — тихо спросила я, стоя возле конюшни.
— Все, — ответил защитник. — Теперь за лошадьми!
Я быстрым шагом направилась в конюшню, слыша рядом с собой громыхание доспехов рыцаря. Где-то сзади раздался возмущенный Люськин писк:
— За что?
— За дело? — Вицемир разозлился. — Невидимость сейчас пройдет, а она стоит и солому из волос выдергивает!
Уверена, что снеговик наградил Люську пинком под зад.
Мы вбежали в конюшню и стали осторожно выводить коней из стойла, к этому времени магия невидимости постепенно рассеивалась. На лошадей вскарабкаться нам помог Манка, а потом сам лихо запрыгнул на коня и тронул поводья. И как ему, облаченному в груду металла, удалось сделать это с такой легкостью!
Наша маленькая кавалерия летела по улицам деревни. Как же было трудно управлять этими лошадьми! Они совершенно не хотели двигаться в нужном нам направлении. На подмогу опять пришел рыцарь. Он перехватил поводья наших коней, и мы понеслись следом за ним. Стук копыт гулко разнесся по улочкам, и, конечно, нас обнаружили.
— Держи их! — заорал староста, и гоблины с троллями кинулись нам наперерез.
Мы ураганом пролетели мимо них, и, изрыгая от ярости ругательства, гнусная свора кинулась обратно в деревню. Едва мы покинули оказавшийся столь негостеприимным кров, как сзади раздался грозный рык.
— Это еще что? — испугалась я и, обернувшись, обнаружила погоню.
Наши преследователи ехали верхом на странных животных с головой льва, бычьими рогами и лошадиным крупом. Вицемир притормозил и, подобно Зевсу-громовержцу, стал метать в преследователей голубые молнии. Их зверокони пятились, рычали и, сбрасывая своих седоков, кидались на защитника, пытаясь достать его своими клыками. Воспользовавшись паникой в рядах врагов, мы успели отдалиться на приличное расстояние. Через некоторое время рядом со мной возник Вицемир.
— Думаю, нам удалось оторваться, — слегка запыхавшись, доложил он. — Пока они поймают своих озверевших ярконей, мы будем уже далеко.
— Кого поймают? — не поняла Люська, судорожно цепляясь за гриву.
— Ярконей. Это те же лошади, но возят они только гоблинов и троллей. Их очень легко привести в ярость, и тогда им ни до чего не будет дела. Это одно из их слабых мест.
Через некоторое время, убедившись, что погони нет, мы чуть придержали коней, переходя на неспешную рысь.
— И все же хорошо, что староста оказался предателем, — задумчиво протянула Люська, нелепо сидящая на лошади.
