Бека почувствовала, как уголки ее губ тронула улыбка.
— У меня сложилось впечатление, что ты принял меня за чокнутую хиппи.
— Ну а ты считала, что я капризный, жесткий, заносчивый бывший морской пехотинец. — Рассмеялся он. — Как ни странно, но мне на самом деле нравятся чокнутые хиппи.
Бека почувствовала, как ее сердце забилось быстрее, порхающие бабочки, казалось, гонялись друг за другом внутри ее живота.
— Неужели? — спросила она дразнящим тоном. — Все-привсе чокнутые хиппи?
Маркус помолчал, словно раздумывая.
— Нет. На самом деле, есть одна особенная, которая каким-то образом проникла мне под кожу. — Он наклонился ближе, как будто собирался поцеловать ее, но затем отстранился, оставив ее чувствовать себя потерянной. Улыбка соскользнула с его лица, сменившись серьезным выражением.
— Могу я задать тебе вопрос?
Она посмотрела вниз на их соединенные руки, обдумывая все вопросы, которые он мог бы задать, на которые она не смогла бы ответить — по крайней мере, всей правды. Посмотрев на него, она глубоко вздохнула.
— Конечно, в чем вопрос?
Маркус вгляделся в ее лицо, как будто мог прочитать ответ еще до того, как сформулировал вопрос.
— Между тобой и этим парнем Кешем что-то есть?
Бека чуть не захихикала от облегчения. Да, был момент, когда она подумала, что между ними может что-то получиться… но этот момент давно забыт. Если быть честной с самой собой, она не могла представить, что будет с кем-то, кроме Маркуса. Она ни на секунду не поверила, что у них есть какой-то способ наладить отношения, но он был единственным, о ком она думала. Кеш даже не входил в уравнение.
— Нет, — решительно заявила она. — Мы просто друзья. Ничего больше, ни в прошлом, ни в будущем.
— Хороший ответ, — сказал Маркус и поцеловал ее, наклонившись, чтобы коснуться ее губ своими, сначала нежно, а затем более настойчиво, заставив ее ответить на поцелуй. Так она и сделала, скользнув вперед в защитное кольцо его рук, которые сжались вокруг нее в ответ.
Его пьянящий запах заполнил ее ноздри, та особая смесь соли, моря и мускуса, которая принадлежала только ему. От одного его запаха кровь прилила к низу ее живота; ощущение его сильных рук, сладкий вкус его рта заставляли все ее тело пульсировать от страсти и желания.
Маркус издал глубокий горловой стон и начал отстраняться.
— Не смей, — прошептала она ему на ухо. — Если ты перестанешь меня целовать, тогда я… Я тебя укушу.
— Ты все равно можешь укусить меня, — предложил он, покусывая ее шею и посылая дрожь предвкушения вниз по ее спине. — Но мы должны остановиться. У тебя болит нога. — Он неохотно разжал руки.
Бека смотрела в его глаза, такие темные от желания, что они были словно бездны вечности, захватывая ее душу в свои глубины.
— Моя нога в порядке, — сказала она, вставая, чтобы показать ему. — Смотри, я не хромаю.
— Что ты делаешь? — Хрипло спросил Маркус, тоже вставая. Он выглядел так, словно хотел схватить ее и притянуть обратно в свои объятия, но не осмеливался.
— Я покажу тебе фокус, — сказала она, улыбаясь.
— Что?
Она жестом попросила его отойти и наклонилась, чтобы потянуть потянувшись за петлю на диване, раздвинув его.
— Вуаля, — сказала Бека. — Кровать.
— О, слава богу, — сказал Маркус, подхватывая ее на руки и укладывая на кровать, а затем быстрым движением стягивая через голову рубашку, прежде чем присоединиться к ней. — Я хочу тебя так сильно, что мне кажется, сейчас взорвусь.
— Я слышала, что морские пехотинцы хорошо управляются со взрывами, — сказала Бека, поворачиваясь на бок, лицом к Маркусу. Она нетерпеливо провела ладонями по его груди, вверх по плечам и вниз по его сильным мускулистым рукам. Его губы снова нашли ее, и все растворилось в безумном тумане прикосновений, вкуса и блаженного эротического ощущения; его пальцы и язык исследовали ее, открывая тайны, о существовании которых она даже не подозревала.
Их одежда разлетелась в разные стороны, словно зачарованная, и ощущение его обнаженного тела на своем сводило ее с ума от желания. Когда они соединились, она почувствовала, как ее ногти впились в его спину, но это только заставило его двигаться глубже и быстрее внутри нее. Волны страсти поднимались вверх, чтобы утопить их обоих в вихрях наслаждения, усиливаясь и убывая, кружась и мчась, все выше, все сильнее, пока вместе они не достигли вершины со стонущим, пульсирующим оргазмом, которое сделало их тела одним целым, объединенным в радостном торжестве.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
После этого они лежали в объятиях друг друга, тяжело дыша и смеясь. Бека положила голову на грудь Маркуса, прислушиваясь к сильному биению его сердца, и внезапно до нее дошло: Чуи был прав. Каким-то непонятным, невероятным образом она влюбилась в этого человека. А это означало, что у нее не было выбора — она должна была сказать ему правду. Даже если это означало, что она потеряет его навсегда.
Глава 17
Маркус попытался вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя хотя бы отдаленно так же хорошо, как сейчас, но тщетно. Лежа с Бекой в объятиях, он изнемогал после страстной ночи любви, а летнее Солнце скользило сквозь косые тени, омывая их обоих маслянисто-желтым теплом. Маркус был так близок к нирване, как никогда прежде.
До сих пор его жизнь в основном сводилась к выживанию, не более того. Он пережил то, что мать бросила его, пережил суровый и жестокий подход отца к воспитанию детей, пережил потерю любимого младшего брата — хотя и с большим трудом. Затем он пошел служить в морскую пехоту и пережил учебный лагерь и двенадцать лет в суровой пустыне.
Впервые с тех пор, как он был ребенком, он почувствовал что-то похожее… на надежду. Проблеск счастья, проблеск множества возможностей. Очевидно, Бека была не самой чокнутой в этой комнате. И все же, несмотря на все то, что он увидел и узнал за годы, проведенные на этой планете, ему вдруг показалось, что открылся занавес и замаячило будущее, на которое он никогда не надеялся.
И все из-за Беки.
Он посмотрел на нее сверху вниз; на это неожиданное чудо. Ее голова покоилась на его плече, эти восхитительные белокурые волосы ниспадали водопадом шелковых прядей на их обнаженные тела. Одна загорелая нога была заброшена поверх его в удобной позе, а ее рука была перекинута через его грудь, как будто ей не хватало сил, чтобы пошевелить ею. К такому положению вещей он мог быстро привыкнуть.
С долей некоторого шока он понял, что может привыкнуть ко всему, что связано с ней: к самой Беке, сексу, объятьям… навсегда.
Навсегда… никогда прежде он не задумывался над этим словом. Все в его жизни всегда было временным. Он жил с отцом, пока не стал достаточно взрослым, чтобы уйти, служил в морской пехоте, пока не перестал терпеть убийства, вернулся домой, чтобы заботиться о своем больном отце, пока старик не умрет или не поправится настолько, чтобы обходиться без него. Но внезапно он поймал себя на том, что думает о долгосрочной перспективе: остепениться, найти какое-то занятие на всю оставшуюся жизнь, которое действительно что-то значило для него, и, возможно, просто возможно, разделить с кем-то жизнь.
Он слегка рассмеялся, понимая, что забегает вперед. Далеко вперед, ведь еще нужно учитывать мнение одной совершенно чокнутой, но завораживающей хиппи-серфингистки. Не было ни одной разумной причины, почему они могли бы быть вместе. Они были такими разными, а он вернулся с таким тяжелым грузом на душе. Зачем женщине, полной света и жизни, интересоваться таким темным и преследуемым призраками прошлого мужчиной, как он?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И все же на мгновение он осмелился надеяться. В Беке было что-то настолько реальное и правдивое, что ему казалось, будто он может найти в себе что-то настоящее и истинное и вынести это наружу. Ему часто говорили, что у него проблемы с доверием — и неудивительно, ведь его собственная мать бросила его, когда он был ребенком, отец был повинен в смерти горячо любимого брата, а последнюю дюжину лет он провел в зоне боевых действий. Но с Бекой он чувствовал, что, каким-то образом, сможет научиться доверять. И снова в его голове появилась безумная мысль.
